Ледяной сфинкс (с иллюстрациями) - Верн Жюль Габриэль - Страница 24

• Предыдущая
• 24/80
• Следующая

— Надеюсь, мистер Джорлинг, что пушки «Халбрейн» послужат нам лучшей защитой, чем сумела защитить «Джейн» ее артиллерия. Если же говорить серьезно, я уже занялся вербовкой новых матросов.

— Это трудно здесь?

— И да, и нет. Губернатор обещал помочь мне.

— Полагаю, капитан, что следовало бы привлечь новичков высокой платой…

— Плата будет двойная — как, впрочем, и для остального экипажа.

— Вам уже известно, капитан, что я могу и хочу взять на себя часть расходов на экспедицию. Считайте меня своим компаньоном.

— Все устроится, мистер Джорлинг. Я вам очень благодарен. Главное — чтобы шхуна была готова как можно быстрее. Через восемь дней нам надо сниматься с якоря.

Новость о том, что наша шхуна уйдет в антарктические воды, быстро облетела Фолкленды, достигнув нескольких прибрежных селений острова Соледад. В те времена там собиралось немало праздношатающихся матросов, дожидавшихся захода китобойных судов, чтобы предложить им свои услуги, которые обычно неплохо вознаграждались. Если бы намерения капитана Лена Гая ограничивались рыбной ловлей к северу от Полярного круга, между Южными Сандвичевыми островами и Южной Георгией, он не испытал бы ни малейших затруднений, набирая команду. Однако забираться в паковые льды, пытаться проникнуть дальше, чем это удавалось самым удачливым мореплавателям, пусть даже с благородной целью прийти на помощь жертвам кораблекрушения, — это наводило на размышления и заставляло многих колебаться. Надо было издавна состоять в команде «Халбрейн», чтобы не думать об опасностях, какими изобилует подобная экспедиция, и смело следовать за своим капитаном.

Как оказалось, численность экипажа предстояло утроить. Пока нас было на борту тринадцать душ, считая самого капитана, старшего помощника, боцмана, кока и меня. Мы вполне могли, не опасаясь перегрузить шхуну, довести нашу численность до тридцати двух — тридцати четырех человек. В конце концов на «Джейн» плавало тридцать восемь человек.

Правда, набирая столь многочисленный экипаж, мы испытывали кое-какие опасения, не зная, насколько надежны эти фолклендские моряки, нанимающиеся на китобойные суда. Одно дело — принять четверых-пятерых новичков на судно с большим экипажем и совсем другое — наша шхуна… Тем не менее капитан надеялся, что с помощью властей архипелага он сделает хороший выбор, в котором потом не придется раскаиваться.

Губернатор проявил в этом деле большое рвение, ибо проект капитана увлек его не на шутку. Кроме того, благодаря обещанию платить вдвое от желающих не было отбоя. Накануне отплытия, намеченного на 27 октября, команда была укомплектована целиком.

Я не буду называть каждого из новых матросов по имени и особым качествам. Совсем скоро нам предстояло проверить их в деле. Среди них мог оказаться кто угодно. В любом случае ничего лучшего мы все равно не смогли бы найти. Ограничусь тем, что скажу: среди новых членов команды было шестеро англичан, в том числе некто Хирн из Глазго, пятеро американцев из Соединенных Штатов и еще восемь личностей более сомнительного происхождения: одни выдавали себя за голландцев, другие — за полуиспанцев. Самому молодому было девятнадцать лет, самому старшему — сорок четыре. Многие были опытны в морском деле и поплавали немало — кто на торговых, кто на китобойных судах, кто охотился на тюленей. Прочие были взяты на борт для увеличения способности шхуны защитить себя.

Итак, команда пополнилась девятнадцатью моряками, которым предстояло отправиться вместе с нами в экспедицию, продолжительность коей было затруднительно определить заранее. Плата была настолько высока, что ни один из вновь принятых моряков за всю жизнь не заработал и половины.

Общая численность экипажа, исключая меня, но считая капитана «Халбрейн» и его старшего помощника, достигла тридцати одного человека. Вскоре появился и тридцать второй, — но на нем следует остановиться особо.

Накануне отплытия к капитану Лену Гаю подошел в порту незнакомец — моряк, судя по одежде, походке и манере говорить. Он сказал капитану грубовато и невнятно:

— Капитан, у меня есть предложение…

— Какое?

