Харка — сын вождя (без ил.) - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 58

• Предыдущая
• 58/82
• Следующая

Бен виновато удалился.

Харка с трудом переносил громкую речь Рыжего Джима, к тому же здесь, в закрытом помещении, она звучала еще более резко. Бен тоже подчинялся Джиму, только мальчику показалось, что Джим командовал тут как вождь разбойников своими разбойниками.

Матотаупа с трудом опустился за стоящий в углу стол, где в первый вечер они сидели вместе с художником и Длинным Копьем. Харка подсел к нему. Джим вышел наружу поискать художника, и отец с сыном ненадолго остались вдвоем.

— Они хотели выпытать у меня тайну золотых россыпей, — тихо сказал Матотаупа; слова давались ему с трудом, но он продолжал: — Они сказали, что будут мучить тебя до тех пор, пока я не скажу, — и он взглянул на Харку.

— Они лгали, отец. Они хотели меня убить, но я убежал и спрятался у индейцев. И вот сегодня меня нашел Рыжий Джим.

Матотаупа глубоко вздохнул.

— Как хорошо, что я молчал.

— Хорошо, отец.

— Твое золотое зерно я проглотил, и они не нашли его. Они ничего не знают.

— Хорошо, отец.

Вошли художник и Длинное Копье. Взволнованные, они по знаку Матотаупы сели к столу. Они принесли какую-то еду и воду. Матотаупа с жадностью попил, а Харка с удовольствием поел. И ни у кого не находилось слов начать разговор.

А Джим в это время отыскал Беззубого Бена, и они прошли в такое место, где бы их никто не мог подслушать.

— Бен, — сказал Джим, — беззубый хищник, я уже тебе однажды говорил, чтобы ты не совал носа в мои дела. Я тебе говорю это во второй и в последний раз. Не испытывай моего терпения. У тебя нет хватки, ты не родился таким, чтобы спорить со мной. Ты бесконечно глуп, понял ты это? Блэк Хилс — мои владения, и Матотаупа — мой друг. Нет, не потому, что он знает про золото. Ничего он не знает, ничего. Но так я хочу, и все! Убери свои лапы и грязные лапы твоей компании от этого краснокожего и его сына. И если они еще когда-нибудь покажутся здесь, они должны получить от тебя все, что им потребуется, или… или я отрежу тебе уши и сниму с тебя скальп. Ты понял это? Запомни же навсегда!

— Да, да… конечно. Но я же вообще ничего…

— Закрой пасть! Не болтай! Это произошло в твоем доме, и нечего мне врать… Вторая твоя глупость, что ты хотел ограбить художника.

— Но ты же сам пару недель назад мне об этом говорил, — чуть не плача, пробормотал Бен.

— Заткни глотку! — и Джим размахнулся, словно намереваясь ударить Беззубого в лицо, потом отвел руку. — Разве я учил тебя глупости — напасть на художника в своем же доме! Ну кто-нибудь слышал подобное?! И как ты мог до такого додуматься? Художник Моррис — Желтая Борода — широко известный человек, и, если бы он погиб, поднялся бы крик по всей стране. Вот так-то! Я думаю, что ты бы как-нибудь иначе мог почистить его карманы…

— Ну, я так не умею…

Джим принялся хохотать так, что затрясся его живот.

— Ты настолько круглый дурак, что мне это даже нравится. Но имей в виду: чтобы ты больше этого себе не позволял, ни себе, ни своей компании! Больше того, вам надо быть похитрее, ведь вы же создадите себе дурную славу. Это ваше счастье, что вмешался индеец и спас вас от гибели. Деньги вы художнику вернули?

— Мы и не успели их взять, индеец своим топором…

Джим опять расхохотался:

— Да, да, индеец своим топором… Ты этого не ждал, но он явился вовремя. Итак, никаких подобных штучек. Сейчас же обслужи нас, и чтобы был настоящий медвежий окорок для торжественного обеда.

— Ну и бренди?

— Дакоты не пьют. Принесешь чистую воду.

Бен покачал головой и вышел.

Рэд Джим бросил презрительный взгляд на уходящего черноволосого. «Идиот», — пробормотал он, раскурил трубку и направился в лагерь индейцев, чтобы разузнать, как Бен ведет торговлю. В блокгауз он решил вернуться к тому времени, как поспеет медвежий окорок, но с двери не спускал глаз.

Он видел, как Харка вышел из дома и повел коней на водопой. Видел, как следом вышел Матотаупа. Он наблюдал, как они стреноживали коней, как разговаривали друг с другом. Но слов их он не слыхал, он только мог догадываться о разговоре по выражению лиц.

