Тайна Вильгельма Шторица - Верн Жюль Габриэль - Страница 20

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая

Вслед за тем упали на пол мой брат и Мира. Обручальные кольца полетели через всю церковь, и одно из них попало мне в лицо.

Потом я услышал, и со мной то же самое услышали сотни человек:

— Горе новобрачным!.. Горе им!..

Голос этот мы все уже знали.

Это был голос Вильгельма Шторица.

Толпа, как один человек, дружно ахнула от испуга. А Мира, привстав, пронзительно закричала и без чувств упала на руки застывшего от ужаса Марка.

Оба явления — и то, которое мы видели в доме Родерихов, и то, которое произошло в соборе, — были однородны и имели одну и ту же цель. Устроил их, несомненно, один и тот же человек — Вильгельм Шториц. Объяснить все ловким фокусом было невозможно. Скандал в соборе и похищение венка с бала — не фокусы. Очевидно, этот немец унаследовал от своего ученого-отца какой-нибудь секрет, благодаря которому мог делать себя невидимым для других. Разве не может быть такого светового или оптического явления?

Но нет. Это все одни догадки, пустые предположения. Вот как я увлекся! Не надо никому говорить, а то еще на смех поднимут.

Мы отвезли Миру, все еще находившуюся в обмороке, домой, отнесли в ее комнату, уложили в постель. Несмотря на все наши хлопоты, она не приходила в чувство. Но она была жива, дышала, сердце ее билось. Я удивлялся, как еще она перенесла такое страшное потрясение и осталась жива.

Многие из врачей — товарищей доктора Родериха съехались к нему в дом и окружили больную. Мира лежала бледная, с закрытыми глазами, точно восковая фигура. Грудь вздымалась неровным дыханием — слабым-слабым, так что можно было каждую минуту опасаться, что вот-вот прекратится и оно.

Марк простирал к ней руки, плакал, молил, звал ее:

— Мира!.. Милая Мира!

Госпожа Родерих повторяла, рыдая:

— Мира!.. Дитя мое! Я здесь… я твоя мама…

Мира продолжала лежать с закрытыми глазами и, должно быть, ничего не слышала.

Доктора прибегали к самым сильным средствам. Больная начала как будто приходить в чувство. Губы ее что-то шептали, пальцы той руки, которую Марк держал в своей, слабо зашевелились. Приоткрылись глаза. Мира взглянула из-под полуопущенных век и что-то пролепетала. Слова были непонятные, а взгляд совершенно бессмысленный.

Марк понял. Он отскочил назад с громким криком:

— Она помешалась!..

Я бросился к нему и держал его с помощью капитана Гаралана. Мы боялись, как бы с ним не случилось того же, что с Мирой.

Пришлось увести его в другую комнату и сдать с рук на руки врачам.

Чем же все это кончится? Какова будет развязка драмы?

Острое помешательство Миры не перейдет ли в хроническое? Или оно уступит искусству врачей и заботливому уходу близких?

Оставшись со мной наедине, капитан Гаралан сказал:

— С этим надобно покончить.

Что он хотел сказать? Что Вильгельм Шториц снова находится в Раче и устроил эту историю? Но как же его взять, если он неуловим?

С другой стороны, как отнесется ко всему этому город? Примут ли жители естественное объяснение фактов или поверят в колдовство? Ведь мадьяры суеверны и не особенно культурны. Образованный человек поймет, что тут просто какой-нибудь научный секрет, хотя еще и необъяснимый. Но люди невежественные и без того уже считают Шторица колдуном и чуть ли не самим дьяволом.

Пришлось всем рассказать, в каком смысле замешан в это дело Вильгельм Шториц. После скандала в соборе св. Михаила Архангела нельзя было больше утаивать шила в мешке.

На другой день весь город был в волнении. Случай на балу у Родерихов сопоставлялся с кощунством в соборе. Все теперь знали, кто в этом замешан. Имя Вильгельма Шторица было у всех на устах. Толпа народа хлынула на бульвар Текели и собралась у запертого дома. Настроена она была враждебно. Против Шторица поднялась волна общественной ненависти.

В особенности всех возмущало кощунство в соборе. Религиозные мадьяры не могли простить этого Шторицу.