— Наймите меня. У вас осталось место на борту?

— Для матроса?

— Для матроса.

— И да, и нет, — отвечал капитан Лен Гай.

— В каком случае «да»?

— В случае, если предлагающий свои услуги подойдет мне.

— Я вам подхожу?

— Ты моряк?

— Я проплавал двадцать пять лет.

— Где?

— В южных морях.

— Далеко?

— Да… как бы это сказать? Далеко…

— Сколько тебе лет?

— Сорок четыре.

— И давно ты сидишь в Порт-Эгмонте?

— На Рождество исполнится уже три года.

— Ты собирался устроиться на китобойный корабль?

— Нет.

— Чем же ты тут занимался?

— Ничем. Я не собирался больше выходить в море…

— Зачем же тебе наниматься теперь?

— Так, просто взбрело в голову… До меня дошли слухи об экспедиции, в которую собралась ваша шхуна. Вот мне и захотелось… да, захотелось принять в ней участие… С вашего согласия, конечно!

— Тебя знают в Порт-Эгмонте?

— Знают. За все время, что я пробыл здесь, никто не смог меня ни в чем упрекнуть.

— Ладно, — отвечал капитан Лен Гай, — я наведу о тебе справки.

— Наводите, капитан. Если вы скажете «да», то сегодня же вечером мои пожитки будут на корабле.

— Как тебя зовут?

— Хант.

— Откуда ты родом?

— Американец.

Хант был низкоросл, крупноголов и колченог. С лицом, обожженным солнцем до цвета каленого кирпича (незагоревшая кожа тела была желтоватой, как у индейца), с могучим торсом, он обладал, как видно, невероятной силой — бросались в глаза ручищи с широченными ладонями. Его седеющие волосы напоминали скорее меховую шапку.

На его физиономии сразу обращали на себя внимание маленькие колючие глазки, безгубый рот, протянувшийся почти от уха до уха, и длинные зубы с совершенно неповрежденной эмалью, избежавшие цинги, подстерегающей любого матроса в высоких широтах.

Хант прожил на Фолклендах уже три года — сперва в одном из портов Соледада — Французской гавани, а потом в Порт-Эгмонте. Он не отличался общительностью и жил одиноко, на пенсию, о происхождении которой никто ничего не знал. Он ни от кого не зависел и занимался рыбной ловлей, довольствуясь дарами моря, которые он либо ел, либо продавал.

Сведения о Ханте, которые удалось раздобыть капитану, были скудны, зато его поведение во время проживания в Порт-Эгмонте не вызвало никаких нареканий. Он не дрался, не пил и много раз демонстрировал свою гигантскую силу. О его прошлом известно было лишь, что он большую часть жизни провел на море. Он упрямо отмалчивался, когда его спрашивали о семье и месте рождения. Однако что за важность, лишь бы матрос пришелся кстати на борту.

Словом, ничто не наводило на мысль, что предложение Ханта следовало бы отклонить. Более того, можно было бы только желать, чтобы и об остальных членах команды из Порт-Эгмонта люди отзывались столь же благосклонно. Итак, Хант получил на свое предложение утвердительный ответ и вечером поднялся на борт.

Теперь все было готово к отплытию. «Халбрейн» загрузилась припасами, которых хватило бы года на два: солониной, овощами, кореньями, сельдереем и ложечницей — отличным средством против цинги. Трюм был забит бочками с водкой, виски, пивом, джином, вином, предназначавшимися для ежедневного употребления, а также мукой и сухарями, приобретенными в порту.

Добавлю, что по указанию губернатора нас снабдили порохом, нулями, ядрами и гранатами. Капитан Лен Гай приобрел даже абордажные сети, снятые с корабля, недавно потерпевшего крушение недалеко от гавани.

Утром 27 октября в присутствии властей архипелага были закончены последние приготовления. Получив сердечные напутствия, шхуна снялась с якоря и вышла в море.

Дул несильный северо-западный ветер, и «Халбрейн», распустив паруса, устремилась к выходу из гавани. Оказавшись в открытом океане, она повернула на восток, чтобы обогнуть мыс Тамар-Харт и войти в пролив, разделяющий два острова. К вечеру остался за кормой остров Соледад, а вскоре за горизонтом исчезли и мысы Долфин и Пемброк.

• Предыдущая
• 24/80
• Следующая