Поезд для Анны Карениной - Васина Нина Степановна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/79
• Следующая

Майор Карпелов приказал двум сотрудникам поехать к большому частному дому – двадцатый километр по Ленинградской дороге. В доме жила семья директора крупного промышленного объединения, у этой семьи была белая сибирcкая кошка по кличке Маркиза. Приказано было осмотреть вокруг дома все деревья и близлежащие постройки, опросить соседей, не появлялся ли подозрительный субъект поблизости, а если кошку все-таки пристрелят, шума не поднимать, организовать засаду и задержать того, кто придет забирать никому не известное оружие размером предположительно с небольшой ящик.

Сотрудники добрались благополучно до места назначения. С трудом, но настойчиво объяснили хозяину дома необходимость их пребывания в ближайшие дни и сообщили Карпелову, что кошка жива и здорова, предпочитает сырую рыбу, линяет, носит на шее красный кожаный ремешок с именем и телефоном хозяина.

Очень возбужденный после такой информации, Карпелов приказал немедленно этот ремешок снять и проследить, чтобы никто из домашних не надевал и не брал в руки ничего, что имеет хотя бы отдаленное отношение к красному цвету.

После этого требования хозяин дома пригрозил написать жалобу, а хозяйка и дети перевернули вверх дном все в доме.

Карпелов раздумывал, куда мог подеваться Миша Январь, убежавший с кладбища, и каждые пять минут отвечал на очередной звонок-вопрос типа: «А красные бархатные тапочки тоже нельзя?» или «Можно ли есть помидоры, если спрятаться в подвал, где нет окон?»

К полудню Миша нашелся. Его задержали фе-дералы и допрашивали почти три часа без перерыва. Уверения Миши, что он сотрудник отдела Управления внутренних дел Западного округа, ни к чему не привели. Холеные мальчики спрашивали: «А фотографом подрабатываешь в свободное время?» Когда Миша честно рассказал, зачем он надел длинную футболку и нацепил фотоаппарат, мальчики вроде даже обиделись. Такими вот обиженными их и обнаружил приехавший за Январем Карпелов. Он цепко охватил одним взглядом грустную фигуру оперуполномоченного и спросил, показывая на его лицо:

– Это здесь тебя?

Миша отрицательно покачал головой.

Карпелов оформлял документы, Миша ходил за ним понурый и молчаливый. В машине майор первым делом схватился за фотоаппарат, но Миша, вздохнув, рассказал совершенно невероятную историю, которая произошла с ним на кладбище.

– Значит, – подвел итог Карпелов, когда Миша замолчал, – эта женщина стояла на кладбище у своей могилки, а когда ты ее сфотографировал, обиделась, потом сделала тебе подножку и засветила пленку. А ты так сильно приложился умной мордой лица, как ты любишь выражаться, что даже не сделал попытки ее задержать?

– Да я просто обалдел! Я думал, у меня глюки. Она... Это не объяснить. Она такая... гордая. Нет, наглая и грустная, а вообще – глаз не отвести.

– Ну понятно, обалдел, значит. А почему она у тебя пленку выдернула?

– Сказала: «Извини, но я плохо получаюсь на фотографиях». Да. Так и сказала, что плохо получается на фотографии. Ее возле этой дохлой собаки в гробу и близко не было! Она стояла сама по себе. На вас смотрела.

Они немного помолчали, потом Карпелов завел машину и поехал.

– Если ты ей не понравился как фотограф, она могла сразу у своей могилки у тебя пленку выдернуть. Нет, друже, она тебе подножку сделала, когда увидела, что за тобой бежит фээсбэшник!

– Она испугалась, что они проявят эту пленку!.. – радостно подхватил Миша Январь.

– Есть какие-нибудь интересные моменты для нас во всем этом или вообще – чистый бред! – воскликнул Карпелов.

– Ну как, – задумался Январь, – она очень загорелая, я хочу сказать, что ее лицо, оно было без косметики и загорелое. Как будто только что с юга. Вся в черном. И издевалась.

– Издевалась?

– Ну да. Словно она знала, что мы только вот ее фотографии в «Плейбое» разглядывали. Плохо она получается, – усмехнулся Январь.

– Ты такой пришибленный, потому что тебя федералы потрепали или приложился хорошо? Миша Январь задумчиво потер шею.

– Честно? – спросил он, отвернувшись к окну.

