Меч Бури - Берберик Нэнси Верайн - Страница 33
- Предыдущая
- 33/71
- Следующая
Тьорл пожал плечами:
– Тогда мы попытаемся перейти реку в каком-нибудь другом месте. Но я не хочу сейчас думать о худшем.
– Иди к Кельде.
Станах посмотрел ему вслед. Затем свернул с тропы и пошел в дюжине ярдов от нее, между кустов, ветки которых царапали его лицо и руки. Неожиданно он увидел впереди широкую каменистую поляну. Станах остановился, не зная, как же ему идти: вокруг поляны или прямо через нее? Никого не было видно. Станах усмехнулся и решил идти напрямую через поляну. Он осмотрел камни, потрогал их ногой и рукой. Снова осмотрелся – и снова никого не увидел. На другой стороне поляны тропа поворачивала направо, шла под скалой и затем резко уходила вниз. Станах подошел к поляне поближе. Деревьев здесь уже не было, и отсюда открывался вид на речную долину. Река казалась узкой серебристой лентой, брод по обоим берегам был окаймлен коричневыми водорослями, Каменистая речная долина также была пустынна.
Круживший над долиной сокол, высматривая жертву, скользнул вниз. Из речной воды выпрыгнула небольшая рыбка, и, прежде чем она упала обратно в воду, сокол упал вниз, схватил ее с победным криком и снова взлетел.
«Ну вот и обед для тебя, – подумал Станах, глядя на сокола, – но, может, в реке что-нибудь и для нас осталось…»
Долина пуста, в реке полно рыбы, брод, должно быть, мелкий. Улыбаясь, Станах выпрямился и обернулся.
Сзади почти вплотную стоял одноглазый тейварец.
В груди Станаха похолодело. Перехитрили!
Станах наклонил вперед правое плечо и выхватил меч из ножен. Звон стали, освобожденной из ножен, не оборвал и не заглушил жесткого смеха Серого Вестника. Станах, считая себя уже мертвым, взмахнул мечом – меч свистнул в нескольких дюймах от шеи Агуса. Воздух вокруг мага вспыхнул алым пламенем, зашипел, посыпались искры, и руки Станаха от ладоней до плеч невыносимо заболели, как если бы по ним ударили чем-то очень твердым.
Все еще улыбаясь, Агус поднял правую руку и погладил воздух. Он прошептал слово, затем другое, и наполненный солнцем воздух вокруг Станаха стал холодным, как зимней ночью. Небо, за мгновение до того голубое, стало темным, тяжелым. Словно бы гигантская рука ударила Станаха сзади, и он упал на колени. Как во сне, он услышал стук упавшего на камень меча и увидел, что Агус нагнулся и поднял меч.
Станах пытался вздохнуть – и не мог. Воздуха в нем не было совсем, как если бы заклинание одноглазого мага высосало его из легких кузнеца полностью.
«Они смогли победить даже Музыканта, – подумал Станах. – Вот она, тейварская магия».
Мысль о Музыканте напомнила ему о привязанной к поясу флейте. Музыкант пользовался флейтой для некоторых заклинаний, флейта сама обладала магическими свойствами, но все это было сейчас бесполезно для Станаха – ведь он не знал искусства магии. Он только знал, что в руках Серого Вестника флейта станет могущественным инструментом. Если тейварец станет рассматривать флейту, он, конечно же, поймет, как ею пользоваться. Станах незаметно отцепил флейту и отбросил ее в сторону, на щебенку.
Агус снова поднял руки. Он сказал всего три слова, только три, но это были слова переносящего заклинания.
Затем Агус наклонился, коснулся головы Станаха и улыбнулся ему, глядя прямо в глаза.
Схваченный вихрем переносящего заклинания, Станах почувствовал, что из его тела словно бы уходит тяжесть, а вместе с нею и жизнь, почувствовал, как уносит его куда-то неведомая ему сила.
Лавим уселся на высящийся рядом с тропой валун. На коленях у него лежал хупак, между ног он поставил большую кожаную сумку, набитую разными камнями. Он рассматривал камни один за другим, столь же внимательно, как лучник осматривает стрелы перед боем. Он взял в руки красно-коричневый, с крапинками желтого пирита и белого кальцита, камень и показал его Кельде.
– Этим камнем, – сказал он гордо, – я убил гоблина за сотню шагов. Кельда взглянула на него с явным сомнением:
– Неужели за сотню, Лавим?
