Меч Бури - Берберик Нэнси Верайн - Страница 8

• Предыдущая
• 8/71
• Следующая

Хаук положил руки на стол и улыбнулся обезоруживающе простодушно. Никто, кроме Тьорла, не заметил холода в его глазах.

Вздохнув, Тьорл взял свою кружку и уселся напротив стены. Он знал Хаука уже три года. За это время он успел понять, что может надеяться на Хаука, как на самого себя; если нужно, Хаук всегда придет Тьорду на помощь. Но он также знал: нельзя мешать Хауку, когда его глаза превращаются в льдинки.

И Тьорл, и Хаук много раз, когда им нечем было заплатить за ломоть хлеба и кусок мяса, играли в ножи на обед и на эль. Хаук любил похвастаться, что мог бы их обоих прокормить только своей меткостью. Он всегда очень точно бросал нож, но Тьорл чувствовал, что сегодня дело не в выигрыше – Хаук задумал играть в какую-то другую игру.

Да, конечно, сегодня ставкой не могли быть еда или питье.

В кошельке Кива позвякивало несколько монет, однако он хорошо знал, что если он хочет есть и завтра, то сегодня он должен выиграть, а не проиграть.

– Меч, – громыхнул Кив, – меч! Против чего?

– Это ты сам скажешь.

Стул под Кивом заскрипел.

– В кошельках моих друзей что-нибудь да найдется.

Трое его приятелей почувствовали себя неуютно. Один из них стал было возражать, но Кив, взглянув снова на меч, указал им на золото, серебро и драгоценные камни, украшавшие оружие. Все замолчали; в черных глазах Кива огнем полыхала жадность.

Хаук фыркнул:

– А вправду ли хоть что-нибудь есть в этих кошельках?

Кив щелкнул пальцами – три кошелька тотчас тяжело шлепнулись на стол.

Да, кошельки были полны.

Эльф снова улыбнулся. Деньги в кошельках, конечно, не составляли и сотой доли стоимости меча. Но разве Хаук когда-нибудь промахивался?! На дальней стене зала кто-то давным-давно серой краской нарисовал силуэт человека, красным вином обозначив сердце. Из двух дюжин отметин на сердце пять были сделаны ножом Хаука.

Вокруг них уже собрались зеваки; Сидевшие за соседним столом четыре горожанина наполнили у барменши свои кружки и сдвинули стулья так, чтобы было лучше видно. Остальные посетители, наблюдая за происходящим, заключали пари и обсуждали ставки игроков.

Через длинный зал прошли два гнома в темных одеждах. Тьорл взглянул на них безо всякого интереса и про себя отметил только, что эти двое, занятые беседой, ни на что не обращают внимания.

Барменша, поставив поднос на стойку, тонкая и стройная, грациозно покачиваясь, прошла между столиков; она улыбнулась хозяину таверны и легко отстранилась от его раскрытых для объятия рук. Ее волосы цвета чистой меди были сплетены в две толстые длинные косы.

«Какая хорошенькая», – подумал Тьорл.

Кив также взглянул на девушку, уселся поплотнее на стуле и слегка прикрыл глаза.

– Мишень у девчонки, – тихо сказал он. Хаук изобразил недоумение и почесал бороду.

– Он имеет в виду поднос, а, Тьорл?

На мгновение у Тьорла мелькнула мысль, что Кив имеет в виду вовсе не поднос. Он отпил из кружки и поставил ее на стол. Посмотрел на девушку, идущую к стойке бара, потом перевел взгляд на нож Хаука.

– Ну, разумеется, он подразумевает поднос. – Тьорл вынул из ножен свой нож. Не так ли, Кив?

– Конечно. Ее поднос. Точно в центр. Иначе будет считаться промахом. Один из приятелей Кива нервно засмеялся:

– Без отметки, куда должен попасть нож?

Правой рукой Тьорл сжимал свой нож. Кив открыл глаза, посмотрел на меч и ухмыльнулся.

– Никаких отметок, – подчеркнуто жестко произнес он.

В зале стало тихо, слышались только легкие шаги идущей к стойке девушки. Все боялись пошевелиться и, казалось, даже дышать. Почувствовав, что она в центре внимания, барменша медленно повернула в руках круглый деревянный поднос.

Хаук, голубые глаза которого стали твердыми, как сапфиры в рукояти меча, взял нож в руку. Тьорл почти слышал его мысли: «Скверное условие! Но пути назад уже нет».

Тьорл про себя выругался. Все еще держа нож в правой руке, он левой схватил пустую кружку, стоявшую рядом.

