Убийство Моцарта - Вейс Дэвид - Страница 83

• Предыдущая
• 83/91
• Следующая

– Зачем мне бегать от полиции?

– К чему тогда вы назначили нам тайную встречу?

– В наши дни осторожность не помешает, госпожа Отис.

– Вы обещали мне устроить встречу с каждой из сестер Вебер в отдельности, а оказалось, что все они живут вместе с Констанцей, – сказал Джэсон.

– Скажи я вам об этом, вы, возможно, отказались бы ехать в Зальцбург. Побоялись бы, что они не захотят с вами встретиться.

– Констанца, по-моему, была против этой встречи.

– Но все-таки вас приняла. Что вы от неё узнали?

– Сомневаюсь, чтобы Констанца доверяла мне полностью, но вам-то она точно не доверяет.

– А теперь вы, Отис, не доверяете ни ей, ни мне.

– А кому можно доверять?

– Печальный вывод. Что же делать?

– Я могу прекратить свои поиски и возвратиться в Америку.

– Остановиться на полпути! Что же все-таки сказала Констанца?

– Она сказала, что вы ей не нравитесь, – вставила Дебора.

– Я не нравлюсь многим, госпожа Отис. Что из этого?

– Софи открыла нам куда больше, чем Констанца, – добавил Джэсон.

– Алоизия тоже нам многое рассказала. Ее рассказ во многом противоречит рассказу Констанцы, – заметила Дебора.

– Кому же вы поверили?

– В какой-то мере всем троим, – ответил Джэсон. – Но больше всего Софи.

– Они убедили вас, что я не прав? Что Моцарт умер своей смертью?

– Они убедили меня в том, что вы, возможно, правы. А теперь мне нужно встретиться с Сальери.

– Я попытаюсь это устроить. Мой знакомый служитель выздоровел, я увижусь с ним сегодня на собрании ложи.

– Вы масон? – удивился Джэсон.

– Член ложи Трех Орлов, – гордо объявил Эрнест. – Моцарт тоже был братом-масоном.

– Мне казалось, масонство в Европе находится под запретом.

– Оно всегда было под запретом. В одни времена больше, в другие меньше.

– А сейчас?

– Мы стараемся соблюдать осторожность. Пока мы не вмешиваемся в политику, нас не трогают.

– Меня предупредили, что мои поиски носят политический характер.

– Несомненно! – отозвался Мюллер. – Поэтому вы и попали в список подозрительных лиц. Все, что бы вы ни обнаружили, в Вене будет под запретом, но как только вы возвратитесь в Бостон, вы сможете предать все это гласности. Никто вам не помешает.

– Я по-прежнему мало знаю об обстоятельствах похорон. Софи сказала, что на кладбище отправились Зюсмайер, Сальери, ван Свитен, Дейнер, Альбрехтсбергер, Готлиб и она сама.

– Альбрехтсбергера, ван Свитена и Зюсмайера уже нет в живых, – сказал Эрнест.

– А Анна Готлиб? Вы знаете, кто она?

– Еще бы! Одна из лучших актрис в империи. Не знаю, почему я о ней забыл. Ходили слухи, будто она любила Моцарта.

– Вы с ней знакомы? – спросила Дебора.

– Я сам нет, но знаю людей, которые с ней знакомы. Я спрошу, живет ли она сейчас в Вене. Она много гастролирует, получает много ангажементов.

– Сейчас мне важнее всего встретиться с Дейнером.

– А Веберы не знают, жив ли Дейнер?

– Нет, Софи только помнит, что таверна его находилась на Карнтнерштрассе. Я обыскал всю улицу, но так и не нашел ее. По словам Софи, таверна «Серебряный змей» пользовалась большой известностью.

– Да нет же, таверна называлась «Золотой змей»! Она и вправду была на Карнтнерштрассе, внизу, в подвале. Моцарт ее посещал. Мне кажется, никуда она не делась, хотя сам я теперь редко посещаю таверны.

– «Золотой змей», – повторил Джэсон. – Поблизости от Раухенштейнгассе.

– Да, да. Дейнер действительно может оказаться важным свидетелем. И Анна Готлиб тоже. Мне пора идти. Встретимся здесь через неделю.

И Эрнест удалился своей по-прежнему живой и стремительной походкой.

