Ускользающие улики - Вентворт Патриция - Страница 27

• Предыдущая
• 27/54
• Следующая

Новый вид паука или мотылька с особой окраской, бабочка, распространенная в Бельгии, а здесь появившаяся впервые за пятнадцать лет, — лишь эти твари возвращали былой блеск его глазам и былую живость. Ну а люди, и те, кто жили с ним рядом, и соседи, — для него они словно больше не существовали. Даже Николас.

Да, Николас — кое в чем он так похож на молодого Генри, — тот легкомысленнее и одновременно самостоятельнее. Но манера двигаться, говорить, смотреть — совсем как у прежнего Генри, до тех нелепых, диких сплетен, вынудивших его уехать.

Люси уже давно накрыла чай, но Генри запоздал больше обычного. Он был еще более отрешенным, чем всегда, и почти не разговаривал с ней, только просил пере" дать ему овсяные лепешки или подлить чаю.

Убрав после чая посуду, Люси включила радио и села штопать носки, которые Генри и Николас вечно изнашивали до дыр. Их накопилась целая стопка, рядом лежал старый твидовый пиджак Николоса, изрядно поношенный, но все еще исправно служивший ему. На сей раз образовалась прореха в кармане. Надо будет сделать заплатку. Она взяла пиджак, и под рукой что-то зашуршало.

Нет, скорее не зашуршало — беззвучно скользнуло между материей и подкладкой, она это почувствовала. Что ж, при такой дыре…

Она выудила из пиджака смятый листок бумаги. На одной стороне было что-то написано, но мисс Каннингэм и не взглянула — такого она себе никогда не позволяла. Она сложила листок так, чтобы написанного не было видно, и убрала в сторону, чтобы отдать Николасу. Он вбежал в дом где-то после шести, очень веселый и оживленный, как все№, готовый бежать куда-то дальше. Поесть не захотел и сказал, что вернется поздно: у него свидание в Мэлбери и времени в обрез, только чтобы переодеться. Выходя, он послал тете воздушный поцелуй и хлопнул дверью. Интересно, с кем же у него свидание. Конечно не с Розаменд, иначе бы оно было не в Мэлбери. Но может, он предложил ей съездить в Мэлбери? Тогда они встретятся на автобусной остановке и поедут туда вместе. Как бы ей хотелось, чтобы это была Розаменд, но вряд ли. Розаменд не станет оставлять Дженни надолго одну. Свидание может быть с кем угодно, что говорить — любая девчонка мечтает понравиться Николасу. Мисс Люси почувствовала нежность и гордость.

В половине одиннадцатого, когда она ложилась спать, Николас еще не пришел, но она и не ждала его так рано.

Но ничего, у него с собой был ключ, а Генри она просила не запирать дверь на засов. Люси Каннингэм устала и очень хотела спать. Вдруг мелькнула смутная мысль: все время куда-то стремиться было бы невыносимо. В детстве она часто слышала песенку о «вечных праздниках для душ святых». Мысль о том, чтобы вечно трудиться, кроме воскресенья, всегда пугала ее. Даже в ранней юности она казалась Люси угнетающей, а теперь и вовсе невыносимой. Слава богу, хоть поспать можно.

Но в эту самую ночь Люси проснулась: из глубокого сна ее вывел странный звон. Звон продолжался, и она поняла, что это телефон в холле. Когда папа купил Дауэр-хаус и они перебрались сюда, он установил телефон в холле, там он стоит и по сей день. Место, понятно, не самое удобное: стоишь на страшном сквозняке и всем слышно, о чем ты говоришь.

Люси Каннингэм, сонно моргая, зажгла лампу на туалетном столике. Лежащие на нем часы показывали три.

Она почуяла неладное: в такое время звонят только, если случилось что-то ужасное… Она выбежала в чем была, босая и в одной ночной рубашке. Телефон трезвонил безумно громко и настойчиво. Лампа в спальне еле-еле освещала начало лестницы. Мисс Каннингэм стала торопливо спускаться по крутым ступеням, держась за перила.

Вдруг что-то резко полоснуло ее по правой голени. Она судорожно сжала перила. Ей словно подставили подножку, тело резко накренилось, и только рука, вцепившаяся в перила, чудом спасла ее от падения. Не держись она так крепко, неминуемо скатилась бы на старые каменные плиты. Мисс Каннингэм, вся дрожа, стояла, одолев всего ступенек шесть. Телефон продолжал надрываться.

