Хендерсон, король дождя - Беллоу Сол - Страница 41

• Предыдущая
• 41/49
• Следующая

Лили, детка, может быть, я редко говорил об этом, но у меня к тебе настоящее чувство, аж сердце сжимается. Можешь назвать это любовью. Хотя лично я считаю, что этим словом зачастую прикрывают обыкновенное надувательство.

Когда Наполеон был в изгнании на острове Св.Елены, он обожал рассуждения на моральные темы. Не слишком ли поздно? Больно он руководствовался моралью в своей настоящей жизни! Так что я не буду трепаться о любви. Пусть этим занимаются другие, с чистой совестью. Ты говорила о смерти матери, а она была живёхонька. Ты сто раз была помолвлена и вечно спешила, как будто на пожар. Ты обвела меня вокруг пальца. Это — любовь? Ну ладно. Я думал, ты мне поможешь… Здешний король — один из самых интеллигентных людей на свете. Он говорит, что мне пора переходить от состояний, которые я создаю сам, к тем, которые возникают сами по себе. Это все равно что человек перестаёт шуметь — и слышит что-нибудь прекрасное. Птиц, например. Как там вьюрки — ещё вьют гнёзда под карнизами?

Я больше не буду играть на скрипке. Похоже, так мне никогда не достичь моей цели. Отныне, Лили, все будет по-другому. Как только вернусь домой, я возьмусь за медицину. Возраст, конечно, не тот, но как-нибудь справлюсь. Ты не можешь себе представить, как мне не терпится попасть в лабораторию! Я до сих пор помню тамошние запахи. Придётся в обществе зелёных юнцов заниматься химией, зоологией, физикой, физиологией, математикой и анатомией. Это будет пыткой — особенно вскрытие трупов». (Смерть, мы опять с тобой сойдёмся лицом к лицу). «В прошлом я часто имел дело с мертвецами — без всякой пользы. Теперь же это общение послужит торжеству жизни. Запиши меня в Медицинский центр под именем Лео Хендерсона. Приеду — объясню, почему я выбрал это имя. Тебе интересно? Девочка моя, как супруга врача, ты должна чаще принимать ванну и стирать бельё. Тебе придётся привыкать к ночным вызовам и прерванному сну. Я ещё не решил, где буду практиковаться, Если дома, боюсь, перепугаю соседей. Поэтому я подумываю о какой-нибудь миссии, по примеру Уилфреда Гренфелла или Альберта Швейцера. Китай исключается. Они там ещё схватят нас и устроят промывание мозгов. Ха-ха-ха! Пожалуй, следует ориентироваться на Индию. Мне не терпится добраться до больных. Особа врачевателя священна.

Если в Медицинском центре откажут, обратись к Джонсу Хопкинсу, а дальше — в любое заведение из телефонной книги. Вот ещё одна причина, почему я собираюсь завернуть в Швейцарию: хочу познакомиться с передовыми медицинским школами.

Так что, дорогая, поторопись с письмами. И ещё — продай свиней. И Кеннета — борова тамвортской породы, — и Дилли, и Минни… Сплавь их всех.

Занятные мы существа! Мы никогда вблизи не видели звёзд, и тем не менее испытываем к ним нежные чувства. А ведь на самом деле звезды — не крохотные огоньки, а гигантские огненные глыбы.

Я здесь практически не пью, разве что хлебнул несколько глотков, чтобы написать тебе письмо. За ланчем подают местное пиво — так называемое помбо. Оно довольно вкусное. Местные пивовары заставляют бродить ананасный сок. У туземцев живописный вид. Они украшают себя лентами, шарфами, кольцами, браслетами, перьями, бусами, ракушками и золочёными грецкими орехами. Некоторые женщины из гарема двигаются с жирафьей грацией. Король исключительно умен и независим. Он считает, что каждый должен создать подходящий образ себя самого»…

Кажется, дальше я попытался развить некоторые идеи Дахфу, но точно не помню, так как Ромилайу потерял последние несколько страниц — возможно, и к лучшему, потому что я, пока писал письмо, изрядно нагрузился. Возможно — но у меня нет полной уверенности, — я упомянул о внутреннем голосе, который твердит: «Я хочу, хочу, хочу!» «Я»? Ему следовало бы сказать: «ОНА хочет», «ОН хочет», «ОНИ хотят»… Только любовь к другим делает реальность реальностью. И наоборот.