На следующий день Джэсон явился к Гробу, не сомневаясь, что тут же получит тысячу гульденов. Но банкир заявил:

– Не хочу быть невежливым, но боюсь, что это нарушит условия господина Пикеринга, который оговорил, что сумму эту следует выплатить его дочери…

– Мы оба имеем право распоряжаться деньгами, – вмешалась Дебора. – Если вы против, я подыщу себе другого банкира. – Обеспокоенный банкир принялся уверять, что он не хотел никого обидеть; что он дорожит их дружбой и, несомненно, постарается угодить госпоже Отис. Но Дебора, к удивлению Джэсона, проявила твердость и потребовала перевести тысячу гульденов на имя мужа.

– Пользуйся ими по своему усмотрению, – прибавила она.

– Я хочу забрать наличными остаток в триста гульденов. Тысячу гульденов я заберу у вас при отъезде из Вены.

– Вы уже точно назначили свой отъезд на первое июня?

– Губер не разрешает нам оставаться дольше.

– Теперь-то он будет к вам более снисходителен, – сказал Гроб. – Я упомянул о тысяче гульденов, и это произвело на него впечатление. Деньги уважают все, даже полицейские чиновники. Если вы займетесь только ораторией, а политические дела оставите в покое, уверяю вас, неприятностей не будет. Ко мне заходил Шиндлер узнать, лежит ли у меня сумма на имя Бетховена, и сказал, что Бетховен вновь принялся за ораторию. Как и всем нам, без денег ему не обойтись.

Таверна, действительно, находилась рядом с Раухенштейнгассе, но отыскать ее оказалось делом нелегким. Дбора с трудом разобрала надпись старинными готическими буквами, толстый слой пыли покрывал вывеску, а маленькая, едва различимая стрелка указывала вниз.

Они спустились по темной лестнице и, к своему удивлению, оказались в хорошо освещенном, просторном зале, где все говорило о старине. За столами сидело несколько посетителей.

– Это таверна Дейнера? – спросил Джэсон у слуги.

– Дейнер бывает здесь только по вечерам. Что ему передать?

– Когда вы его ждете?

– Около восьми вечера. Смотря каких он ждет сегодня гостей. Сюда приходит много музыкантов, хотя меньше, чем во времена Моцарта.

– А Сальери тоже сюда заходил? – поинтересовался Джэсон.

– Он любил тут пить кофе.

– Скажите, а как выглядит Дейнер?

– Обыкновенный человек, как все.

Наружность Дейнера поразила их. Мужчину такого маленького роста им еще не приходилось встречать. Искривленный позвоночник делал его еще ниже. Хрупкий, как птичка, подумал Джэсон. Зато природа, обделив его в том, что касалось осанки, наградила взамен прекрасной благородной головой: широкое лицо, красивый орлиный нос и высокий лоб.

Дейнер держался настороженно, одежда незнакомцев и их манеры выдавали в них не простых посетителей. Он сделал вид, что занят подсчетом дневной выручки, но подозрительность не покинула его даже тогда, когда Джэсон, желая начать разговор, сказал:

– Мы друзья Моцарта.

– Моцарт давно умер.

– Поэтому-то мы и пришли к вам, господин Дейнер.

– Мы американцы, – пояснила Дебора. – И нас интересует Моцарт.

– Он давно умер, разве вы не знаете? В декабре исполнилось тридцать три года со дня его смерти. – Один из посетителей стал выражать недовольство, и Дейнер направился к его столу. Уладив дело, он не вернулся к ним, а пошел прямо к выходу.

Пока Джэсон в растерянности раздумывал, как доказать ему искренность своих намерений, Дебора опередила мужа. Преградив Дейнеру дорогу, приветливо улыбаясь, она сказала:

– Нам говорили, что Моцарт был очень к вам привязан. Не меняя сурового выражения лица, Дейнер спросил:

– Кто вам это сказал?

– Его вдова.

– Откуда ей знать? Я был для нее простым слугой.

– Его свояченица тоже вспоминала о вас, – подтвердил Джэсон.

– Которая из них?

Сделай он сейчас ошибку, почувствовал Джэсон, и Дейнер для него навсегда потерян.

– Софи, – осторожно ответил он.

Чуть заметная улыбка осветила лицо Дейнера.

– Софи рассказывала, как вы заплатили доктору, когда у нее не оказалось денег.

– Неужели она еще помнит об этом? Тридцать три года, а она не забыла!

– Софи с благодарностью вспоминала, как вы ей помогли, позвали доктора, когда Моцарт заболел.

• Предыдущая
• 83/91
• Следующая