Возбуждение росло. Шторица объявили колдуном, знающимся с нечистой силой. Естественного объяснения не принимали, не хотели слушать.

Губернатор все время требовал от начальника полиции самых энергичных мер. С паникой необходимо было бороться. Приходилось также охранять дом на бульваре Текели, потому что толпа угрожала разгромить его и сжечь.

Я продолжал размышлять над своей первоначальной гипотезой и все больше и больше приходил к заключению, что в ней нет ничего невозможного. Наука безгранична в своем могуществе. Отчего не допустить, что человек может изобрести средство делать себя невидимым? Но если это так, если сказание о перстне Гигеса при дворе царя Кандавла могло осуществиться реально, то тогда прощай общественное спокойствие, прощай личная безопасность. Раз Вильгельм Шториц вернулся в Рач и никто не может его видеть, то ведь он что захочет, то и сделает, не подвергая себя ни малейшему риску. И еще другой повод для опасений: оставил ли Вильгельм Шториц при себе научный секрет, полученный им в наследство от отца? Не поделился ли он этим секретом со своим лакеем Германом? Не узнали ли тайну и некоторые другие лица? Тогда ведь начнет происходить нечто ужасное. Люди будут входить невидимыми в любой дом и проделывать что угодно, будут узнавать чужие тайны и пользоваться ими по своему усмотрению. На улицах, в публичных местах будет еще того хуже. Всякие преступления будут возможны, потому что будут оставаться безнаказанными. Общественное спокойствие будет уничтожено в самый короткий срок. Тут некоторые припомнили случай, произошедший на Коломановом рынке, когда мы проходили там с капитаном Гараланом. Кто-то невидимый толкнул прохожего мужика, так что тот упал на землю. Мужик уверял, что он не сам упал, что его толкнули, но ему не поверили и сочли за пьяного. Теперь приходилось допустить, что мужик говорил правду. Конечно, его толкнул или Шториц, или Герман, или кто-нибудь из их шайки. Каждый думал теперь, что в любую минуту это и с ним может случиться и никак нельзя себя от этого оградить.

Припомнилось разорванное объявление, вывешенное в соборе, шаги, слышанные в соседней комнате во время обыска, падение полицейского агента с лестницы, падение со стола пузырька, который разбился, и так далее.

Разумеется, во время обыска и Шториц и Герман находились в доме. Они наблюдали за нами, оставаясь невидимыми. Вот почему и мыльная вода была в тазу, и плита топилась на кухне. Они видели весь обыск и, убегая, толкнули полицейского агента. Похищенный венок мы нашли потому, что Шториц второпях не успел или позабыл подальше его спрятать или унести с собой.

Понятен становился теперь и случившийся со мной инцидент на «Доротее», когда я ехал из Пешта в Рач. Я думал, что таинственный пассажир вышел в Вуковаре, а он преспокойно оставался на корабле, только его уже никто не видел.

Стало быть, — говорил я сам себе, — он знает средство делаться невидимкой в любой момент. Он, как волшебник по мановению жезла, может сделать невидимым не только самого себя, но и одежду, которая на нем надета. Но вещи, которые находятся у него в руках, делать невидимыми он не может, поэтому мы все видели растаптываемый букет, разрываемый брачный контракт, похищенный венок невесты, бросаемые обручальные кольца в соборе. Однако тут нет никакого колдовства, никакой черной или белой магии, никакого знакомства с нечистой силой. Это надо отбросить. Будем держаться реальной почвы. Очевидно, Вильгельму Шторицу известен секрет какого-то состава, который стоит только выпить — и человек станет невидимым. Но что это за состав? Конечно, именно он и был налит в том пузырьке, который разбился. Состав летучий — он почти сейчас же испарился. Но как он делается? Из чего? Какова его формула? Этого мы не знали и не имели оснований надеяться, что узнаем.

Теперь вопрос о личности самого Шторица. Разве его так уж и нельзя изловить? Если он умеет делать себя недоступным для зрения, то это, я полагаю, еще не значит, что он недоступен и для осязания. Его материальная оболочка, по-видимому, не утрачивает ни одного из трех измерений, свойственных каждому телу, то есть длины, ширины и высоты. Он невидимка, но он тут налицо. Нельзя его видеть, но можно осязать, можно трогать. Неосязаемы только призраки, а он не призрак, это живой человек.

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая