Сельва не любит чужих - Вершинин Лев Рэмович - Страница 64
- Предыдущая
- 64/127
- Следующая
Медленно, словно не очень доверяя даже себе самому, бритоголовый нажал на кнопку, предлагая компу повторить то, что минуту назад уже отзвучало во второй раз. И послушная машина не замедлила отозваться.
– Лейтенант-стажер Коршанский, Дмитрий Александрович. Фамилия материнская. По отцу Бурбон д'Эсте…
Улыбающееся полумальчишеское лицо на экране дисплея было невероятно, ослепительно, до неприличия похоже на официальный портрет с автографом в уголке, украшающий стену кабинета, только этот, который на экране, был намного моложе свой постаревшей копии, заключенной в резную палисандровую раму.
– 2361 года рождения. Великоросс. Крещен в православии. Место рождения – Киев, Старая Земля. С отличием окончил Кадетский корпус имени Президента Коршанского. Курсант-дипломник Академии Космодесанта. Второй пилот учебного космофрегата «Вычегда». Родственники: дед, Коршанский Даниэль Дмитриевич. Место проживания родственников: Лох-Ллевен, Старая Земля. Место работы родственников… – комп тихо звякнул, помолчал и сообщил с особой, несколько комической многозначительностью: —… не указано.
Финал. Картинка исчезла.
Коренастый толстяк в мешковатом костюме задумчиво поглядел в лепной потолок. Подумал. Ткнул пальцем в клавишу селектора.
– Зиночка! Чашечку чаю, пожалуйста.
– Одну минуточку, Шамиль Асланович, – прощебетал селектор. – Как всегда, послабее? С печеньем?
– Нет, душа моя, – ответил Председатель совета директоров. – Как раз наоборот. И, пожалуйста, рюмку «Випли». Можно с печеньем.
Селектор изумленно охнул. Но, уловив интонации, возражать не стал. И правильно сделал.
Бритоголовый пил давно запрещенный консилиумом светил коньяк крохотными глоточками, запивая дивный напиток крепчайшим горячим «липтоном». Вечером, он знал, и коньяк, и чай аукнутся тянущей болью в желудке, грохотом в висках и тяжестью в затылке. Но только вечером! А сейчас это помогло собраться, и, значит, стоило того. Потому что собраться было необходимо. Причем немедленно.
– Хо-ро-шо, – задумчиво сказал он в пространство.
Затем поглядел на экран, отображающий происходящее в приемной, битком забитой чиновным людом, и снова повернулся к селектору.
– Зиночка!
– Да, Шамиль Асланович? – откликнулась секретарша.
– Скажите всем, что на сегодня прием закончен.
– Понимаю, Шамиль Асланович.
– Далее. Соедините меня с Пятым. Да, непосредственно. По внутреннему, конечно. А затем, – Председатель совета директоров Компании Шамиль Салманов пожевал губами, – попробуйте разыскать Тринадцатого…
– Слушаюсь, Шамиль Асланович.
Почти сразу же на экране возникла суета. Солидные люди, терпеливо ожидавшие назначенного на сегодня приема, освобождали удобные кресла, одевались, негромко переговариваясь и косясь на глазок камеры слежения, брали под мышки папки и, кивнув на прощание Зиночке, покидали помещение.
Впрочем, господин Салманов больше не глядел на экран.
Он думал. И нервничал, как это случалось всегда, если происходило что-либо непредвиденное, не очень понятное, но, несомненно, важное.
Серьезность поступившей информации он склонен был оценить как ЧП категории «А-1», никак не менее, и вовсе не из-за очередной аварии в глубинах Галактики. Такое, увы, бывает нередко, и с этим приходится мириться. Но далеко не каждая авария способна повлечь за собою такие последствия, какими чревато крушение «Вычегды».
Вместе со всем экипажем учебного космофрегата сгинул во Внешних Мирах, на забытой Богом и людьми планете Валькирия лейтенант Коршанский Д.А., по терминологии, принятой в узких кругах, – Принц. Этот факт неоспорим и несомненен, и только круглый идиот, каковых в вышеупомянутых узких кругах все-таки немного, станет отрицать, что гибель мальчишки является фактором политическим…
Но если так, отчего Компания доныне пребывала в неведении? Ведь регистр-датчики, вживляемые в грудь каждому, допущенному к космоперелетам, перестают действовать в момент прекращения физической жизнедеятельности носителя! Сигнал прерывается мгновенно, а спустя день-другой на табло в управлении кадров космофлота гаснет соответствующая лампочка.