Кендер кивнул и небрежно добавил:
– А может быть, и за сто десять. У меня не было времени считать шаги, ты же понимаешь.
– Но ведь ты подобрал камень вновь, после того как убил гоблина?
– О да. Это хороший камень, счастливый камень. Он у меня уже давно. Он когда-то принадлежал моему отцу, а еще раньше – его отцу.
Кельда постаралась скрыть улыбку.
– Что-то вроде фамильной реликвии, да?
Лавим сунул камень обратно в сумку.
– Фамильная реликвия? Это ты хорошо сказала!
Кендеры, из поколения в поколение передающие камень?! Просто абсурд! Кельда, пряча улыбку, закрыла лицо руками, но Лавим все же увидел ее смеющиеся глаза.
– Что я сказал таково смешного, Кельда?
– О нет, Лавим, я вовсе не смеюсь, правда-правда. Я просто улыбаюсь. Ведь это так приятно, когда у тебя есть какая-то вещь, напоминающая тебе о твоем отце и деде…
Кельда подтянула ноги к груди и положила подбородок на колени. Она глядела на кендера, а тот продолжал рассматривать свое «вооружение». Его белая длинная коса под солнечными лучами светилась серебром. На загоревшем коричневом лице зеленые глаза светились так, как светятся на солнце весенние листья.
– А вот у меня ничего не осталось на память о семье – ну хотя бы какого-нибудь счастливого камня.
Лавим поднял голову.
– О, таких камней полным-полно в Кхаре. Ты там никогда не была? Это – моя родина. Это – прекрасная страна: всё горы да холмы. И несколько совершенно удивительных долин. Когда-нибудь ты должна обязательно все это увидеть, Кельда. Мне давно уже хочется туда вернуться, но со мной вечно что-нибудь да происходит, всегда какая-нибудь история да приключится, ну как с этим Мечом Бури, например, хотя я толком так и не могу уяснить, – что это такое. И ты, Кельда, ведь не всегда была барменшей, так? Ты жила на ферме со своей семьей, правильно? Прежде чем дракон… ух, гадина!… ну в общем, прежде ты в баре не работала, верно? Так вот, если тебе нравится природа, ты полюбишь долины Кхара. И я буду счастлив показать их тебе. А я уже скоро пойду туда, сразу после того, как мы отнесем Меч Бури в Торбардин. – Он помолчал. – Скажи, как ты думаешь, может, твой приятель Хаук тоже захочет пойти в Кхар?
Кельда взглянула на слепящий солнечный блик пляшущий на камне.
– Почему он должен захотеть идти в Кхар?
– Ну если захочешь ты, захочет и он. Наверное, он уже знает, что ты идешь в Торбардин спасать его, и он, я думаю, должен быть благодарен тебе за это. Неужели они держат его в тюрьме? Или даже в темнице? Ведь в тюрьму, мне кажется, сажают ненадолго. Пищу там дают плохую. А темницы? Мне они совсем не нравятся. Пища не такая плохая, как в тюрьме, но ты ее получаешь не так уж и часто. Те, кто тебя туда сажают, стараются вообще забыть о твоем существовании. Ты знаешь, Торбардин действительно очень велик. Там не один город, а целых шесть. Они все как-то связаны между собой – мостами, что ли. И все они построены внутри горы. Можешь себе представить? Там даже сады есть. Не знала? Но если все это внутри горы, то откуда там солнечный свет? А дождь? Дождь-то откуда берется? Конечно, гномы, я думаю, способны обеспечить свои сады водой, но ведь это просто адская работа! И даже если они способны это сделать – я имею в виду, обеспечить свои сады водой, – то все равно остается проблема солнечного света уж его-то не принесешь в кадушке…
Лавим болтал без умолку, перескакивая с одной темы на другую. Кельда слушала его в пол-уха, думала о тюрьмах и темницах и не могла понять, каким образом Хаук сумеет узнать, что кто-то спешит ему на помощь?!.
«Но он должен знать, – думала она. – Он должен знать, что Тьорл его ищет». Она погладила рукой ножны Королевского Меча. Он, Хаук, конечно же, знает, что его освобождение зависит от этого Меча.
– …И разумеется, если понесешь солнечный свет в кадушке, она должна быть очень плотно закрыта, разве не так?
«Если Хаук жив, он знает, что его ищут, – думала Кельда. – Но жив ли он?» Она вспомнила о маге, о пирамиде на поляне и о Станахе Она закрыла глаза и уткнулась лбом в поднятые колени.
- Предыдущая
- 33/71
- Следующая