Его звон мешал ей сосредоточиться. Наконец она сообразила, что нужно делать: свет. Немного успокоившись, она поднялась наверх, цепляясь за перила, и включила свет. Потом посмотрела вниз с лестницы: да, действительно шесть ступенек. На уровне этой ступеньки от одного столбика лестничной балюстрады была протянута тугая веревка. Она сразу же узнала ее: садовая бечевка, которой она подвязывала розы, крепкая и просмоленная.

На фоне темной ковровой дорожки и навощенных ступеней ее почти не было видно. Будь она новой, мисс Каннингэм уловила бы запах дегтя, но она уже два года таких веревок не покупала.

Телефон перестал звонить. Мисс Каннингэм пошла в свою комнату, взяла ножницы и вернулась на лестницу.

Ее трясло, но она заставила себя перерезать эту бечевку, очень аккуратно прикрепленную к столбикам перил, — с одной стороны, потом с другой. Затем она собрала все обрезки и унесла в свою комнату, чтобы после сжечь, а ножницы тщательно вытерла и убрала. И только после этого перешла на другую сторону лестничной площадки и открыла дверь в комнату Генри. Темно, окно открыто, пахнет, как обычно пахнет в комнате мужчины, — табаком и ваксой. Генри дышит глубоко и ровно. Мисс Каннингэм немного постояла, потом закрыла дверь.

Комната Николоса находилась в другом крыле. Тетя Люси остановилась перед его дверью, про себя шепча несуразные молитвы: «Только не Николас! О боже, пусть это был кто-то другой, а не Николас! Не мог он так поступить! Не мог — если он был в Мэлбери! Пусть он лучше будет в Мэлбери, а не здесь!» Она повернула ручку двери. Темно, окно открыто, слышно ровное тихое дыхание…

Люси Каннингэм закрыла дверь и пошла к себе. Ум ее работал совершенно четко. Легла она в половине одиннадцатого. Тогда с лестницей все было в порядке. Спустя какое-то время наверх пошел Генри. А потом Николас. Один из них натянул у шестой ступеньки бечевку.

Один из них? Они могли прийти и вместе, и по отдельности. Или тот, кто пришел первым, мог подождать, пока придет другой, а потом снова выйти, чтобы привязать бечевку. Генри или Николас — Николас или Генри. Ночью в доме больше никого нет. Один из них натянул бечевку, о которую она должна была зацепиться и разбиться насмерть. Лестница крутая, холл вымощен каменными плитами. Мчалась бы она быстрее — разбилась бы насмерть.

Так кто же хотел ее смерти? Генри или Николас — Николас или Генри? Она промучилась в догадках до самого утра.

Раньше восьми утра миссис Хаббард в Дауэр-хаус не приходила. В это время Николас уже должен был завтракать, поэтому мисс Каннингэм не позволяла себе такого удовольствия, как утренний чай в постели. Ей нужно было разбудить Николоса, быстренько одеться, открыть дверь черного хода и приготовить что-нибудь из припасенного с вечера: рыбу, сосиски или — изредка — сварить яйцо. В этот вторник у Люси Каннингэм для всего этого времени было предостаточно. Промучившись полночи без сна, она встала чуть ли не с облегчением. Вода еще не остыла с вечера, и она умылась теплой водой, а потом несколько раз протерла лицо холодной из кувшина на окне. Ночи стали уже очень холодными, и вода в кувшине была ледяной. Причесываясь, она увидела в зеркале уже вполне нормальное лицо. Особого румянца у нее никогда не было, и щеки за ночь явно не похудели. Надев старую юбку из серого твида, серую кофту и кардиган, она направилась к комнате Николоса и постучала. Он всегда с трудом по утрам просыпался. Наконец отозвавшийся сонный голос был таким же, как всегда.

Люси подошла к лестнице и глянула вниз. На стойках перил остались следы от просмоленной бечевки, но вряд ли кто другой заметит вмятину на старой краске. Бечеву натянули очень крепко, к тому же она приняла на себя весь ее вес, когда она споткнулась. На дубе следов не осталось бы, но стойки перил были сделаны из более мягкой древесины. Бечевка врезалась в нее как нож, и всякий раз, спускаясь и поднимаясь по лестнице, она видела эти следы.

• Предыдущая
• 27/54
• Следующая