Был вечер. Солнце склонилось над занесенными песком мертвыми прериями. Найобрера несла свои воды, помутневшие от поднятой бурей пыли, по средней протоке. Рыжий конь подошел к Матотаупе и положил голову на плечи хозяина, на плечи, на которых еще отчетливо различались следы когтей гризли. Матотаупа погладил мустанга по морде, слегка потрепал по шее.

— Что ты задумался, Харка — Твердый как камень? — спросил он.

— Мы хотели посмотреть, как живут белые люди, и вот мы увидели, — ответил Харка.

— Некоторых белых людей мы увидели. Некоторых, которые находятся здесь, на наших землях, и ищут то, чего им не надо искать, потому что эта земля принадлежит краснокожим. Возможно, Желтая Борода прав, когда говорил, что белые люди в своих городах живут иначе и там меньше всяких убийц и грабителей. Возможно. Но я не знаю, сможем ли мы жить в домах белых людей, ведь мы привыкли к дыханию свободных прерий. Куда мы пойдем?

— Подальше отсюда, — с горечью ответил Харка.

— А такая жизнь, какую ведут Длинное Копье и Желтая Борода, тебе не нравится?

Харка задумался.

— Желтая Борода умеет рисовать. Длинное Копье защищает его, хорошо или плохо, но так, как он может. Они знают, кому они принадлежат. А что будем делать мы с тобой?

Матотаупа притих.

— Может быть, нам стать спутниками Рыжего Джима? Он нас освободил, и он большой охотник?..

— А зачем нам большая охота, отец? То, что нам нужно, мы сумеем добыть без Рыжего Джима и даже без мацавакена, который он мне подарил и который белые люди, его друзья, у меня отобрали.

Последние слова Харка произнес совсем тихо: он вспомнил, как летом мечтал с этим мацавакеном обойти чуть не весь свет.

— Так что же мы будем делать, Харка?

— Ты помнишь, отец, однажды Длинное Копье рассказывал о сик-сиках, о черноногих, — сказал мальчик после некоторого раздумья.

— Ну, говори.

— Он сказал, что сик-сики живут далеко на севере, в прериях. Они — смелые, они — свободны, они — такие же охотники, как и мы. Они, как и мы, живут в типи, как и мы, они следуют обычаям краснокожих. Они враги дакотов, но еще большие враги они для белых захватчиков наших земель. Я хочу ехать к сик-сикам. Там, когда подойдет время, я выдержу испытание воинов и стану воином.

Матотаупа задумался.

— Ты это неплохо придумал, Харка. Правда, путь к сик-сикам далек, очень далек. И очень нелегко быть принятым к сик-сикам, потому что они так же тверды и такие же мужественные воины, как и дакоты. Но я готов пойти с тобой туда, как только наступит весна. Я сказал, хау. Когда снег, который покроет землю, растает под солнечными лучами, когда трава снова станет зеленой, когда бизоны опять направятся на север и жаворонки, словно стрелы, снова устремятся в вышину и будут петь, мы с тобой направимся к черноногим. Ты станешь сильным юношей и будешь среди них большим воином. Тебя будут бояться дакоты, которые изгнали нас, тебя будут бояться Длинные Ножи, которые грабят землю краснокожих. Это будет весной. И мое сердце снова успокоится и станет сильным. А зиму мы с тобой переждем.

— Где же мы будем жить, что будем есть, во что одеваться?

— У нас нет курток на бизоньем меху, у нас нет одеял, нет палатки. Снег надолго покроет траву, и понесутся над землей зимние бури. Мы неплохо придумали, что делать летом, но к наступающей зиме мы не готовы. И это так.

— Что же нам делать, отец?

— Ты еще ребенком слышал о том, что борьба краснокожих, и белых людей продолжается уже сотни лет. Краснокожие совершили много великих подвигов, но, несмотря на это, белые проникают все дальше и дальше. Ты и я, мы знаем, как живут и борются краснокожие. Как живут и борются белые люди, мы видели с тобой только на границе. Но я хочу знать, сколько белых людей на самом деле и как они живут там, в стране, где царит мир, где они спокойно спят, где их типи. Я хочу увидеть все собственными глазами. Я не хочу больше слушать удивительные истории. Поэтому я думаю на зиму отправиться с Длинным Копьем и Желтой Бородой в город, как они называют свой лагерь. Ты согласен пойти со мной?

• Предыдущая
• 58/82
• Следующая