Никто из окружения Хозяина не посмел бы скрывать гибель Принца от Президента. И несложно представить, что началось бы в Лох-Ллевенской резиденции, узнай там о крушении «Вычегды». Но ведь ни на что подобное нет и не было даже намека! И это при том, что в президентском окружении достаточно людей, лояльных Компании, и любая вспышка активности Старика была бы немедленно зафиксирована и отражена в донесениях…
Но, но, и опять-таки но! Тишина и благолепие. Значит…
А вот вариантов «значит» совсем немного. Их, собственно говоря, всего два.
Вариант первый, крайне маловероятный.
Президент умер. Возраст, в общем-то, позволяет предположить и такое. Но о столь неординарном событии господину Салманову стало бы известно максимум через полчаса, поскольку именно Компания в порядке благотворительности спонсировала приобретение Лох-Ллевеном новейшего оборудования, разработанного ею, и специалисты, обслуживающие сложнейший медицинский корпус, в первую очередь – реаниматологи, не могли бы не быть в курсе, даже решись шустрые мальчики из Администрации до времени утаить от Федерации скорбную новость.
Вариант второй. Управление кадров Космофлота данными о «Вычегде» располагает, но пока что придерживает их в каких-то собственных целях. Тоже не очень вероятно. Но других версий нет, а в сущности, и быть не может.
Следовательно…
Вот именно это, «следовательно», господин Салманов и собирался выяснить немедленно.
Приглушенно загудел аппарат внутренней связи, штуковина несерийная, чудовищно дорогая, зато позволяющая общаться с немногими своими абонентами, совершенно не опасаясь прослушивания и подсматривания.
– Шамиль Асланович, Пятый на проводе, – проинформировала безотказная, как «наган», Зиночка.
Господин Салманов не стал благодарить ее, нарушая тем самым правила, им самим установленные в отношениях с персоналом. Он резко развернулся к большому, вмонтированному в стену экрану, только что аспидно-черному, а ныне изукрашенному зигзагами цветных помех, и насупился.
Ровно пять секунд спустя помехи исчезли, открыв взору Председателя совета директоров огромный, богато, но без вычурности декорированный кабинет, краешек необозримого рабочего стола, ноги официального бюста и на их фоне – хозяина всей этой роскоши, удивительно интеллигентного на вид военного, украшенного изысканным серебром шевелюры, черепаховыми очками и канительным золотом генерал-полковничьих погон.
Генерал-полковник был заметно встревожен. Судя по всему, он никак не ждал этого вызова. Но держать марку он, следует признать, умел.
– Ба, Шамиль! Здравствуй, дорогой мой… – начал он тоном весьма уважительным и чуть-чуть дружеским, но ни в коей мере не фамильярным.
И был перебит на полуслове.
– Ты на кого работаешь, мудило? – негромко, но до крайности выразительно осведомился господин Салманов. – Ты на кого, я спрашиваю, работаешь?..
– Я… но… позвольте… – лицо генерала неописуемо быстро теряло интеллигентность. – Разрешите… я…
– Я ничего тебе не позволю, животное, – все так же тихо и яростно цедил Председатель, не обращая никакого внимания на сбивчивый лепет военного. – Даю тебе три секунды на то, чтобы ты, падло, назвал мне хоть одну причину, по которой тебя стоило бы оставить жить до завтра…
– Нет… Первый… я, нет, но… я же, – бегая глазами по углам кабинета, забормотал генерал-полковник, и вдруг, сделавшись до синевы бледным, принялся суетливо расстегивать застежки на кобуре. – Вот увидите!.. Я докажу!.. Я сейчас же, сейчас же!.. И чтобы никто!..
Замочки упорно не поддавались. И Шамиль Асланович, для приличия выждав с полминуты, счел возможным прервать подзатянувшийся спектакль, тем паче что забавным все это было только в первый, ну и, пожалуй, в четвертый разы.
– Прекрати истерику, говнюк, – тон его вроде бы не изменился, но опытное ухо военного, судя по всему, уловило все же некие нюансы, поскольку лицо его начало вновь приобретать интеллигентный, хотя и до крайности жалостный вид. – И отвечай, как у попа на исповеди.
- Предыдущая
- 64/127
- Следующая
