Поезд для Анны Карениной - Васина Нина Степановна - Страница 64
- Предыдущая
- 64/79
- Следующая
– Я сделаю его, – сказала Ева, прищурив глаза, – за бабочку в пространстве. А за прожиточный минимум и машину спасибо. Несколько вопросов. – Она смотрела в запотевшее стекло. – И какое правительство у власти в этой самой России, агентом безопасности которой я являюсь?
– Правительство спасения. На днях выберут парламент, а пока эти дни пройдут – столько народу перестреляют, чтобы своих людей в этот парламент засунуть!
– Кто?!
– Военные – это раз. У них вообще намечается большинство, потому что шантажируют силой и угрожают мировую войну развязать. Бандиты – это два. Сходка намечена большая, постреляют, поспорят и выберут своих, чтобы потом протащить. Союз промышленников и аграриев, который эту заваруху объявил, пока в большинстве, но и среди них не исключены проблемы. Двадцать губернаторов раздали акциями в собственность своему населению все крупнейшие промышленные объекты, объявили землю в частную собственность и определили границы своих губерний. В промышленных зонах условия существования довольно жесткие, зарплату платят едой на всех членов семьи, по вечерам люди дежурят в вооруженных нарядах, границы охраняют, но все – собственники, все – хозяева. Что поражает! Люди добровольно пошли в кабалу. В некоторых губерниях, пока завод какой-нибудь не восстановят, рабочим запрещено покидать границы штата. Зато и границы эти теперь – только территориальные, никаких национальных интересов. Появились, конечно, банды в тайге и на Урале, несколько колоний строгого режима разрушены, заключенные бежали, а так ничего, пока народ живет как ни в чем не бывало.
– А куда делись левые, правые?!
– Почти все политические партии растворились. Так, митингуют помаленьку, но народ не поддерживает. Потом, в спокойствии, может, и проявятся.
– А Москва? – спросила Ева. – Москва в какой губернии?
– Москва просто называется Центр, в ней будут установлены центр связи, информационный и банковский центры. Охранять Москву и кормить будут сообща.
– Ладно, ребята, а вы кто? Промышленники? Аграрии?
Мы – центр. Вернее, его безопасность.
– И на кой нам эта Франция сдалась, да? И Италия ни к чему, да, маленький?.. Мы с тобой поедем в деревню Рыжики, там хорошо, только паровоз ездит, нечистая сила, а мы не пойдем на путя, да? – Муся разговаривала с маленьким Сережей, он устроился у нее на груди и покачивал напряженно поднятой головкой. Сама Муся лежала на ковре и одеялах вместе с Евой и Далилой. У Далилы под мышкой пристроился Кеша, Ева положила на себя девочку. Девочка покачивала напряженной головкой и пускала слюну. – Будем землю пахать и деревья растить, да? Я теперь получаюсь собственница. Мне, как постоянной жительнице, кроме моих двенадцати соток полагается еще полгектара, могу продать! А я не продам, сад посажу, вырастут дети, будут там яблоки собирать, да?
– У тебя твою землю сто раз отнимут, – пробормотала задремавшая Далила, – у нас страна неустановившейся власти.
– А хоть и отнимут, все людям достанется, не съедят же они мои яблони.
– Вырубят, построят химический завод. – Далила не сдавалась.
– Какая ты унылая, что ж теперь и яблони не сажать?!
– Сажай, Маруся, яблони, рожай детей, пой песни; если ты не будешь это делать, мы все вымрем, – заявила Ева.
– Все бабы должны рожать детей и петь песни, – объявила свой вариант жизни Маруся, – а мужики строить и делать детей. Да! Чуть не забыла. Сказала про мужиков и вспомнила. Звонил наш муж, он так и сказал, я ваш муж, верните мой портфель.
– А ты что? – поинтересовалась Далила, приоткрыв глаза.
– А я ничего. Трубочку аккуратно положила, и все. Сама разговаривай про портфель, ты выбросила, ты и разговаривай.
– Заколебал, – вздохнула Ева. – Неужели нужно еще пять с половиной месяцев до развода?!
– И свидетели, что он не жил с тобой и не находился в интимных отношениях, – подтвердила Далила.
– И ничего этого не нужно, – заявила Муся, – съезди один раз к нам на станцию, и все дела.
– И что я должна делать у вас на станции?
– Сходить во Вдовий дом.
– Там живет киллер для мужей? – поинтересовалась Далила.
– Нет, у нас есть только один киллер – это баба Шура. Ее так и зовут, баба Шура Киллер. Но она работает, по заказам через церковь: просто-напросто относит батюшке бумажку, чтобы он помолился за упокой души. Человек еще живой, а его – за упокой. Больше недели не протягивает. А Вдовий дом только для женщин, которые хотят стать вдовой.
