Дикое сердце - Вилар Симона - Страница 77

• Предыдущая
• 77/142
• Следующая

— Я вижу, ты готова душу поставить про заклад ради любого из этих язычников.

Эмма не придала внимания сарказму в его голосе. Главное спасти Бьерна. Он очень плох. А ей вряд ли и далее позволят за ним ухаживать.

— У нас есть Бьерн, — заговорила она как можно спокойнее. — Есть и другие норманны. Кроме лишних ртов, вы ничего не приобретете в их лице. Ролло же может согласиться выменять на них Далмация и других франков. Сообщите ему это. Думаю, он не откажет.

По их молчанию она ничего не могла понять, но настаивать не стала, чтобы своим пылом еще более не раздражать Ги, не вызвать сомнения у Гвальтельма. Ушла. Оба священника еще какое-то время говорили. О том, удалось ли им предотвратить оспу, о том, что надо забаррикадировать ворота, ибо викинги готовят новые тараны. Потом оба умолкли.

— Ваше преосвященство, — наконец сказал Ги. — А ведь мы думаем об одном и том же. О том, что в словах Эммы есть резон. Нам нужен Далмации. Да и Роберт нам не простит, если мы не попробуем спасти его лучшего военачальника.

— Нечего было Далмацию нестись невесть куда очертя голову, — буркнул епископ, и складка на его переносице прорезала лоб еще сильнее. Он уже не помнил, как сам напутствовал франков перед вылазкой. Он понимал лишь, что при обмене пленных придется приоткрыть ворота, а это опасно. Особенно если имеешь дело с такими безбожниками и христопродавцами, как норманны.

Однако Далмации… Он один был наделен всеми инструкциями насчет задержки подхода свежих сил франков. Да и к тому же, как убедился епископ, за два дня, прошедших со времени разгрома нижнего города, Ги был никудышным стратегом. Он еле смог навести порядок в городе, а в организации обороны ничего не смыслил. Не смог помешать норманнам разгуливать среди руин нижнего города, подходить едва ли не к стене. Солдаты его плохо слушались, а у норманнов вовсю идет подготовка к новому штурму. Да, Далмация необходимо вернуть. Поэтому на другой же день епископ сам поднялся на стену и прокричал, что они готовы начать переговоры по обмену пленниками.

Ему не ответили ни да ни нет. А вечером в шатре Ролло опять заседал новый совет. Ролло был молчалив. Далмации, по сути дела, не представлял для него особой ценности, но Ролло рассчитывал при возможности попытаться обменять его на жену. Если она захочет…

Мысль о том, что она сбежала от него с Ги, все еще свербила душу, хотя он и стремился всячески ее отогнать. Но Бьерн… Вернуть его реально было уже сейчас. Ибо Ролло не на шутку переживал за побратима. Проклятье — и угораздило же его попасться в плен. Когда-то Ролло уже приходилось выменивать его на герцога Лотарингии, когда Бьерн так же безрассудно угодил в ловушку. Как это было давно!.. Словно в иной жизни. И вот опять храбрый Бьерн в плену.

Он прислушался к словам говоривших. Все они сходились в одном: стоит пойти на обмен, но вместе с тем воспользоваться перемирием, чтобы попытаться прорваться в город.

— Нет, — Ролло встал. — Если я пообещаю, что проведу честный обмен, я не нарушу слова.

— Вежливый Ролло всегда гордится своей честью, — криво усмехнулся Рагнар. — Но он забывает, сколько еще его воинов может полечь при осаде города. Плох же тот предводитель, который, пообещав своим людям богатую добычу, не может дать им ничего, кроме смерти и пути Бифрост[29] .

— Нет, — снова повторил Ролло. — Если я соглашусь на обмен, я не нарушу клятвы. И вам запрещаю. Мы честно освободим наших собратьев, не подвергая их жизни опасности. Все войско будет стоять во время обмена, и христиане не смогут уличить нас во лжи.

— Так и скажи, что ты просто опасаешься за жизнь твоего неудачника. Серебряного Плаща, — сухо сказал Лодин. — Эй, Рольв, если бы ты не так много места отводил в сердце для тех, кто тебе дорог, тебе бы легче жилось.

«Что бы они подумали, если бы знали, что за всей этой осадой стоит мое желание вернуть жену», — подумал Ролло, но вслух ничего не произнес. Жестом дал понять, что разговор окончен. Ярлы, : сокрушенно качая головами, вышли из палатки. О чем-то переговаривались, сойдясь в кружок у костра.

На другой день Ролло дал согласие на обмен пленников.

Бьерну об этом сообщила Эмма.

— Я так рада за тебя!

Она едва не обняла его. Но измученный вид скальда удержал ее. Она лишь добавила:

— Я завидую тебе. Ты возвращаешься к своим. И скажи ему… Скажи, что я люблю его. Всей душой. Но пусть он уходит. Шартр может стать погибелью для него.

Она не могла больше ничего добавить, не предав франков. К тому же в дверях появился Гвальтельм. Жестом велел ей выйти. Она стояла в стороне, глядела, как выводят пленных. Бьерн был очень слаб, и его поддерживали под руки два викинга.

— Ты можешь за него не волноваться, — сказал ей Ги, видя, какими тревожными глазами Эмма проводила пленных. — Твой Ру дал слово, что будет честный обмен, а его слову верят все.

Он надел шлем. В городе царило оживление. Люди собрались поглядеть на пленных. Слышались крики, проклятия. По мере приближения к воротам толпа увеличивалась и стала так напирать, что вавассорам-охранникам с трудом удавалось ее сдерживать. В пленных норманнов полетели камни и нечистоты. Не будь вокруг пленных столь плотной охраны, толпа разорвала бы их. Всего захваченных норманнов было человек двадцать, последними шли два викинга, поддерживающие Бьерна. Его серебряный плащ был пропитан кровью и висел клочьями.

У ворот Ги взбежал на башню. Огляделся. Норманны стояли на расстоянии двух выстрелов из лука. Их было хорошо видно, так как нижнего города уже не существовало: хижины ремесленников превратились в кучи золы, то там, то здесь еще виднелись остатки частокола. Обугленный остов башни возвышался, как одинокий нищий, и под ним виднелась группа конных норманнов. Остальные же стояли плотной стеной, закрывшись круглыми щитами из прочного дерева с железной окантовкой и бляхой посередине.

За ними Ги увидел сидевшего верхом Ролло. Даже зубами заскрипел от ненависти к этому захватчику — своему сопернику. Ролло сидел на высоком вороном жеребце, кольчуга бугрилась под напором его мышц. Верхняя половина лица была скрыта под стальным наличием шлема, но какая воля читалась в его надменном подбородке, какая величавость в осанке, в посадке горделивой головы. И Ги, несмотря на всю его ненависть к норманну, невольно затаил дыхание, глядя на него словно завороженный. Но тут же одернул сам себя.

• Предыдущая
• 77/142
• Следующая