Выбери любимый жанр

Ночь над прерией - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 15


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

15

В комнате суперинтендента Джо Кинг начал разговор:

— Две недели назад я был у мистера Хавермана, и он нашел, что мои планы не имеют шансов на осуществление. Прежде чем отказаться от них, я решил поговорить с вами.

Суперинтендент легким движением руки выразил готовность слушать.

— Положение резервации тяжелое. — Стоунхорн говорил быстро, взволнованно, как говорил бы на его месте и всякий другой, долго вынашивающий свои мысли, чтобы не упустить единственной представившейся ему возможности высказать их. — У нас очень плохая земля, у нас много безработных, у нас много пьяниц, у нас очень мало воды, и она плохая, колодцев у нас тоже мало, и пользоваться грунтовыми водами мы не можем. Многие из нас скверно питаются и недоедают, много больных. Смертность, особенно среди детей, еще очень высока. Наши земли лежат в стороне от дорог, и это затрудняет развитие промышленности, да и предприниматели ваши не очень-то верят в индейцев-рабочих. Государство, гражданами и солдатами которого являемся мы, индейцы, ежегодно отдает миллионы, а может быть, и миллиарды, народам других континентов. Говорят, для того, чтобы помочь им в развитии хозяйства. А у нас на шее дорогостоящая администрация и деньги, которые мы получаем и которые нам всегда швыряют, как нищему подаяние, — это только цент по сравнению с долларом, уходящим за границу. Впрочем, и тем, что мы получаем, мы не можем сами распорядиться. Обсуждать ваши ошибки мы можем только за вашей спиной, потому что у нас нет возможности заставить вас выслушать наши требования. Мы лишены самостоятельности. А разве мы не люди?

— Мне знакомы все эти доводы, мистер Кинг, хотя до сих пор мне их столь односторонне и дерзко не подносили. Естественно, я могу вам возразить. Земли резерваций были большими, но их обитатели плохо хозяйничали: вместо того чтобы работать, они предавались горьким мечтам; вместо того чтобы на ренту прокормить своих детей, они пропивали ее. Об этом вы могли бы и сами рассказать. Они пытались не пускать сыновей и дочерей своих в школу, и нам пришлось доставлять детей с помощью полиции. Это вам известно достаточно хорошо. Вы, индейцы, наконец, стали продавать белым землю, и эта земля — лучшая земля — потеряна для резерваций. Мы построили школы — ваша собственная жена получает прекрасное образование, — мы построили больницу, построили дом для престарелых. Мы платим учителям, платим врачам, медицинским сестрам. Индейцы резерваций не облагаются налогом, а потерявшие работу получают пособие по безработице. Кто хочет — может покинуть резервацию. Квалифицированный рабочий в нашей стране повсюду заработает на хлеб.

Джо Кинг встал.

— Да, мы слишком долго мечтали, — это правда. Вы отобрали у нас земли и назначили нам ренту, — это был плохой обмен. Когда у нас уже не было оружия, вы отторгли от нас еще больше земли. Каждой семье вы оставили столько земли, что на ней не прокормишь и половины коровы… теперь вы удивляетесь, что стали продавать землю и пьянствовать, пьянствовать для того, чтобы снова мечтать. Мы можем уходить… говорите вы… да, мы можем покинуть последние жалкие клочки земли наших предков… можем, но не хотим. Наш народ сохранился, несмотря на ваши резервации, несмотря на то, что мы пережили в этих резервациях на протяжении ста лет. Некоторые уходят, но ядро остается. Мы хотим, чтобы наша резервация стала землей для людей… или, может быть, поменяетесь? Поселите нас в ваших домах, где есть вода, и сады, и улицы… и переберетесь в наши хижины, в которых мы не можем как следует умыться, потому что воды не хватает даже напоить детей?

Наступила пауза.

— Вы же пришли не упрекать меня, а хотели предложить что-то.

— Предоставьте нашему совету племени свободу действий, чтобы у нас появилось желание работать. Дайте возможность обмениваться опытом с другими резервациями. Выделите нам хоть немного денег из тех, что посылаете в Африку и Азию, на колодцы и водоснабжение. Тогда мы смогли бы кроме крупного рогатого скота завести овец и коз, могли бы разводить коней и бизонов. Мы могли бы поднять художественные промыслы, привлечь туристов, заняться спортом.

