Тяжесть венца - Вилар Симона - Страница 83

• Предыдущая
• 83/121
• Следующая

Зато потом он продемонстрировал Анне фреску, где была изображена дама с двурогой лирой в руках, и стал уверять, что это подлинное изображение той самой леди Солсбери, которая уронила на балу подвязку, после чего и появился самый почетный орден Англии[51]. Засим последовало удивительное сооружение – огромная трехъярусная люстра – целая гора литого серебра с позолотой, вся унизанная светлыми палочками свечей.

– Последний раз ее зажигали, когда покойный государь Эдуард – да смилостивится Господь над его душой – приезжал сюда с хохотушкой Джейн Шор. Видели бы вы, государыня, какое это было великолепие, такого и в раю наверняка нет. Не желаете ли приказать зажечь? – вопросил он с робкой надеждой в голосе.

Анна согласилась не из любопытства, а чтобы порадовать славного старичка и позлить скучающего во время этих экскурсий Роберта Рэтклифа. Сэр Роберт неизменно присутствовал там, где находилась королева, и его присутствие напоминало Анне, что Вудсток для нее все та же золотая клетка. За окном шумели дубравы, восхитительный парк вокруг замка манил взор, белели переброшенные через искусственные каналы мостики, но хотя Анне и было известно, что парк, окружающий замок, отделен от настоящего леса еще одной стеной, королеве не разрешалось пересекать Вудстокский ров.

– Вы нездоровы, миледи, – только и сказал Рэтклиф, когда королева изъявила желание прогуляться под дубами Генриха и Розамунды.

Несмотря на все усилия Анны не поддаваться отчаянию, ее порой охватывала глубокая апатия. Зачастили дожди, дороги стали непроезжими, и она одиноко бродила в сопровождении ненавистного Рэтклифа по пустынным переходам Вудстока. На сей раз Ричард приставил к ней куда более надежного стража, нежели Ловелл или щепетильный Брэкенбери. Рэтклиф поместил Анну в самой древней башне замка, сославшись на то, что именно здесь обитала сама прекрасная Розамунда. Это место словно специально было создано так, чтобы отсюда не было никакой возможности бежать. Башня не имела входа внизу, а верхний ее покой, где на ночь запирали Анну, сообщался с соседними строениями единственным сводчатым переходом, в котором на ночь выставляли стражу. Ричард лишил супругу ее штата, приставив лишь трех незнакомых фрейлин, которым, как вскоре поняла Анна, тоже было велено следить за каждым шагом королевы.

Чтобы окончательно не впасть в отчаяние, Анна начинала строить планы мести. Три человека стали объектом ее ненависти, и она постоянно твердила их имена – Ричард, Джон Дайтон, Майлс Форест. Она повторяла их, словно магическое заклинание, но, когда возвращалась к действительности и слышала стук дождя, видела толстые стены и запертые двери, ее охватывала тоска. Не помогала и обычно облегчавшая душу молитва. Порой ей казалось, что даже небеса отвернулись от нее, предоставив решать судьбу королевы хромому дьяволу. И тогда она неожиданно нашла утешение в вине. До того времени, как приходил Роберт Рэтклиф, чтобы отвести ее в башню Розамунды, она просиживала с кувшином в маленьком уютном покое, как выяснилось, любимом когда-то и ее свекровью. Здесь был удивительный камин цвета топленых сливок с вызолоченной решеткой, перед которым стояли круглая, покрытая шкурой барса кушетка, резное, обитое гобеленом кресло и круглый столик на массивной резной ножке. Его столешница была инкрустирована цветами и арабесками из драгоценных пород дерева и кусочков полированного камня – яшмы, сарда, оникса. Анне нравилось, как легко скользит днище кубка по цветному узору, она расплескивала вино по столу и машинально касалась пальцем поверхности кроваво-красных лужиц душистого бордо.

– Ричард, Дайтон, Форест… – твердила она, залпом осушая полный кубок неразбавленного вина.

Но однажды, когда одиночество и тоска вновь заставили Анну уединиться в покое Маргариты Анжуйской и она лишь едва пригубила сладковатый напиток, как услышала сквозь шум дождя звук рога у ворот замка. Давно уже никто не появлялся в Вудстоке, кроме торговцев и гонцов от короля. Анна подошла к окну. Сквозь круглые, схваченные свинцовым переплетом стекла была видна лишь часть двора, но она увидела, как всадник в светлом плаще с капюшоном легко спрыгнул с коня, небрежно бросив повод подбежавшему слуге. Конь был знаком ей. Молния! Значит, здесь Бэкингем. У нее сильнее забилось сердце.

