Падчерица Синей Бороды - Васина Нина Степановна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/78
• Следующая

Взволнованный и страшно довольный собой, в длинном кашемировом пальто, сверкая золотыми резцами, на нее с обожанием смотрит… брат Риты Мазариной! Пока, застыв на холодном ветру, Алиса уговаривает себя, что это ей только снится, брат подносит к губам указательный палец с тяжелым перстнем и предлагает полное взаимопонимание и любую помощь.

– Что вы тут делаете? – шепчет Алиса. – Как вы сюда попали?

– Я за тобой приехал, я ждал в квартире, а ты разделась, – шепчет Мазарин, присев, чтобы его не было заметно, если вдруг гостю захочется отодвинуть штору. – Я потом уже хотел выйти, когда ты вином облилась, а тут пришел мужик. Я тебя люблю, будешь моей женой?

Алису затрясло.

– Он меня убьет, он плохой человек, – с трудом выговаривает она слова.

И вот, сидя, Мазарин распахивает полы своего пальто, и Алиса тоже приседает и подползает к нему, поворачивается спиной, и два черных крыла, теплые, с запахом незнакомого вспотевшего мужчины, укрывают ее.

– Ты его знаешь?

– Нет! – шепчет Алиса, чувствуя сквозь тонкую кофточку влажные, горячие ладони у себя на плечах. – Я думаю, он хочет избивать меня и грабить!

– Будешь моей женой? Я решу все твои проблемы.

– Я не могу пока, я еще несовершеннолетняя!

– А потом? Потом – будешь? – Притянув к себе плечи девочки, брат Мазарин со сладострастным стоном осторожно… кусает ее под лопаткой.

– Ты должен за мной ухаживать, покупать мороженое и водить в кино, – справившись с судорогой, пробежавшей по позвоночнику после укуса, шепчет Алиса.

– Я тебе сразу могу подарить холодильный комбинат и кинотеатр, только пообещай!

– Да нет же! Так неинтересно. Мне нужно эскимо по субботам в зоопарке и колесо обозрения!

– Иди. Будет тебе и зоопарк, и колесо. Иди, а то он выйдет сюда, а тебя здесь не должно быть, когда он выйдет.

В комнате, заправив за собой шторы, еще дрожа, Алиса смотрит на жующего гостя.

– А вы… Вы уверены, что я ваша дочь? – осторожно интересуется она.

– Главное, что в этом была уверена твоя мать, Лизка. Она сразу сказала, как только забеременела. Твой, говорит, ребенок, и все! А я ж не дурак, я сразу сказал, чтобы доказала! А она го-о-ордая была, фу-ты, ну-ты! Мы с ней со второго класса за одной партой сидели. А когда тебе было года два, она как раз закончила вечернюю школу, и я, как честный джинтель… как честный мужик, предложил ей пожениться. Ну, что ты! Куда сунулся со своим свиным рылом! Отшила, короче, я ей и надавал как следует. Сестрица ее, помню, все уговаривала подать на меня в суд, все-таки, сама понимаешь, отбитая почка – это тебе не хухры-мухры, да Лизка не стала судиться. А почему-у-у?.. – спросил гость у потерявшей дыхание Алисы. – А потому, что любила меня, чухалка! Ну? Что уставилась? Висит?

– А?..

– Висит твой хахаль на балконе?

– Висит, – кивнула Алиса, – он висит там, все в порядке, не беспокойтесь…

– А чего мне беспокоиться? – хохотнул гость. – Это ты теперь беспокойся и очень даже умоляй меня признать тебя законной дочерью. Теперь это запросто – анализ какой-то там кислоты из организма и все дела. И что? Голый висит?

– Не-е-ет… В пальто.

– Вот же придурок, ты подумай, столько хороших вещей изгадил, а пальто оставил, значит, для повешенья. Конечно, холодно сейчас без пальто вешаться, а? А скажи-ка мне, дочура, кто есть этот любовник?

– Он… Он друг моего отчима. Был… То есть отчим был, а друг есть. То есть друг тоже уже был, потому что повесился, – пошатнувшись, Алиса опускается в кресло.

После этих слов гость напрягся и, хотя бутылку не оставил, нервно обошел комнату и осторожно заглянул за занавески.

– А как выглядит этот твой любовник? – спросил он почему-то шепотом, бледнея лицом.

– Ну, как они выглядят, когда повесятся? – бормочет Алиса, стиснув руки, чтобы не дрожали. – Лицо становится расслабленное, отекшее, с синевой…

– А особые приметы есть? – Мужчина вдруг подбежал к Алисе и дохнул в лицо спиртными парами.