— Да, конечно. Где и как хотели бы вы начать все это? Это зависит только от вас. Для того и мы тут, чтобы помочь вашим начинаниям.

Джо Кинг долго молча смотрел на суперинтендента исподлобья, вызывающе. И так как Холи не собирался продолжать, заговорил:

— Да, это зависит от нас, от нас — дикарей, от нас — лишенных самостоятельности, от нас — потерпевших поражение, от нас — ограбленных. И у нас нет миллионов, они за сто лет истрачены на наших надзирателей и опекунов, и сколько еще будет истрачено. Гуд бай

— Подождите, Кинг. Прежде чем я скажу вам «гуд бай», заметьте себе следующее: за последние семь лет в тюрьмах и среди бандитов вы провели времени больше, чем в резервации. Вы не имеете морального права отрицательно отзываться о самоотверженной работе поколений администраторов. Поработайте сначала сами.

Снисходительное осуждение отразилось на лице Джо Кинга. И это было суперинтенденту досаднее, чем то, что за индейцем осталось последнее слово.

— Сэр, мне выносили приговоры и ошибочные приговоры, в ваших тюрьмах я отсидел больше, чем заслуживали мои преступления. Но на то, что случилось с моим народом, на многое из того, что с ним происходит сейчас, не находится судьи, разве только если он судит по вашим законам.

Недовольный, глубоко задумавшийся Холи все еще сидел не двигаясь в своем кабинете, а Джо Кинг был уже на улице, где его встретила Квини, ожидавшая с двумя лошадьми.

— Только мы сами можем помочь себе, — сказал Джо. — И вообще мало толку разговаривать с людьми, которые сидят в креслах. Нам не остается ничего другого, как поселиться у моего отца. Никто больше нас с тобой не возьмет, и только на нашем ранчо найдется для меня какая-нибудь работа. На фабрике рыболовных принадлежностей свободное место уже занято: они постарались побыстрее им распорядиться, чтобы не принимать меня.

— Стоунхорн, ты не смог бы вместе с женщинами день за днем гнуть крючки, чтобы заработать немногим более, чем зарабатывают теперь на сборе земляники.

— Ты думаешь? — Он рассмеялся, ведь рядом с ним стояла молодая жена, но была в этом смехе и горечь. — Однажды, два года назад, я уже занимался таким делом, правда не в обществе почтенных женщин. — И он тронул поводья.

Так после полудня Стоунхорн и его жена оказались у дома старого Кинга.

Оба слезли с коней. Три тощие собаки залаяли было, но тут же поджали хвосты, опасаясь пинка своего господина. Стоунхорн вошел в дом, чтобы поздороваться с отцом, а Квини осталась у коней. Жеребец уже привык к ней, и удержать его не составляло труда. Отпустив подлиннее повод, она позволила животным щипать траву, а сама осматривала долину и горы. Прерия приобретала здесь несколько иной характер, чем в окрестностях ее родного дома. На другой стороне широкой долины, на склоне которой стояла Квини, вздымались белые утесы. У их подножия земля была более влажной и растительность — зеленее. По дну долины пролегала автомобильная дорога. На противоположном склоне Квини видела дом. Паслись коровы, и мальчишка загонял нескольких лошадей.

Квини обернулась: Стоунхорн вышел с отцом и позвал ее. И ей стало больно, оттого что пришлось прийти к человеку, который был для нее совсем чужой.

Собственный отец спокойно выслушал ее и формально дал разрешение на брак, но затем также спокойно указал ей на дверь. Она все еще видела перед собой печальные лица матери и бабушки, которые молча прощались с ней, не могла забыть растерянных взглядов трех маленьких сестер, которые, повинуясь слову отца, не смели проводить ее. А вот этот человек, до сих пор совершенно незнакомый, приветствовал ее и приглашал заходить, как дочь. Он был высокого роста, может быть пальца на два ниже своего сына, и казался необыкновенно сильным. Его лицо было испещрено морщинами, среди черных волос виднелись седые пряди. По старому индейскому обычаю волосы заплетены в две косы. Одежда застирана, заштопана и снова порвана, но, несмотря на это, Квини не испытывала к старому Кингу ни презрения, ни антипатии. Он даже понравился Квини, и она недоумевала, почему Стоунхорн думал, что она не уживется здесь.

15
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело