Принцесса викингов - Вилар Симона - Страница 27
- Предыдущая
- 27/92
- Следующая
Попасть в зал можно было прямо со ступеней. Едва Эмма и Франкон сбросили верхнюю одежду, их тотчас охватило тепло, запахи стряпни и дыма, темным облаком колыхавшегося под полукруглым белокаменным сводом, оседая жирной копотью на золотистых завитках капителей. Два ряда столов уходили в глубь зала, застланные по обычаю франков холщовыми скатертями. За ними пировало великое множество норманнов. Они пили из гнутых рогов и золоченых чаш, отхватывали огромные ломти молочных поросят, жареной дичи, паштетов, оленины, пирогов. За столами, рядом с норманнами Ролло, восседало немало вождей новых викингов – ярлы и кормчие. Их можно было сразу отличить от руанских норманнов, ибо они были облачены в кольчуги и шкуры морского зверя, тогда как большинство людей Ролло щеголяли в одеждах франкского покроя из добротных тканей. Они хвастали перед вновь прибывшими богатствами, превознося своего господина и его удачу, приносящую добычу и славу. Эмма слышала их несвязную речь, видела, как тех из норманнов, кого сон сморил прямо за столом, подхватывали под руки слуги и оттаскивали за колонны, где и укладывали в вороха наваленной на плиты пола соломы. Ролло мог позволить разнузданные оргии во время походов, но в своей столице предпочитал соблюдать некое подобие этикета.
Перед столами возвышались массивные кованые треножники, увенчанные драконьими головами. В разверстых пастях чудовищ, чадя, пылало масло. Но основной свет исходил от гигантского камина, в котором жарко горели целые бревна. Пять-шесть полуголых бородачей-викингов, заслонясь от адского пламени, дожаривали на пиках полусырые куски оленины, ибо, несмотря на изобилие блюд, многие были приготовлены наспех и довольно скверно. Когда Эмма с епископом вступили в центральный проход, им пришлось посторониться – несколько слуг пронесли огромное блюдо, на котором возлежал дымящийся и залитый соусами вепрь.
В углублении между колонн располагалась полукруглая ниша, украшенная каменным орнаментом. Сюда выходили две двери: одна вела к кухням, за другой виднелись деревянные ступени лестницы, ведущей в верхние покои. Здесь Эмма внезапно увидела Рагнара, который, покачиваясь и цепляясь за завитки резьбы, поднимался наверх. Он не видел их, и Эмма испытала облегчение. Ей отнюдь не хотелось оказаться бок о бок с врагом за пиршественным столом.
Однако за стоявшим в торце зала верхним столом, над которым был устроен навес в виде шатра, ее поджидал другой враг. Снэфрид Лебяжьебелая, прямая и холодная, как зимняя ель, через весь зал пронзала ее дьявольским взглядом своих разноцветных глаз. Эмма невольно замедлила шаг, скрывшись за внушительной фигурой Франкона. Епископ же продолжал невозмутимо шествовать, опираясь на высокий золоченый посох с резным завитком, и остановился лишь перед самым возвышением, на котором располагался верхний стол.
Эмма взглянула на Ролло. Он не был хмелен, как большинство присутствующих, и казался скорее утомленным. Склонившись к Снэфрид, он опирался на подлокотник в форме дремлющего льва. Во всей его позе была такая спокойная мощь, что Эмма поневоле залюбовалась им. Его длинные волосы были стянуты венцом с острым зубцом над бровями, одет он был в серую шелковую тунику с широким серебряным оплечьем на франкский манер. Но даже франкскую одежду он носил, как варвар, надевая ее не на рубаху, а прямо на тело, так, что блестящие складки тонкой ткани подчеркивали его рельефную мускулатуру, а из-под коротких, едва достигающих локтя рукавов, виднелись тяжелые браслеты, охватывающие запястья. Эмма видела его в профиль – сейчас Ролло глядел на стоящего подле него с рогом в руке норманна, возглашающего пышную драпу. Наконец он медленно повернул голову и взглянул сначала на епископа, а затем в глубь зала, туда, где замешкалась Эмма. Его глаза на темном от усталости лице просияли, он выпрямился и слегка подался вперед.
«Со мной ничего не случится, когда он рядом», – подумала Эмма и сделала последний шаг, привычным горделивым движением вскинув голову.
В этот миг до нее донесся оглушительный смех того, кого все называли Серебряный Плащ.
