Исповедь соперницы - Вилар Симона - Страница 20

• Предыдущая
• 20/150
• Следующая

— А как же мысли о божественном? — скорее иронично, чем строго спросил я.

Риган серьезно поглядела на меня.

— Если я смогу править и делать добро людям — это ли не наивысшее служение Господу здесь, на земле?

Да, она была права в выборе своей стези. А не прав был я, когда подозревал ее в планах на свой счет, думая, что она рассчитывает, что я заменю ей Этельстана. Она мудрая женщина и понимала, что если брак и сделка, то скорее для мужчины, который ищет в супружестве удобства и выгоды. Женщине же в семье нужны любовь и нежность. А Риган уже получила это, живя с моим братом.

Я встал и подбросил дров в очаг.

— У меня есть к тебе просьба, сестрица, — я впервые назвал ее так и она улыбнулась.

Я откинул за плечи свои отросшие волосы — они уже покрывали лопатки — светлые, выгоревшие почти до белизны, но уже более темные там где заметно отросли у корней.

— Я не могу являться с рескриптом короля о своем назначении шерифом, когда несу на себе эту гриву крестоносца. Поэтому окажи мне любезность — остриги меня.

Только очень близкой женщине мужчина мог позволить остричь себе волосы. И Риган смутилась.

— Ты сакс, а они не стригутся по-нормандски. Многие из твоих соплеменников не одобрят это.

Я пожал плечами.

— Я не сакс и не норманн, я — англичанин, ибо сам себя считаю таковым. Все чего я хочу, чтобы саксы и норманны уважали друг друга, живя в мире.

— Дай-то Бог, — вздохнула Риган, вставая.

Потом она сходила за ножницами, велела подсесть поближе к огню и накинула мне холстину на плечи. У нее были нежные руки и мне было приятно, когда она касалась меня, а ножницы слегка щекотали, и я поеживался и смеялся, когда они касались затылка. Риган тоже смеялась. Воистину брат с сестрой — ничего не скажешь.

Потом она окончила и принесла мне бадейку с водой, чтобы я мог поглядеть на свое отражение. И когда вода в бадье успокоилась, я смог разглядеть себя.

— Клянусь могилой Святого Петра — я помолодел лет на десять.

Я видел в воде смуглое, удлиненное лицо, какое и узнавал, и не узнавал. Лишь кое-где на концах волос, словно седина, оставались светлые пряди. Надо лбом волосы лежали естественной плавной волной, а за ушами и сзади были коротко обрезаны. От этого шея выглядела словно мощнее, резче обозначились линии подбородка и скул. Я выглядел, как норманн, но не сакс или крестоносец.

Оглянувшись, я увидел, как Риган, тщательно собрав остриженные волосы, стряхивает их с холстины в огонь. Вид у нее довольный и такой домашний. Я ощутил нежность к ней. Она — единственная моя родня, единственный человек, который ждал меня дома. И тогда я решил обратиться к ней с просьбой.

— Риган, тебе не следует спешить с отъездом. Ты нужна мне.

Большей глупости и сказать было нельзя. Она выронила на пол холстину, отшатнулась. Я подскочил.

— О нет! Ради Бога, прости меня. Я совсем не то имел в виду.

Она глядела на меня как-то странно и я поспешил пояснить.

— Видишь ли… Леди Бэртрада не приедет ко мне целый год, даже полтора года. Я все это время буду занят делами графства, а здесь… Я бы хотел, чтобы ты осталась в Незерби, чтобы я чувствовал, что у меня есть семья, дом, куда я могу приехать. Мне это очень важно, Риган. И я прошу тебя остаться, как сестру, как друга.

Риган подняла выпавшую холстину и я с облегчением увидел, что она улыбается.

— Я еще ни одному мужчине не была другом. Чтож, это даже интересно. К тому же я хочу видеть, как растет Гронвуд. Но я останусь с одним условием.

Она перестала улыбаться.

— Ты отпустишь меня, Эдгар, как только Бэртрада Нормандская войдет хозяйкой в твой дом.

По пути из Святой земли, я порой с думал, что дома мне будет тоскливо. Скука — вот чего я никогда не мог переносить. Однако я не мог и предположить, что с прибытием в Англию, меня так захлестнут дела.

