Любовь без правил - Весенина Наталия - Страница 2
- Предыдущая
- 2/58
- Следующая
– Сволочь! – в сердцах произнесла Женя.
– Девушка, но я же не специально! – обиженно возмутился мужичок. – И потом, я трижды перед вами извинился. Неужели вы не слышали? Зачем же оскорблять?
– Что? Что вы сказали? – встрепенулась она, подняв глаза.
– Я говорю – зачем обзываетесь? Ведь сами видели, что я не хотел вас задеть... – снова повторил мужичок.
– Простите. – Женя поняла, что произнесла вслух ругательное слово, относившееся к супругу. Она уже забыла, что ее толкнули. Душевная боль ранила значительно сильнее, а потому заглушала боль физическую. – Это не к вам относится. Я... я задумалась... но ни в коем случае не хотела вас обидеть. Ради бога, извините. Понимаете...
Она могла еще долго оправдываться и объясняться, но мужичок, даже не взглянув на нее, расчищая локтями дорогу, направился к раздвижным дверям, пытаясь попасть в поток, который должен вынести его из вагона.
И так всегда. Женя Лопатина вздохнула. Ее воспитывали слишком интеллигентные родители. Ее научили просить прощения, трижды спросить разрешения, прежде чем войти, обязательно здороваться и говорить «до свидания», интересоваться здоровьем, даже если здоровье малознакомого человека мало волновало ее, извиняться, когда ей наступили на ногу. В общем, с каждым годом она убеждалась, что воспитание ее никуда не годится, оно больше мешало, чем помогало в жизни, а перевоспитывать себя вроде уже как поздно.
Так было и в школе. Мягкий, покладистый характер Женечки моментально раскусили ее ученики: маленькие чудовища ежедневно с огромным удовольствием готовили ей очередную пакость, а потом громко радовались, когда ее удавалось реализовать.
Как правило, в конечном итоге виноватой оказывалась она, Евгения Владимировна, потому что не имеет надлежащего влияния и авторитета, не должна потакать наглости детей, неправильно ведет воспитательную работу и – это главное! – не умеет клянчить у родителей учащихся деньги на бесконечные потребности школы, что считалось самой большой провинностью и вызывало всеобщее возмущение. Все это она не раз выслушивала от других преподавателей и директора школы. С каждым разом все более убеждаясь, что профессия выбрана ею неправильно, и настоятельный совет мамы, считающей, что учитель – это престижно, всегда уважаемо и стабильно, оказался не к месту. Но спорить с мамой в то время Женя не могла, и поэтому родительские увещевания и требования поступать в педагогический были воплощены в жизнь.
Вообще-то советов, как жить, с кем дружить, куда ходить, кого любить и во что одеваться, было немереное количество. Даже сейчас, когда Женя вышла замуж и, казалось, вырвалась из-под родительского крыла, мама контролировала каждый ее шаг, и девушка прекрасно знала, что после любого отступления вправо или влево последует нудное жужжание, театральный обморок, хватание за сердце и поглощение валерьяновых капель. В такие минуты – нет, часы, ибо возмущенные тирады минутами не ограничивались, – Жене хотелось провалиться сквозь землю, уехать далеко-далеко, туда, где нет телефона, где не работает почта и вообще где она больше никогда не услышит и не увидит всего этого. Когда мамочка входила в транс (как про себя называла дочь ее плохое настроение), Женя оказывалась неблагодарной дочерью, жестоким и эгоистичным существом, злой и непослушной, своенравной и разбалованной девчонкой.
Женя не соглашалась ни с одним из пунктов обвинений, выдвигаемых матерью, но только молча, в душе, и так, чтобы никоим образом – ни одним мускулом, жестом, даже поворотом головы или выражением глаз – не выказать своего недовольства и возможного бунта. Уж так ее воспитали.
Женя и сейчас носила то, что нравилось матери. Ежемесячно в ее шкафу проводился тщательный пересмотр всех вещей. Жене разрешались строгие костюмы с юбками ниже колена, широкие блузки и длинные, практически до пят платья. А как хотелось надеть брюки или хотя бы короткую юбку! Ах, уж эти мини! Помнится, иногда, уговорив мать отпустить ее в гости к подруге, Женечка бежала на дискотеку. Она заблаговременно брала у подруги столь желанную мини-юбку, поверх надевала мешкообразный длиннющий сарафан и уходила из дому. Вся процедура перевоплощения занимала не более минуты и происходила на лестничной клетке.
