Дикое сердце - Вилар Симона - Страница 13

• Предыдущая
• 13/142
• Следующая

Эмма никогда не рассказывала Ролло об этих стычках, предпочитая справляться своими силами. Саксонку она откровенно припугнула кинжалом; аббатису велела попросту выпороть, а Маркотруда… Эмма знала, что эта златовласая красавица нравится викингу Херлаугу и что он даже не прочь на ней жениться. Маркотруда вроде и поощряла эти ухаживания молодого норманна, но, когда Ролло вызвал ее к себе и поговорил об ее браке с Херлаугом, наотрез отказалась.

Ролло не стал настаивать, и это разъярило Эмму. Но сейчас, уже засыпая, Эмма вдруг вспомнила, что забыла велеть выпустить Маркотруду из ублиета[4] , куда ее посадили по приказу Эммы день назад. Хотела было встать, отдать распоряжение, но глаза уже слипались, и она передумала. Ничего, этой заносчивой шлюхе только на пользу, если она еще одну ночь проведет в грязи среди крыс.

По утрам Эмма, сладко потягиваясь, ударяла молоточком в серебряный диск, висевший на стене в изголовье ее кровати. По этому призыву госпожи немедленно являлись придворные дамы и служанки, рабы вносили обитую медью лохань с теплой водой. Нежась в приправленной душистыми луговыми травами лохани, Эмма выслушивала последние городские сплетни, дворцовые слухи, узнавала новости.

Ролло еще не вернулся, сварливая Виберга не встает из-за плохого самочувствия, в дальнем флигеле опять видели, призрак, и служанки отказываются туда заходить, Эмма вздыхала. Ей давно следовало заняться ремонтом дальних построек, и тогда будет меньше нежилых помещений, где дворне мерещатся призраки.

Являлась Сезинанда, еще больше располневшая, но румяная и живая, очаровательная. С ней Эмма болтала, спрашивала о здоровье детей, делились маленькими тайнами Служанки тем временем заплетали ей волосы. Став женой Ролло, Эмма уже не могла ходить с распущенной по плечам гривой, но и надеть скандинавский платок ее никто не мог заставить. Поэтому она придумывала каждый раз нечто новенькое — зачесывала волосы наверх и завязывала в узел, опустив на спину длинный хвост (этой прическе она научилась в Байе, где обычаи северян были сильней, чем где бы то ни было); могла просто заплести косу или две, перебросить их на грудь или уложить короной на голове, собрать в узел на затылке или двумя заплетенными сложными петлями собрать за ушами.

В это утро она велела заплести волосы в косы от висков, а сзади, на уровне лопаток, сплести в одну. Косы украсили кораллами. Их цвет не шел рыжим волосам Эммы, однако женщинам в положении полагалось носить коралл, так как он обладал свойством облегчать беременность. Хотя Эмма и так переносила свое положение на редкость легко, беременность даже красила ее, придавая ее облику женственную округлость и удовлетворенность.

— Клянусь былой невинностью, у тебя непременно будет дочь, — уверенно говорила Сезинанда с высоты своего двойного материнства. — Я вон на последних месяцах вся пятнами пошла, а ворчунья Виберга совсем измаялась изжогой. Вот у нее непременно будет сын, Эти будущие воины нещадно грызут нас изнутри.

Эмма мечтательно улыбалась. Она почти машинально оправляла складки широкого платья из зеленого сукна, думала о чем-то своем, почти не глядя в зеркало, и была так хороша, что в прищуренных глазах Сезинанды невольно появлялась зависть.

Принесли завтрак — ломти белого хлеба, масло, мед, молоко. По одному начали впускать ожидавших у дверей торговцев. Эмма ела и одновременно разглядывала предлагаемый товар — ткани, перчатки, броши, амулеты, пряжки для сандалий и поясов. Она все еще не могла пресытиться выбором товаров и возможностью покупать не торгуясь.

Одна из брошей — извивающийся дракон из перегородчатой эмали с бирюзой — вызвала у нее особое восхищение, и она тут же скрепила ею складки одежды на плече. На лавке у стены наигрывал на лире мальчик-паж Риульф. Он был сиротой, отпрыском знатной норманнской семьи, и Эмма искренне привязалась к нему. Риульф был очень красив, просто-таки золотоволосый купидон, словно сошедший с мозаичного панно, и к тому же обладал прекрасным голосом и слухом. Когда он начинал напевать, Эмма порой отворачивалась от торговцев и пела вместе с ним.

Справилась еще раз о муже. Нет, он еще не вернулся. Эмма вздыхала, ополаскивая пальцы в чаше с водой и в окружении свиты отправлялась осматривать хозяйство.

Эти ежедневные обходы Эмма ввела в обязанность и осуществляла их лично. Заглянула в коровник, в новую сыроварню, отведала свежего творожного сыра. Прошла по ткацким, прядильням, заглянула в кухню. Ее неуемная энергия не давала ей бездельничать. Кликнув майордома и свою свиту, начала обход дворца: посещала сводчатые анфилады из красного кирпича, внутренние дворики с увитыми ползучими растениями колоннами, деревянные флигели, где жили со своими семьями дружинники Ролло.

Эмма заходила в каждое помещение, разговаривала с людьми — на романском, норвежском, латыни, — ей нравилось узнавать новое о людях. За узким залом следовали ряды кладовых, небольших часовен, превращенных в каморки для прислуги, потом — открытая галерея — опять зал, огромный, непонятно для чего предназначавшийся еще при императорах Каролингах.

Часто в помещениях, куда заглядывала Эмма, толпились рабочие: красили, чистили, стучали молотками. Все то время, как Эмма живет в Руане, она следила за перестройкой дворца. Некоторые его покои были в неплохом состоянии — мозаичные полы, дубовые галереи, винтовые лестницы, опоясывавшие мощные колонны! Но некоторые помещения совсем никуда не годились — краска на оштукатуренных стенах шелушилась, толстые колонны-подпорки были покрыты пятнами от сырости и плесени, в некоторых арочных сводах от протечек отвалился гипс, обнажив войлок и дранку. Эмма окидывала все взглядом полководца, изучающего предстоящее поле боя. Ее распоряжения были сродни приказам — ясные, четкие, продуманные. Возражений она не принимала.

Майордом, испытавший на собственной персоне, каковы коготки у этой малышки, угодливо склонялся перед ней, представлял мастеров, нанятых для ремонта, — плиточников, мастеров по росписи стен, резчиков по кости и дереву, стеклодувов. Эмма разговаривала с каждым из них.

• Предыдущая
• 13/142
• Следующая