Утром мы с Ромилайу простились, и он с письмом отправился в путь, а меня посетило нехорошее предчувствие. Когда мой проводник обернулся от ворот и я увидел его сморщенную физиономию под шапкой курчавых волос, у меня сжалось сердце. Мне показалось, будто он ждёт, что взбалмошный хозяин позовёт его обратно. Но я молча стоял в своих зелёных штанах и в похожем на черепаховый панцирь шлеме, с таким видом, словно отстал от своей армии зуавов. Ворота закрылись, и на меня нахлынула дикая тоска. Но Тамбе с Бебу удалось меня отвлечь. Как обычно, они распростёрлись передо мной на полу в знак приветствия, и каждая поставила мою ногу себе на голову. Потом Тамба, лёжа ничком, предоставила свою спину в распоряжение Бебу: меня, как каждое утро, пытались соблазнить традиционным африканским массажем — йокси. Возможно, в один прекрасный день я сдамся на уговоры, но в то утро мне было слишком тяжело, чтобы начинать.

Воздух быстро прогревался, но ночной холод все ещё жалил меня сквозь тонкую зеленую материю. Гора Гуммат отливала желтизной. Тяжёлые белые облака воротником опускались на вершину и склоны горы. Я сидел в своей комнате, готовясь к очередной встрече с Атти. В мыслях я уговаривал себя: нельзя жить прошлым, это меня погубит. Покойники — моё проклятие, это они выгнали меня из дома. Свиньи служили своего рода протестом: таким образом я выразил своё отношение к жизни — как к свинье. Нужно подумать, как жить дальше. Прежде всего — отучить Лили от шантажа и вывести любовь на верную дорогу. Потому что, если по большому счёту, нам с Лили капитально повезло. Однако при чем тут лев? Каким образом хищник может помочь мне в окончательном анализе — пусть даже на нем благословение Божие? Все мы рождаемся на свет с благословением Божиим, но оно испаряется вместе с детством. А потом приходится лезть вон из кожи, чтобы осуществить «проект номер два» — вернуть его обратно. К сожалению, я не мог поделиться этими мыслями с королём: он слишком зациклился на львах. Я ещё не встречал столь самозабвенного увлечения. И слишком любил его, чтобы отказаться участвовать в эксперименте. В каком-то смысле Дахфу был могуч, как лев, но откуда видно, что это — влияние львов? Скорее Ламарка. У нас в колледже над Ламарком потешались до колик в животе. Один преподаватель назвал его взгляды «буржуазной идеей автономии человеческого сознания». Все мы были отпрысками богатых семей, и тем не менее хохотали до упаду. Вот она, думал я, охваченный тоской по Ромилайу, — расплата за дурацкие, необдуманные поступки. Если я пытался застрелить кота, взрывал лягушек и, не представляя себе последствий, поднимал Мумму, почему бы теперь не встать на четвереньки и не имитировать львиное рычание? Конечно, вместо всего этого я мог бы изучать «грун ту молани» под руководством Виллатале. Но я никогда не пожалею о своих отношениях с Дахфу. Я пошёл бы и не на такие жертвы, чтобы сохранить его дружбу.

Так я сидел в своей комнате и размышлял, когда вошла Тату в итальянской пилотке. Я решил, что она собирается, как обычно, проводить меня в камеру со львицей, и с трудом поднялся. Но она где словами, где жестами дала понять, чтобы я оставался на месте и ждал короля. Он вот-вот придёт.

— А в чем, собственно, дело?

Но никто не мог ничего объяснить. Так что я решил пока привести себя в порядок. Вынужденное лазанье на карачках не слишком располагало к соблюдению правил личной гигиены; я отрастил бороду. Тем не менее, сходил к цистерне с водой, умыл лицо, вымыл шею и уши и сел на крыльце сушиться на солнышке.

Снова пришла Тату и повела меня во внутренний двор, где, качаясь в гамаке под большим шёлковым зонтом, ждал король. Он держал в руке бархатную шляпу и рассеянно поигрывал ею, а при моем появлении нахлобучил её на вздёрнутые кверху колени и раздвинул в улыбке мясистые губы.

— Полагаю, вы уже догадались, какой сегодня день?

— Ну…

— Да-да, тот самый. День льва.

— Вот как?

— Молодой лев съел приманку. Судя по описанию, это Гмило.

— Здорово! — откликнулся я. — Наконец-то вы сможете воссоединиться с дорогим родственником! Могу только позавидовать.

• Предыдущая
• 41/49
• Следующая