– Дебора! – громко позвала она. – Дебора, взгляни, все ли в порядке с моим нарядом?

На Анне было платье из гладкого темно-синего бархата, схваченное под грудью широким поясом, сплошь расшитым узорами из синего бисера различных оттенков – от темно-лазурного до бледно-голубого. Таким же бисером был унизан и длинный шлейф платья. От пояса к плечам поднимался воротник из белоснежных кружев, волосы были расчесаны на итальянский манер и гладкими прядями лежали вдоль щек, а на затылке были стянуты узлом и покрыты сверкающей синим бисером частой сеткой. Анна выпрямилась, щеки от волнения покрылись румянцем. Она была все еще худее обычного, однако глаза ее заблестели, придавая лицу прежнюю живость и очарование, и Дебора, улыбаясь, признала, что давно уже королева не выглядела так хорошо.

Бэкингем вошел вместе с Рэтклифом, взглянул на нее без всякого выражения и поклонился. Анна приветствовала его легким наклоном головы, баронесса Шенли – низким реверансом. Герцог сбросил на руки сэру Рэтклифу мокрый плащ и, испросив разрешения у ее величества, подошел к камину.

– Если мне будет позволено, я бы хотел беседовать с моей королевой с глазу на глаз.

Дебора, взглянув на Анну и уловив кивок, вышла. Рэтклиф несколько замешкался, но тоже вынужден был удалиться. Он не смел перечить человеку, который возвел короля Ричарда на трон.

Генри протянул руки к огню и негромко сказал:

– Как я и предполагал, слухи о том, что вы все еще мучимы недугом, ложны. Кроме того, с Севера пришло известие, что вы две недели назад удалились вместе с сыном в Миддлхем.

– Что?

– Да-да. Дороги ужасны, вести запутаны, и, если бы я не знал, что король отправил вас из Виндзора поправлять здоровье в Вудсток, я бы подумал, что так оно и есть.

Он был мрачен и удручен. Ни тени веселого легкомыслия, той очаровательной живости, что были так свойственны Генри Стаффорду.

– Хотите немного вина, милорд? – спросила королева, чтобы прервать тягостное молчание.

Герцог согласился, отпил немного, покосился украдкой на вместительный кувшин и перевел взгляд на Анну.

– Вы пьете неразбавленное вино?

Анна почувствовала, что теряется. Что сказать на это? Бэкингем вдруг отставил бокал и, взяв ее руки в свои, усадил в кресло у огня.

– Расскажите, что произошло между вами и Ричардом? Надеюсь, это не последствия вашего самовольного приезда из Понтефракта? Ричард не настолько глуп, чтобы раздувать распрю в семье, когда его трон не столь уж устойчив. Что же тогда?

Чуть приподняв бровь, Анна надменно взглянула на герцога. С какой стати он решил, что она доверится ему, человеку, столько сделавшему для короля Ричарда III? Человеку, ставшему его правой рукой.

Бэкингем верно понял этот взгляд. Выпустил ее руки, печально улыбнулся, глядя на огонь.

– Я считал его самым одаренным человеком в Англии. Я безгранично верил Ричарду. Первое сомнение закралось в мою душу, когда он не отдал мне земли Богенов, а вверил лишь управление ими в качестве наместника. А следом – ваша странная болезнь. Повсюду поползли слухи об отравлении. Я не верил этому, но ведь именно я сопровождал вас из Лондона в Виндзор и слышал то, что вы говорили в бреду. Вы называли супруга худшим из демонов ада и беспрерывно повторяли, что Господь покарает его за убийство Филипа Майсгрейва. Все это показалось мне более чем странным, как и ваши опасения, что король убьет Кэтрин. Пустой бред – решил я и постарался не задумываться над вашими словами. И тем не менее, встретившись с королем в Глостере, я испытал двойственное чувство. Он очень изменился, стал холоден, недоступен, а когда я сообщил о вашем самочувствии, лишь пожал плечами. И это человек, который уверял, что безгранично любит вас!

• Предыдущая
• 83/121
• Следующая