Бальзам Авиценны - Веденеев Василий Владимирович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/156
• Следующая

Поджарый, золотистой масти ахалтекинец вынес всадника на вершину бархана и остановился как вкопанный, настороженно прядая ушами. Нафтулла привстал на стременах и осмотрелся, отыскивая среди бескрайней пустыни движущуюся точку или дымок далекого костра. Но вокруг было голо и безлюдно. Высоко в небе медленно плыл добела раскаленный шар безжалостного солнца. Бледно-голубой, как застиранный лоскут, небосвод дышал зноем. Горячий воздух поднимался от барханов и колыхался, словно занавес, мешая разглядеть линию горизонта. Нафтулла сдвинул на затылок лохматую папаху — тельфек, приложил ладонь козырьком ко лбу, прищурил глаза и снова осмотрелся. Слева ничего, справа тоже. Позади ближайшее селение в нескольких днях пути, а впереди — только пустыня.

Он развалился в седле и довольно усмехнулся: Аллах в своем милосердии посылает ему удачу. Пусть он и дальше не забудет про бедного Нафтуллу!

Всадник слегка тронул коня каблуками, заставив его спуститься с бархана, и направил туда, где далеко-далеко должен был быть старый колодец и в нем — вода. Для каравана маловато, для отары или стада тоже не хватит, а вот для одинокого путника и его коня — в самый раз. А где вода, там и неприхотливая верблюжья-колючка, готовая сгореть в жарком пламени костра, согревая чай. Только бы у колодца не остановился передохнуть другой путник: Нафтулле ни с кем не хотелось сейчас встречаться. Ну, да ладно, еще до наступления сумерек он доберется до чахлой рощи и узнает, есть там кто-нибудь или нет.

Ахалтекинца Нафтулла не понукал, дав ему волю выбирать дорогу и аллюр: умное животное понимает, что идет к воде, где его ждет отдых после трудного пути, а Нафтулла тем временем может подумать о делах.

В размышлениях время пролетело незаметно. Солнце стало уже не ярко-белым, а красноватым и клонилось к закату, собираясь спрятаться за дальней кромкой бескрайних песков. Небо заметно изменило цвет, превратившись из бледно-бирюзового в синее: близился вечер. Ахалтекинец вскинул сухую голову и чуть слышно заржал. Нафтулла ласково потрепал его по холке и легко спрыгнул с седла. Перед ним был старый колодец Эн-Наджаф, что в переводе с арабского означало «холм». Наверное, в незапамятные времена здесь действительно был оазис на холме, поэтому купцы из далеких арабских стран и дали ему такое имя, принятое и сохраненное местными жителями. Но теперь тут остались лишь несколько уродливых, скрюченных жарким ветром деревьев, редкие кустики торчащей из песка жесткой, будто проволока, пожелтевшей травы да полузасыпанная песком кладка из потрескавшихся от времени кирпичей — развалины древнего караван-сарая.

Нафтулла привязал поводья коня к ветке низкорослого деревца и прошелся, разминая затекшие в седле ноги и присматриваясь, нет ли следов чужих людей. Следов не было…

Между деревьев-уродцев, почти незаметная глазу, пряталась главная ценность этого места — вода! Несведущий человек прошел бы мимо, ничего не заметив, но любой из местных жителей безошибочно умел отыскивать колодцы: от этого зависела жизнь! Поэтому Нафтулла, ничуть не смущаясь видом неприглядного песчаного холмика, опустился перед ним на колени и начал .разгребать сухой песок. Вскоре его пальцы наткнулись на каменную кладку, выложенную кругом из плотно пригнанных друг к другу булыжников. Теперь нужно рыть внутри круга. Постепенно песок стал влажным, потом мокрым, еще одно усилие — и Нафтулла увидел, как тоненькая струйка мутной воды забила маленьким фонтанчиком.

Он принес кожаный бурдюк и наполнил его живительной влагой, стараясь не уронить ни капли. Потом наполнил помятый медный кувшин, отставил его в сторону и набрал воды во второй бурдюк. Хорошо, когда есть вода и соль — без них в пустыне пропадешь! В дикий зной человек терял не только влагу, но и соль из организма, а это быстро приводило к упадку сил. Внезапно подкрадывалось головокружение, потом начиналась тошнота, перед глазами плыли радужные мошки-искорки и… темнота, обморок. За ним второй, третий, а там уже нет больше сил подняться на ноги и сесть в седло…

Нафтулла вырыл в песке ямку и перенес в нее наполненные бурдюки. Потом наломал веток и высек огонь. Заплясали веселые, казавшиеся бесцветными язычки пламени. Нафтулла поставил на костер помятый медный кувшин с водой. Проверив, остыл ли конь после долгой дороги, напоил его из кожаного ведра, расстелил кошму и улегся, окружив себя кольцом волосяного аркана: по местным поверьям, он прекрасно предохранял от змей и ядовитых пауков. Теперь оставалось только ждать.

Вода в кувшине еще не успела закипеть, когда ахалтекинец вскинул голову, начал перебирать задними ногами и захрапел, почуяв чужую лошадь. Нафтулла вскочил и посмотрел на запад: тот, кого он ждал, мог приехать только оттуда. Действительно, там появился всадник, плохо различимый в слепящих глаза лучах заходящего солнца. Через несколько минут Нафтулла разглядел его.

— Эй, Магсум! — Нафтулла сорвал с головы тельфек и начал размахивать им, чтобы привлечь внимание всадника. — Мой жеребец уже почуял твою кобылу. Привяжи ее с другой стороны.

— Хоп! — откликнулся Магсум и пустился в объезд рощицы.

Вскоре он подошел к костру, приветливо поздоровался с Нафтуллой и сел рядом на кошму.

— Салам, салам! — заулыбался в ответ Нафтулла, хитро прищурив быстрые глаза. И, как предписывал обычай, поинтересовался: — Хороша ли была твоя дорога?

— Да, хвала Аллаху, — важно кивнул Магсум, выуживая из складок халата маленький холщовый мешочек с колотым сахаром.

Нафтулла ехидно ухмыльнулся: обычай повсюду таскать с собой мешочек с сахаром появился на Востоке не от хорошей жизни. Слишком часто мирная беседа за чаем кончалась смертью хозяина или гостя. Месть — святое дело! В чай сыпали яд, чтобы отомстить обидчику рода или сопернику в борьбе за власть. Когда появился сахар, сметливые люди заметили: смоченный в отравленном питье, он менял свой цвет, приобретая особый оттенок. С той поры каждый, кто отправлялся в дальний путь или просто шел навестить соседа, на всякий случай клал в карман спасительный мешочек с колотым сахаром.

• Предыдущая
• 11/156
• Следующая