– Пусть поразит меня молния, если это не наш поп, славный толстяк Франкон! Клянусь лучшим из своих драккаров, я частенько вспоминал тебя, колокольный страж, как и наши с тобой споры. Ты красноречив, как скальд, и если бы я не мечтал отведать божественной стряпни Андхриммира[15], ты бы мог и меня заставить поразмыслить о святой купели!
– Я и сейчас не потерял надежды спасти твою душу, Бьерн Серебряный Плащ!
Викинг хохотал:
– Тогда ты взялся за нелегкую задачу. Хлопот со мной у тебя будет побольше, чем со всей твоей паствой. Но… Кровь Локи! Это что еще за чудо?
Теперь Бьерн глядел на нее. В следующий миг он вскочил на стол, одним прыжком одолел его и, обойдя Франкона, застыл перед Эммой.
Девушка отшатнулась. Но викинг глядел на нее так восхищенно, что она невольно успокоилась и сама окинула его дерзким взглядом. Он был высок, с обветренным красно-кирпичным лицом, рядом с которым длинные выгоревшие волосы, коротко обрезанные надо лбом и с косицами вдоль висков, казались особенно светлыми. Трехдневная щетина покрывала его щеки и подбородок, глубокие голубые глаза сияли весельем.
– Клянусь Иггдрасилем, сама Фрейя спустилась из небесных чертогов Асгарда, чтобы ослепить наши очи искрящейся красотой! Хотя о чем это я? Боги давно не радуют детей Хеймдаля[16] своим появлением. Кто же тогда ты – огненновласая дева, липа запястий?
Эмма невольно улыбнулась. В этом дерзком морском короле было что-то светлое, согревающее душу и располагающее к себе. И она ничего не имела против, когда Бьерн звучно расцеловал ее в обе щеки, уколов щетиной.
В тот же миг прозвучал голос Атли, почти срывающийся на крик:
– Не смей касаться моей невесты, Бьерн! Ты известный похититель чести дев, и я приказываю тебе: не трогай ее!
К своему удивлению, Эмма обнаружила, что Атли сильно пьян. Он гневно кричал, пытаясь подняться, но хмель приковал его к скамье.
– Твоя невеста, Атли? – удивленно и нисколько не обиженно переспросил Бьерн. – Тогда, клянусь удачей, ты величайший счастливец, о маленький ярл из Мера! И я не удивлен, что ты гневаешься, ибо пусть я лишусь руки, если не из-за таких дев мужчины теряют разум и готовы жизнь поставить на кон.
Бьерн сам проводил ее за стол, когда же Эмма хотела занять место подле Франкона и Ботто, насильно повлек ее далее.
– Нет, дева, твое место рядом с Атли, ибо тогда по левую руку от тебя окажусь я. Ох, как мне нравится обычай франков сажать женщин на пиру между воинами – так славно согреть озябшее бедро об их стройные ножки!
Эмма весело заглянула в его дерзкие синие глаза.
– Когда тепло исходит от обоих, может стать так жарко, что вспыхнет огонь.
Бьерн расхохотался, но, увидев разгневанное лицо Атли, закашлялся и принялся что-то напевать себе под нос. Атли набросился на Эмму:
– Я не хотел, чтобы тебя звали. Это вина Ролло. Он без конца требовал тебя на пир. Я решил было, что он посылает за одним Франконом… Зачем ты пришла?
Эмме пришлось успокаивать Атли, однако украдкой она косилась на сидевшего за Бьерном Ролло. Тот глядел на нее, слегка прищурившись и подперев щеку рукой. Снэфрид, склоняясь к нему, что-то быстро говорила, и Ролло кивал.
Эмме приходилось туго между Атли и Бьерном. Атли наваливался на нее обмякшим телом, Бьерн также ни на миг не оставлял ее в покое. Он ловил ее колено под столом, подливал вина, бормотал цветистые кенинги. При этом он успевал едко пошутить над Франконом и перекинуться словом-другим с сидящим по другую сторону стола Ботто, а также, поднимая рог, учтиво приветствовать Снэфрид. От него исходила невероятная энергия, хотя уже близилось утро, а он не отдыхал ни минуты. И было в нем нечто, что не позволяло на него разгневаться всерьез. Даже Атли оттаял и хохотал со всеми, попеременно клонясь то к Эмме, то к сидящему с другой стороны Херлаугу. Эмма поражалась. Она никогда еще не видела Атли в таком состоянии.
- Предыдущая
- 27/92
- Следующая