– А-а-а?.. – отшатнулась Алиса.

– Я спрашиваю, есть особые приметы у этого твоего хахаля?

– Ну, какие приметы? Приметы… – задрожала, отшатнувшись, Алиса. – Какие бывают при этом приметы? Язык вываливается, у некоторых происходит расслабление кишечника…

– Ты мне дурочку не корчи! – Мужчина вдруг схватил Алису за волосы на затылке и нагнул ее голову вниз. – Я тебя о приметах спрашиваю, а не о признаках удушения! Что у него на лице?!

– На лице? – стонет Алиса, ничего не понимая.

– Есть у него что на лице?

– Есть! Нос есть, глаза, родинка… есть!

– Ну вот, вспоминаешь понемногу! – «Папаша родной» еще ниже пригибает голову Алисы, ей приходится стать на колени. – А может, это и не родинка, а родимое пятно?

– Может быть, отпустите волосы!

– А как ты его ласково называла, а?

– Пустите, больно!

– Больно ей… – отпускает гость волосы.

Алиса на коленках отползает в угол и прячется за креслом.

– Для родного папочки вы слишком бессердечны!

– Что, отчим понежнее был? – грязно усмехается гость. – Как любовничка называла, чухалка?

– Я его называла козленочком! – отчаялась что-либо понять Алиса. – Мышонком, барсучком, петушком!

Тут она замечает, что гость ее не слушает. Он застыл лицом после первых слов. Покачиваясь, прикладывается к бутылке, копается у себя в кармане на джинсах, вынимает какой-то гладкий продолговатый предмет, и вдруг с тихим щелчком из его ладони выскакивает широкое лезвие финки.

– Козленочком, значит! – шепчет он, покачиваясь. – Ну, козла-то я из петли выну. По старой дружбе! – подмигивает он Алисе и идет к балконной двери.

Игорь Анатольевич Мазарин, отследив по часам сорок минут, вышел из машины и задрал голову вверх. С темного неба сыпал легкий снежок, снежинки в вышине были не видны, а попадая в свет чужих окон, вдруг проявлялись и бросались к лицу, как застигнутая врасплох колючая мошкара. Игорь Анатольевич походил туда-сюда, сел в машину, поговорил о погоде с телохранителями, опять вышел и решил как-то напомнить брату на шестом этаже, что тот запаздывает. Он решил посигналить. Наклонившись, нажал на клаксон. Сразу же в окне первого этажа проявился возмущенный житель в майке. Житель грозил кулаком и широко разевал рот в крике, Игорь Анатольевич давил на клаксон, сыпал легкий снежок, житель первого этажа в майке так завелся, что бросился откупоривать свое окно, Игорь Анатольевич сигналил, сигналил, сигналил… Сначала ему почудился словно шелест какой-то вверху, а потом джип содрогнулся, потому что на него свалилось тело.

Игорь Анатольевич успел в последний момент отпрыгнуть. Первым сориентировался телохранитель, который обычно сидит сзади водителя. Из окна высунулась ладонь и обхватила покачивающуюся, неестественно вывернутую руку свалившегося сверху мужчины.

В другой руке упавший крепко зажал бутылку. Он дернулся несколько раз и затих.

– Пульса нет, – доложил телохранитель выжидавшему в отдалении Мазарину.

– Откуда упало? – поинтересовался хозяин, осматривая балконы.

– Точно не заметил, но, по-моему, так, на всякий случай, нужно срочно забирать вашего брата и сматываться. Посигналить?

– Нет! – крикнул Мазарин и с опаской посмотрел вверх. – Сигналить больше не будем.

В окне первого этажа мужчина в майке прилип к стеклу и раздумал ссориться.

Из подъезда вышел Григорий Анатольевич Мазарин. Он подошел к джипу, стащил за ногу упавшего, сел в машину и чистым, просветленным взглядом посмотрел на брата. Поскольку брат молчал, как отключенный, Григорий Анатольевич коротко объяснил:

– Это ее отец. Пришел вдруг как-то не вовремя, не успели хорошо поговорить.

– Гоша, – проникновенно обратился к брату Игорь Анатольевич, – ты что, решил проблему, не посоветовавшись со мной?

– Некогда было советоваться. Девочка попросила меня помочь, я помог. Теперь она согласится выйти замуж. А ты смешной…

– Я смешной?!.

– Да. Цветы, шоколад, медвежонок! Хорош бы я был с букетом и коробками на балконе! Полным идиотом бы я был!

• Предыдущая
• 34/78
• Следующая