Во-первых, я вступил в должность шерифа и уже одно это стало отнимать у меня львиную долю времени. Прежде всего мне пришлось разобраться в судебных исках, коих накопилось немало. Хорошо уже, что не было убийств и разбойных нападений, и мне не пришлось начинать свое правление с казней. Мелкие же правонарушения в основном были связаны с земельными вопросами или имуществом: то йомены пытались передвинуть границу участка, чтобы расширить свою территорию за счет соседей, то мельник обманывал доверчивых крестьян, то какой-то работник украл мешок зерна у соседа — на все это я налагал штрафы. Были и ссоры между соседями, от кого-то сбежала жена и прочее, прочее… Занимался я и делами купеческих гильдий, вводил новые постановления, назначал новых смотрителей к королевские заповедники, налаживал связи с заносчивым местным духовенством. Приходилось немало сил и средств из казны графства выделять на ремонт старых дамб на побережье, дабы воды Северного моря не хлынули на низинные земли графства.

К Пасхе я отправил в Лондон свой первый отчет о делах графства. Затем приступил к подготовке смотра ополчения. Надо было определить сколько рыцарей находятся в готовности в Норфолке, сколько людей могут привести в войске, как они вооружены в соответствии с положением и званием каждого. Дела затягивали меня, но я никогда не пренебрегал возможностью заехать на стройку в Гронвуд.

Строительная площадка всегда выглядела гудящим ульем. Уже закончили фундамент донжона, мастеровые приступили к рытью ям для фундаментов угловых башен. Саймон соорудил несколько механизмов, что позволяло уменьшить количество наемных работников на строительстве. Берег у реки Уисси был весь завален бревнами, который сплавляли лесорубы, и каменными глыбами известняка, доставляемого сюда из каменоломен Нортгемптона — вот она основная статья моих расходов. Однако мне была подспорьем моя торговля восточными товарами, да и должность шерифа давала достаточно денег, чтобы я мог позволить себе покупать известняк даже по рыночным расценкам. Немало стоили и перевозки, особенно когда я столкнулся с тем, что моему богатству многие завидуют и не позволяют везти груз прямым путем через фэнленд, а заставляют объезжать окольными путями, что всегда обходилось недешево. Особой жадностью отличались монастыри, в частности аббатство Бэри-Сэнт, которое хоть и было расположено в Саффолке, но имело немало владений в западном Норфолке. Тот же аббат Ансельм вовсю старался содрать с меня за провоз по своей земле или заставлял делать такой крюк по болотам фэнленда, что наверняка он с удовольствием потирал руки, подсчитывая мои убытки. Но и в таком обвозе было нечто, что заставляло меня смиряться. Когда я ездил следить за доставкой товара, то мог заехать в небольшой монастырь Святой Хильды, где была погребена матушка. Я подолгу молился над ее могилой и всегда оставлял щедрые пожертвования, чтобы сестры-бенедиктинки молились за упокой ее души.

После молитв всегда приятно окунуться в кипучую деятельность. И клянусь верой, мне нравилась такая жизнь. Еще я открыл, что мне нравится ощущение власти. А вместе с этим у меня стала появляться особая нежность к той, что мне ее дала — к Бэртраде Нормандской. Я даже стал тосковать о ней, посылал ей куртуазные послания и богатые подарки. Конечно, не смотря на мою возраставшую нежность к невесте, я не ограничивал себя общением с женщинами. У меня было несколько легких романов и я завел пару постоянных любовниц, с которыми коротал время, когда позволяли дела и когда требовалось облегчить плоть. Причем я только диву давался до чего же не приучены наши женщины к ласке. Я словно открывал для них мир постельных утех. Та наука страсти нежной, какую я познал на Востоке, была тут по сути неведома, и мне было радостно видеть ответную реакцию, разбуженную мной страсть в холодных телах северянок моей родины. Однако все это была лишь игра в любовь и я не требовал от этих женщин ответного чувства, я любил их тела, но не желал затрагивать душ. Душа же моя ждала Бэртраду. Я хотел быть достойным ее, хотел стать графом. Его милость Эдгар граф Норфолк — это звучало великолепно!

• Предыдущая
• 20/150
• Следующая