Приданое для Царевны-лягушки - Васина Нина Степановна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/71
• Следующая

– Охраняемое учреждение? – удивился Веня. – Тони, это самый обыкновенный морг при восьмой больничке. Тело отца лежало там в металлическом ящике под номером триста два. А за дверью с надписью «лаборатория», под табличкой «органический материал» стояла эта самая пробирка – на ней фломастером был написан номер 302/12. А в другой комнате с надписью на двери «документация», в папке с номером триста два были описаны «отличительные признаки мертвого тела мужчины приблизительно пятидесяти лет» и указан «органический материал, вынутый из разреза кожного покрова в области плеча».

– Минуточку... Что ты все – номер, номер?..

– Так фамилия отца нигде не была написана. Мы его нашли опытным путем.

– Что?..

– Путем внимательного осмотра всех шестерых жмуриков, засунутых в выдвижные ящики. А все, написанное в папках, я тебе передаю дословно.

– У тебя хорошая память, – заметил Платон.

– Не жалуюсь. Я Уголовный кодекс прочитал всего-то пять раз. Когда мне было пятнадцать, отец заставил. Сказал: «Пока не прочтешь пять раз кодекс по уголовке, самостоятельной жизни тебе не дам».

– А Федор?

– Отец сказал, что Федьке это ни к чему. Не поможет.

– Ты уверен, что это просто морг при больнице? Что там не было охраны, камер слежения?

– Дыра вонючая, этот морг. Могу тебя отвезти посмотреть, если хочешь.

– Ничего не понимаю, – Платон откинулся на подушки. – Может быть, это специально так подстроено, может, за вами следили незаметно?..

– Не заметил, – пожал плечами Веня.

– А как вы узнали, что Богуслав... Что его тело хранится именно в этом морге?

– Я обзвонил все морги и больницы города. Было три неопознанных трупа, по описанию схожих с батей. Нам повезло, мы нашли его с первого раза.

– И как?.. И кто? – не может подобрать слов Платон.

– Аврора первая ринулась к ящикам холодильника. «Я, говорит, должна его видеть!» А нашел отца первым я. Она опять: «Я должна это увидеть собственными глазами!» Пока не выдвинула почти всего – ниже живота, не успокоилась. «Теперь, – говорит, – узнаю, родимого!» А что? – Веня занервничал, увидев вытаращенные глаза Платона. – Я тоже... осмотрел его задницу. Татуировку. Чтобы убедиться, что это точно отец. Я как-то, знаешь, не поверю никак.

Платон отвел глаза:

– Гимнаст поехал с вами?

– Поехал. Но в морг не заходил – ждал на улице. Он сказал, что ему лучше туда не соваться, чтобы не будить...– Веня задумался.

– Зверя в себе? – подсказал Платон.

– Н-е-ет...

– Воспоминания?

– Нет. Чтобы не будить надежду, – вспомнил Веня и улыбнулся. – Короче, он, когда узнал об этом самом яйце богомола, очень обрадовался и подговорил меня украсть его из морга. Обещал выходить всех насекомых до единого. Я еще сомневался, вдруг с яйцом уже проводили опыты и оно мертвое, но Гимнаст сказал, что яйца богомола могут провисеть на ветках деревьев и на коре всю зиму, и ничего с ними не сделается – весной вылупятся детки.

– Откуда он знает? – напрягся Платон.

– Знает! Он это дело любит.

– Любит?..

– Взял пробирку, дышит в нее и приговаривает: «Идите к папочке, детки мои».

– О господи, – тяжело вздохнул Платон. – Нужно его навестить. Я давно не был в загородном доме. Розы забросил...

– Тони, у тебя под пунктом шесть – «найти матерей». Это ты про что?

– Это... Это я так просто, на всякий случай. Здоровье, понимаешь, ни к черту. А тут еще сватовство. Подумалось мне, что хорошо бы на свадьбе Федора был его отец или мать. Я-то – всего лишь дядя.

– Отец говорил, что наша мать умерла.

– Ваша?.. – опешил Платон. – То есть – у вас одна мать?

Всмотревшись в дядю, Веня предложил ему выпить.

– Исключительно для здоровья! – уточнил он, не скрывая сочувствия в голосе.

– Нет, только не пить, – скривился Платон. – Откуда ты знаешь Царевну-лягушку?

– А, это?.. Это ерунда самая настоящая, не стоит твоего внимания.

Платон внимательно пригляделся к племяннику. Тот смотрел поверх головы дядюшки честным, не замутненным сомнениями взглядом.