– Девушка, пригнись!

Эльф резким движением бросил кружку.

Зеленые глаза барменши испуганно расширились; она, отражая летящую кружку, быстро подняла поднос над головой. В тот же момент нож Хаука, сверкнув серебром, разрезал воздух.

Сталь ударила в дерево, кто-то вскрикнул; девушка покраснела, а затем со всхлипом вздохнула. Этот вздох долго висел в воздухе и наконец пропал, утонул в шуме восклицаний. Один из зрителей, опрокинув свой стул, бросился к медленно опускающейся на пол барменше. Она была в обмороке.

Поднос положили на пол. Нож Хаука торчал точно в его центре.

– Один из сидевших в дальнем углу гномов, одноглазый, с узким лицом, поднялся из-за стола и вышел из зала. Холодный свежий ветерок ворвался в таверну, закружился было голубоватым туманом, но, когда дверь закрылась, тотчас присмирел.

Тьорл увидел: его друг, побледневшее лицо которого в обрамлении черной бороды казалось совсем белым, наклонился и убрал меч в ножны.

– Точно в центре, Кив.

Кив снова закрыл глаза, даже не взглянув на поднос. Затем медленно вытер капли пота с лица.

Тьорл смахнул со стола себе в карман три кошелька.

– Иди извинись перед девушкой, Хаук. Теперь-то наши друзья оставят нас в покое.

Кив покачал головой.

– А мне уже некуда сейчас идти.

– Где-нибудь да найдешь себе место. – Тьорл большим пальцем правой руки провел по рукоятке ножа. – Ты уже достаточно выпил сегодня, и в ножи ты уже сыграл; все равно в твоем кошельке ничего нет.

Кив перевел взгляд с ножа Тьорла на руку Хаука, лежавшую на рукояти вложенного в ножны меча. Он готов был начать драку, но его друзья не захотели связываться с Хауком и Тьорлом.

– Пойдем, – сказал один из них мрачно. – Ты проиграл наши деньги, Кив, оставь нам хотя бы головы, а?

Кив облизал губы и осторожно почесал бороду.

– Я думаю, здесь было какое-то мошенничество. Наверняка твоя работа, эльф.

– Нет, – просто ответил Тьорл.

Сапфиры блестели на мече Хаука, словно холодные голубые глаза.

Кив двинулся было к Хауку, но рука его товарища легла на плечо драчуна.

– Плюнь ты на все это, Кив, пойдем отсюда.

Тьорл улыбнулся.

Кив отпихнул стоявший перед ним стул и вышел из таверны. Хаук разжал пальцы, сжимавшие рукоять меча, и пошел через зал вытащить из подноса свой нож.

Гомон в общем зале то затихал, то вновь усиливался. Тьорл снова уселся у стены. Теперь надо было поскорее уходить из города.

Запах пролитого эля смешивался с вонью тряпок, валявшихся под стойкой бара. Сидевшая на стуле Кельда стиснула зубы, с трудом проглотила комок в горле. Она закрыла глаза и снова увидела сверкающее лезвие летящего ножа. Она услышала стон и вдруг осознала: это ее собственный стон. Ее только что чуть не убили! Шум в зале затихал. Тенни, хозяин таверны, что-то сказал мальчишке-уборщику. В чью-то кружку полилась из бочонка струя эля.

Кельда работала в таверне всего две недели, но уже усвоила: нужно сторониться ножей, если они не в ножнах. Тенни не видел ничего особенного в том, что посетители таверны тешат себя игрой в ножи, так же как не увидел ничего из ряда вон выходящего в том, что несколько мгновений назад его помощница сама стала, можно сказать, мишенью.

Наконец она пришла в себя полностью. Кто-то сел рядом, брызнул ей в лицо водой. Обернувшись, она увидела молодого человека – того человека, что метнул в нее нож.

У него на поясе в ножнах был меч. Лицо обветренное, загоревшее; он упал на колени рядом с ней, и Кельда увидела: все лицо его в испарине.

– Прости меня, – сказал он хриплым голосом.

– Но ведь ты рисковал моей жизнью, – ответила она.

Он кивнул:

– Да.

Когда он протянул к ней руку – большую, тяжелую, мозолистую, – Кельда отшатнулась. Он был похож на медведя – приземистый, широкогрудый, с черной бородой. И голубоглазый. Она посмотрела на него, внезапно встревожилась: он заслонял дверь, и она не видела, что творится в общем, зале таверны; будто почувствовав это, парень встал, отошел в сторону.

• Предыдущая
• 8/71
• Следующая