Убийство Моцарта - Вейс Дэвид - Страница 59

• Предыдущая
• 59/91
• Следующая

– Не знаю. Мне дорога лишь наша любовь, а все остальное безнадежно запуталось.

Джэсон заметил, что она вся дрожит.

– Что с тобой?

– У меня такое чувство, словно крыша грозит на нас обрушиться, и порой мне кажется, что мы попали в ловушку, из которой не выбраться, – прошептала она.

– Ну чего ты боишься? Теперь, когда мы доказали, что приехали сюда для встречи с Бетховеном.

– Да, но он может не сдержать своего слова.

– Ты просто утомлена. Ты оказалась мне очень полезной, понравилась Бетховену и разговорила его.

– Нет, это ты помог мне понять Бетховена. Он обнял ее, успокаивая:

– Мы уже почти у цели. По возвращении из Зальцбурга мне останется лишь собрать воедино все факты. Прошу тебя, больше мужества.

На другой день ярко сияло солнце, Джэсон проснулся в прекрасном настроении, и у Деборы после хорошего сна тоже повеселело на душе. По дороге к банку Гроба она сказала Джэсону, что поддержит его во всем, какое бы решение он ни принял.

Узнав о согласии Бетховена писать ораторию, банкир не выказал особого восторга. Он тут же спросил:

– Бетховен дал вам письменное согласие?

– Нет. Он сказал, что ему можно верить на слово.

– Никому нельзя верить на слово. И уж тем более Бетховену. Он пообещал свою «Торжественную мессу» пяти разным музыкальным издателям и оставил всех ни с чем. Вам нужно было добиться от него письменного обещания.

– Но он уже начал работу! – в отчаянии воскликнул Джэсон. – И я проехал тысячи миль, чтобы добиться этого.

Скептически глядя на Джэсона, Гроб спросил:

– На каких условиях вы договорились?

– Мы платим ему пятьсот гульденов.

– Вам, должно быть, пришлось поторговаться!

– Но он настаивает, чтобы деньги были выплачены вперед.

– Невозможно! На Бетховена нельзя положиться. Это известно всем и каждому.

– Но вы ничем не рискуете. Он просит положить деньги на его имя в ваш банк в качестве гарантии. И получит их, лишь когда оратория будет закончена.

– А как быть с текстом?

– Он воспользуется Ветхим заветом, по всей вероятности, что-нибудь о пророке Иеремии.

– Что ж, Иеремия вполне надежен. Власти останутся довольны.

– Музыка, по мнению Бетховена, должна быть исполнена самых благочестивых чувств.

– Но сможет ли он закончить ее до вашего отъезда?

– Он обещал. И заверил, что как только деньги будут положены на его имя, он тут же приступит к работе. У него уже родились кое-какие идеи.

– Сколько же он предполагает работать над ораторией?

– Самое большее два-три месяца.

– Маловероятно. При его возрасте, здоровье и глухоте, он редко что заканчивает в срок. Вы готовы прожить тут дольше?

– Да, сколько потребуется.

– Может быть, дольше, чем вы думаете. Бетховен никогда не считает вещь законченной, покуда она у него в руках. Если только вам не удастся силой забрать у него партитуру.

– Значит, вы согласны положить деньги на его имя? – спросила Дебора.

– Не больше четырехсот гульденов.

– Элиша Уитни обещал, что Общество заплатит пятьсот.

– Кто такой Элиша Уитни?

– Музыкальный директор Общества.

– Я его не знаю. Господин Пикеринг разрешил мне выплатить лишь четыреста гульденов. Я не имею права восполнить разницу.

– Это сделаю я, – быстро вставила Дебора.

– Нет, – возразил Джэсон. – Господин Гроб, вы согласитесь положить на имя Бетховена пятьсот гульденов, если я возмещу разницу?

– Когда вы положите в мой банк свои деньги?

– На следующей неделе, – поспешил заверить Джэсон. – До отъезда в Зальцбург. У меня при себе лишь сто гульденов. Я взял их на тот случай…

И чтобы пресечь дальнейшие возражения, Джэсон вручил Гробу эти деньги. Гроб принял их, но не преминул сказать:

– Я беру деньги, но повторяю, выплачу их лишь после того, как он закончит и передаст вам ораторию.

– Могу ли я сообщить об этом Бетховену?

– Как вам будет угодно. На всякий случай я тоже скажу ему. Он беседовал с вами еще о чем-нибудь?

– Нет! – ответила Дебора.