– Говори! – зловещим шепотом потребовал Платон.

– Ладно, Тони. Это действительно ерунда. Ты когда-нибудь курил опий?

– Что?.. Нет, не курил.

– А пару затяжек канабиса наверняка делал, когда в студентах ходил? Тогда времена были тяжелые: одну папироску из марихуаны свертывали на целую компанию, хватало по паре затяжек.

– Откуда ты знаешь?

– Отец рассказывал.

– А я, представь, не затягивался!

– Ладно. Тогда, может быть, ты пудрил нос? – Увидев выражение дядюшкиного лица, Веня поспешил объяснить: – Кокаинчик занюхивал?

– Не занюхивал!

– Клея «Момент» тогда еще, наверное, не было, – забормотал озадаченный Вениамин, – что остается? Тони, извини, но мне трудно представить, что ты ел мухоморы. И я почти уверен, что ты не подсел на иглу с героином. Ты ж не какой-то наркоман отмороженный?

Платон в изнеможении откинул голову на подушки.

– Продолжение будет? – спросил он слабым голосом. – Я не ел мухоморы, не сидел на игле. Что дальше? – Он начал вспоминать, о чем они вообще говорят – почему всплыла такая странная тема, но вспомнить не смог.

– Грустно, Тони, грустно... – покачал головой Веня. – Тогда ты не поймешь, где и как мы познакомились с Царицей.

И Платон вспомнил, о чем речь.

– Тогда она еще не была Царицей, в Москве у нее был фотосалон, назывался «Квака», но все, кто умел правильно тусоваться, знали, что это за салон. Все по теме – вывеска в виде лягушки, цифровая съемка. Аквариум с редкими жабами. Приходишь – фотографируешься, платишь деньги, ждешь пару минут, тебе выносят «фотографию», ты ее облизываешь и идешь в соседнюю комнату полежать в подушках. Куда там канабису или опиуму! Десять минут полного счастья, с фейерверком в мозгах, как на Красной площади, а потом еще пару дней невесомости и зашибенного пофигизма.

– То есть облизал фотографию, и?.. – Платон задумался. – Аквариум с жабами... Галлюциногенные лягушки? На фотографиях была лягушачья слизь? Это – слизывали?

Вениамин вздохнул:

– Мне нужно было сразу тебя спросить, не лизал ли ты лягушек, да? А я, как последний лох, начал с ретрофазы.

– Зачем ты вообще устроил этот допрос о наркотиках? – удивился Платон.

– А чтобы ты понял суть! – повысил голос Веня. – Как мне тебе еще объяснить кайф? Сам подумай – не куришь, не пьешь, у тебя нет ни одной приличной порнушки, и вообще ничего нет на кассетах, кроме детсадовского хора девочек. У тебя даже оружия дома нет!

– Тихо! – крикнул Платон и добавил уже поспокойней: – Тихо, не будем отвлекаться на мой кайф. Значит, если я правильно понял, ты пришел в этот самый фотосалон и там встретил Царицу?

– Тогда она не была Царицей, звали ее просто Квака. У нее было древнее пианино, в комнате с подушками она забиралась на него, как настоящая жаба, клянусь, я каждый раз видел, как она затаскивает лапы с перепонками! Все, кто уже лежал в подушках, видели! Залезет, сядет, пройдет минута – и перед тобой красавица.

– Ну, еще бы, – хмыкнул Платон.

– Ты не понимаешь, Тони. У тебя есть мечта на тему женщины?

– Еще один допрос? – взвился Платон. – Нет уж, уволь. Я могу себе представить, как выглядела эта девочка ростом в метр пятьдесят и в сто килограммов веса. Сидя на пианино! После того как вы все облизали свои фотографии, да?

– Я только хотел сказать, что красота – вещь сомнительная. В ней всегда нужно сомневаться, так ведь?

Присмотревшись внимательно к племяннику, Платон заметил, что тот волнуется.

– Почему? – осторожно поинтересовался Платон, боясь вспугнуть хрупкое откровение, вдруг родившееся в их странной беседе.

– Потому что у всех – разная она. Тебе одно нравится, мне – другое. Блондинки, брюнетки, сзади, спереди. А тут – у всех одно, понимаешь?

– Все видели на пианино свой идеал женщины? Самую красивую для себя?

– Ну! – обрадовался понятливости Платона Вениамин.

– Ладно, не будем отвлекаться. Не могу представить, что ты ходил в этот фотосалон без брата, – осторожно заметил Платон.

• Предыдущая
• 23/71
• Следующая