Евгения, тревожно оглядываясь, чтобы никто ее не заметил, быстро снимала с себя ужасную одежду и прятала ее в почтовый ящик. А из него извлекалась потрепанная косметичка с тюбиком помады и тушью. Впопыхах девушка красилась и прятала драгоценную косметику обратно. Перед возвращением домой Женечка смывала легкий грим в комнате для девочек (другими словами – в туалете, где были большие зеркала и белоснежные раковины с умывальниками), надевала между этажами ненавистную одежду и как ни в чем не бывало представала перед матерью в том же виде, в котором покидала квартиру.
Постепенно влияние властной женщины сказалось на Евгении. Она с удивлением заметила, что одноклассники сторонятся ее, в компании и на вечеринки не приглашают. Последней каплей стало услышанное за спиной слово «забитая». Как? Неужели вечные наставления настолько сказались на ее поведении? Женя долго анализировала, вспоминала и переоценивала свою жизнь. Да, все верно, она поняла, что оказалась маленькой букашкой, зажатой в железном кулаке матери. Столь неожиданный вывод заставил ее переменить свое отношение к материнским нотациям. Объявлять войну родному человеку не хотелось. Было бесполезно доказывать собственную правоту: ни одна, ни другая сторона уступать не собиралась, и каждый остался бы при своих взглядах. Женя избрала другую тактику. Она стала играть в игру, ею же самой и придуманную: дома девушка была тем, кем хотели видеть ее родители, а в школе и на улице была такой, какой хотелось быть.
Приоритет в выборе института Женя предоставила родителям, понимая, что в этом вопросе отстоять личное мнение ей не удастся. Да если честно, и не было у нее в то время своего мнения. Ей хотелось стать поэтессой, но разве есть такая профессия? Стихами вряд ли заработаешь даже на хлеб, про масло и колбасу вообще говорить нечего. Поэтому девушка молча, не ропща, поступила в институт, без особого энтузиазма его закончила и без энтузиазма переступила порог школы, теперь уже в качестве учительницы. Дети садились на голову, их родители помогали им свешивать ножки и болтать ими, а коллеги по работе подливали масла в огонь сплетнями, склоками и борьбой за лишние, отдельно оплачиваемые часы.
С каждым днем в душе Евгении маленькое зернышко протеста росло, развивалось, превращаясь в тонкий стебелек, из стебелька в деревце, а сейчас оно стало огромным ветвистым деревом, корни которого тянули последние силы, а ветки преграждали дорогу к новому и неизведанному. Жене казалось, что скоро она запутается в зарослях и уже никогда не найдет выхода к солнечному свету.
Единственной радостью в ее жизни был Виталик, ее опора, ее любимый человек и муж. Пожалуй, он единственный, за которого Женя боролась, невзирая на личности, и здесь мать с ее мнимыми сердечными приступами оказалась бессильна.
Разумеется, достойного кандидата в женихи мамочка тоже подыскала сама, не спрашивая мнения дочери. В своих мечтах она уже видела Женю законной супругой упитанного Васи Удальцова, будущего отца Василия, который только что вернулся из Штатов, где изучал слово Божье. На гамбургерах, жареной холестериновой картошке и кока-коле Вася превратился в колобка-толстяка, хотя его сей факт ни капельки не смущал. Он считал, что предложением руки и сердца осчастливит любую девушку, а уж Евгения должна руки ему целовать за то, что удостоили ее такой чести. Вася хотел иметь пятерых, а если Бог даст – шестерых отпрысков, добропорядочную жену, которая будет стирать, убирать и готовить вкусные обеды, а также ежедневно посещать службу в церкви.
Женя ничего не имела против детей, правда, пятеро казались ей перебором, а вот от мальчика и девочки, розовой мечты каждой второй женщины, не отказалась бы. Она хорошо готовила и умела поддерживать идеальный порядок. Девушка даже не возражала против воскресных служб в храме Господнем, но чувствовать, как руки вечно потеющего и жирного Васи касаются ее тела... ни за что!
- Предыдущая
- 2/58
- Следующая