– Ни о чем больше? – недоверчиво допрашивал банкир. – Даже о политике?

– Нет, – подтвердил Джэсон.

– И уж, разумеется, ни словом не обмолвился о Моцарте?

– Нет, как же, Бетховен говорил о его музыке, о том, как сильно она на него повлияла, – и с невинным видом Джэсон добавил: – А каково ваше мнение, господин Гроб? Повлияла она на Бетховена?

– Думаю, мои мысли на сей счет никого не интересуют, – отозвался банкир.

Когда они вернулись на квартиру, Джэсон поспешил проверить, в сохранности ли спрятанные им деньги, и с облегчением вздохнул, обнаружив их на месте. Будто не доверяя глазам, он принялся лихорадочно их пересчитывать, а когда кончил, вид у него сделался хмурый.

– Денег меньше, чем нужно? – спросила Дебора.

– Я не думал, что так много потратил.

– Но на поездку в Зальцбург хватит? – поинтересовалась Дебора.

– Да. Придется немного сократить наши расходы.

– Что ж, это не самое страшное, главное, чтобы мы были живы и здоровы, – пошутила Дебора.

Шутка эта легко могла обернуться правдой, и Джэсон имел возможность в этом убедиться. Вчера во время прогулки по Грабену какой-то прохожий с силой толкнул его в спину и быстро исчез в толпе. Будь на его месте Бетховен, подумал Джэсон, он бы наверняка упал прямо на проезжую дорогу, где в этот момент промчалась карета. От сознания своего бессилия перед множеством невидимых и незримых врагов, Джэсону стало не по себе. Но все эти страхи нужно скрывать от Деборы.

Она между тем говорила:

– Кто-то побывал здесь в наше отсутствие, в комнатах пахнет табаком.

Джэсон позвал хозяйку, но госпожа Герцог никого не видела, даже Ганса, кучер чистил лошадей в конюшне поблизости.

– Наверное, заходил Мюллер. Он знает о втором выходе? – спросила Дебора.

– Разумеется, – подтвердила хозяйка, – он не раз им пользовался.

Когда Джэсон постучал к Мюллеру в дверь, Эрнест разыгрывал сонату. Вид у Мюллера был рассеянный и усталый, музыка не помогала ему развеять печальные мысли.

Он не удивился их приходу.

– Да, я был у вас, – ответил Эрнест на вопрос Деборы. – Беспокоился, почему вы не даете о себе знать. Вас постигла неудача с Бетховеном?

– Похоже, что у вас что-то не ладится, – сказала Дебора.

– Мой брат тяжело болен. Не знаю, что с ним, может, просто старческая немощь.

– Он спрашивал в письме обо мне? – спросил Джэсон.

– Вскользь. Именно поэтому я понял, что он заболел. Отто пишет больше о своем недомогании, о том, как холодно сейчас в Бостоне и как ему там одиноко.

– Почему вы не оставили нам записку? – спросила Дебора.

– Это было бы неосмотрительно. Зачем навлекать на себя подозрение, а вдруг за вами следят?

– Но вы сами порекомендовали нам эту квартиру, говорили, что тут безопасно.

– В Вене нигде нельзя чувствовать себя в полной безопасности, – ответил Эрнест. – Ну, а как поживает Бетховен? Он согласился давать вам уроки?

– Мы обсуждали с ним заказ на ораторию, беседовали о Моцарте и Сальери.

– Вы виделись с ним два раза.

– Откуда вы знаете?

– От госпожи Герцог. Но ей не известны подробности. Она сказала лишь, что готовила вам обед.

– Бетховен дал согласие писать ораторию, – объявила Дебора с победным видом.

Эрнест поинтересовался, что сказал Бетховен о Сальери.

– Бетховен рассказал, как Сальери хвастался, что присутствовал на похоронах Моцарта и отдал ему последний долг, но не проводил гроб до кладбища – помешала ужасная буря.

– Это заведомая ложь, госпожа Отис! Погода в тот день стояла мягкая. Значит, я был прав в отношении Сальери. Что же еще говорил Бетховен?

– Посоветовал нам обратиться к Шуберту, который тоже учился у Сальери.

– Это можно устроить. Вы готовы отправиться в Зальцбург? Дело с ораторией улажено, и за вами теперь прекратят слежку. Вам нечего больше опасаться. Вы сделаете вид, что отправились в путешествие по музыкальным местам.

• Предыдущая
• 59/91
• Следующая