– Как получится, – пожал плечами Карпелов.

– Я, конечно, приложился, но она у меня все время стоит перед глазами, ничего поделать не могу. Есть же женщины на свете! Сразу понимаешь, зачем нужны мужики.

– Значит, она тебе не померещилась? Все-таки бессонная ночь, этот журнал, может, это твое воображение?

– Вот вы и не верите. Давайте профессионально подойдем к этому. Она в городе. Она кого-то провожала на кладбище, потому как была в черном. Она не хочет, чтобы ее фотографировали. За час можно выяснить, что она там делала. Нам это надо? Вопрос! В органах она числится умершей, вы хотите, чтобы мы перековыряли эту ее подставку только для того, чтобы пожурить за снимки в голом виде? Да я для нее что хочешь сделаю. Если позовет, – добавил грустный Январь.

– Ну что ж, тогда давай закончим дело Пеликана. Поедешь к кошке Маркизе. Лишний не будешь. Кстати, у меня такая идея появилась. Мамацуи – это имя, так? Допустим, я знаю, что у тебя есть собака. Я как скажу? Мишина собака. А у этого Мамацуи есть удав, я узнал.

– Удав Мамацуи, – кивнул Миша, – я понял, у удава нет имени. Просто удав. Почему бы мне не поехать к этому удаву, раз кошку уже охраняют?

– Мы кошку не охраняем, а очень даже надеемся, что ее пристрелят, тогда можно будет конкретно засаду использовать. Это раз. Попробуй прорвись в японское консульство, даже если удаву посла угрожает опасность, это два. Невозможно же объяснить! Этот директор, он русский, а впал в полную истерику, кричит, что мы сошли с ума. Так что ты поезжай к кошке, отдохни там немного, а я к завтрашнему дню постараюсь вытрясти из Пеликана, откуда у него дискета.

– Пеликан не знал, что Мамацуи – не кличка, – задумчиво сказал Миша. – Он информацией воспользовался выборочно. Когда он посылал записки о смерти созвучных кличкам бандитов животных, он хотел снять на кладбище офицеров милиции. Такая вот хохма выходила.

– Допустим, – подхватил его мысль Карпелов. – Пеликан уверен, что Мамацуи – кличка бандита или криминального элемента, ведь все остальное на этой дискете – криминал! Он узнает у ветеринара или по другим каналам, что есть удав Мамацуи, но ему и в голову не приходит, что этот удав живет у человека по имени Мамацуи. Если же этот гаденыш все знает и хочет отправить японскому консульству записку о похоронах Мамацуи!.. Ну как же мне надоели эти дохлые собаки, крокодилы и белые мыши посла Нигерии!

– А что там насчет сердечного ритма удава? – поинтересовался задумчиво Январь. – Отличается наверняка.

– Тебя и близко не подпустят к японцу.

– А если я сделаю такую морду лица, как будто... – вдохновенно начал Январь, но Карпелов его перебил:

Вылечи сначала на этой морде синяк.

Сначала Пеликан сказал, что нашел дискету случайно: валялась в одном студенческом общежитии. Карпелов вопросов задавал мало, сосредоточенно писал, изредка бросая на Пеликана внимательный взгляд, но не пристрастный, а так, словно задумался, как правильно составить предложение. Пеликан бубнил про общежитие, на столе все время трезвонил телефон, Карпелов стучал поднятой трубкой или быстро проговаривал «я занят, потом», в окна ударил сильный теплый дождь, отрезав их от действительности пеленой воды на стеклах, тикали громко настенные часы, и Пеликан наконец не выдержал.

– Что вы все время пишите? – спросил он. – Вы же не слышите, что я говорю!

– Что? А, точно, не слышу, да мне это и не надо. Протокол пишу, потом эту, докладную начальству, еще объяснительную. А куда спешить? Мой напарник сейчас выяснит, откуда у тебя дискета. Тогда я и запишу твои показания на эту тему. Я уже понял, что говорить с тобой просто так бесполезно, ты дурак еще по молодости лет и не чувствуешь, когда тебя топят, а когда из дерьма вытаскивают.

– Какого дерьма? – поинтересовался Пеликан, распахнув ресницы.

Карпелов отложил ручку, откинулся на спинку стула и посмотрел на Пеликана в задумчивости.

• Предыдущая
• 20/79
• Следующая