В этом доме должны быть маленькие окна и много комнат. Переходишь в потемках из комнаты в комнату – как книгу читаешь. Это кровать бабушки, это – комод прабабушки, тут дедушка умер, тут мама первую брачную ночь делала себе. В этом доме деревянные полы и стены, везде стоят сундуки, пахнет сразу всеми людьми, которые тут жили и умерли, по углам селятся паучки и поджидают заблудившуюся муху, за печкой обязательно живет сверчок, а в подполе – одна крыса, своя. Зимой, когда растопишь, в нем тепло – потолки низкие, а летом прохладно – тень от деревьев укроет от солнца. Дом постепенно врастает в землю, стареет, дети и внуки пристроили себе терраски и сделали по отдельному входу. В некоторых таких домах можно до семи входов насчитать. И это еще не берется в расчет подпол, из его низкого – норой – лаза можно тоже попасть в дом. Понятно, что дом должен был жить долго-долго, растить детей, умирать в себе стариков и старух, прежде чем стать Вдовьим домом.
Обычно предназначение дома определяют случайно. Зайдет в гости к хозяевам женщина, чаю попьет или соли займет, поговорит, а выходя, запутается в сумраке множества комнат и выйдет не в ту дверь, в которую вошла. Все, считай, вдова. Сначала, в первый раз, никто этому значения не придает, подумаешь, умер у женщины муж – замерз пьяный на дороге в ста метрах от дома. Второй и третий разы тоже могут пройти незамеченными, но так уж получается в небольших поселениях, что всегда найдется какая-нибудь бабка, которая заметит и расскажет. И это будет обязательно бабка, и, конечно, сначала никто ей не поверит, и она, как это бывает с такими бабками, войдет в азарт и подстережет, а после закричит на всю округу, как именно это было. «Заходила, милая, к Сергуне чаю занять? Заходила. Разговоры делала? Делала. В какую дверь вышла? А я помню в какую! Там дверей не счесть. А я помню! В другую дверь вышла, не в ту, куда вошла, я все помню, теперь плачь-кричи, мужа хорони».
Надо сказать, что, как только эта проныра установит, что дом действительно Вдовий, все, как по уговору, перестают об этом говорить и дальнейшее происходит без обсуждений. И бабка сразу успокаивается и перестает подстерегать. Чего доказывать, все уже ясно. Окрестные женщины начинают задумываться. И есть про что подумать. Редко какая счастлива с мужем, всегда что-то не так. В сердцах, под сильной обидой, соберется, утирая слезы, перекрестится в первый раз в жизни, а пока дойдет до дома, успокоится. Так и сидит то одна, то другая неподалеку от дома на поваленном дереве, лицом светлая, улыбается. Значит, вспомнила, что и хорошее было. Или на руках после роддома с ребенком нес, или пожалел вовремя. Посидит, посидит и уйдет обратно домой.
Те, которые твердо решили, обиды не ждут. По сильной злобе, другой любви или корыстно, стараясь не попадаться никому на глаза, идут, как прогуляться вышли. Заходят быстро в дом, а причина готова: то спросят у Бабушки, какие огурцы сажала – больно хороши в тепличке, то спросят комнату снять на лето, могут даже деньги оставить вперед, а потом, словно случайно, выйдут в другую дверь. Бабушка посмеется: предрассудки это, конечно, но, мол, есть такая примета... А женщина скажет, что в приметы не верит.
И все. Хоронит своего через месяц.
Мужья по-разному умирали, но все естественно. То пьяный под поезд попадет зимой, а летом может запросто и на косу напороться, оскользнувшись схоженной подошвой сапог на мокрой траве. Простывали, сгорали за две недели от внезапного рака, давились пельменем за обедом, стреляли друг друга из охотничьего ружья и тонули в холодной воде. Был, правда, один случай интересный. Дачница жила недалеко, все лето копается на грядках, берет молоко и яйца, с виду простая и обыкновенная, а оказалась ученой известной. Мух исследовала. Станет иногда, обопрется на лопату и смотрит завороженно на старый дом через забор. Потом встрепенется, оглянется, как заблудилась, и опять копать. Бабушка, что во Вдовьем доме жила, говорила деревенским, что поколачивает ее муж, а зимой молодых девок привозит для разврата на дачу, она видела, да молчит, не хочет соседку расстраивать, работящую и тихую. Скоро или не скоро, только пришла эта женщина к Бабушке, заплатила за молоко и вошла в дом. Сели они в потемках, на стене часы тикают, крыса родная шуршит в подполе, женщина молчит, и Бабушка молчит. Помолчали немного, потом женщина встала, а ее как будто ноги не держат. «Простудилась, наверное», – говорит. Бабушка засомневалась, может, она перепутала и по рассеянности выходит не туда, куда вошла. «Вон у меня, – говорит, – калиточка как расшаталась, может, твой муж приедет отдохнуть, забьет пару гвоздей?» Женщина подумала-подумала, посмотрела в лицо Бабушке, посмотрела, куда она показывает рукой – а она показывала на первую дверь, – и, опустив голову, вышла в другую.
- Предыдущая
- 64/79
- Следующая
