Ветер с севера - Вилар Симона - Страница 30

• Предыдущая
• 30/107
• Следующая

– Да, видимо, велики грехи франков, если Господь решил всей мощью своею обрушиться на сей народ, ибо Он оставляет своих чад лишь тогда, когда они отклоняются от истинного пути, воюют меж собой, алчут богатств, забывая о смирении и покаянии.

Он выразительно покосился на сидевших вблизи Фулька и Ирминона, но те в задумчивости даже не заметили укоризн маленького монаха. И тогда отец Тилпин закончил свою мысль:

– Божьей каре нельзя противостоять, ей можно только подчиниться и смиренно, в молитве и самоуничижении, ожидать, когда небо сменит гнев на милость. Лишь тогда этот бич, эта чума, одновременно пагубная и очищающая, рассеется.

Фульк повел рыжей бровью в его сторону. Потом тряхнул головой, зазвенел украшениями в косах, словно отгоняя мрачные мысли.

– К дьяволу! Сегодня все же праздник, а грустить сподручнее в будни.

И сейчас же провозгласил здравицу во славу Господа, святого Гилария и герцога Нейстрийского Роберта.

Ги увидел Эмму уже в кругу молодежи, славившей королеву мая. Их смех развеселил девушку, и она, взяв у белокурой подруги колокольчик, снова повела за собой хоровод.

Далее веселье уже ничто не сдерживало. Слышались песни, крики, пьяный хохот. Праздничный задор охватил и воинов, и монахов. Они соревновались в метании копья и молота, прыгали в длину или устраивали бои на длинных, в рост человека, палках. Зрители подзадоривали бойцов неистовыми криками. К удивлению палатинов Фулька, здоровенные монахи Гилария-в-лесу ничуть не уступали им в ловкости и силе. Даже Фульк, который тоже вступил в единоборство, опешил, когда в бою на палицах его стал одолевать монах Серваций. Преподобный Ирминон много хохотал, глядя на поднимающегося с земли оглушенного ударом по шлему графа.

Вскоре толпа окружила майский шест, на который по-кошачьи вскарабкался худышка брат Авель и подвесил там главный приз – медную, но крытую позолотой чеканную гривну с подвесками в виде дубовых листьев. Это было женское украшение, и предполагалось, что победитель преподнесет его избраннице, получив взамен поцелуй. Эмма, стоявшая в окружении подруг, с улыбкой смотрела, как стараются сбить подвешенное украшение стрелами воины и поселяне. Здесь сомнений не могло быть – именно ей достанется эта награда. Обладавшая столь яркой красотой, Эмма неумолимо приковывала к себе мужские взгляды, выделяясь среди других женщин, как шлифованный алмаз среди речной гальки. Неудивительно, что соревнующиеся, накладывая стрелу на тетиву, всякий раз поглядывали в ее сторону, и девушка не жалела для каждого из них ободряющей улыбки. Но даже она закусила губу, когда взялся за лук брат Серваций. Прекрасный стрелок, он ни разу не возвращался с охоты без лани на плече или связки диких куропаток у пояса. И если Серваций отхватит приз, то уж непременно повергнет его к ногам своей обожаемой толстухи Тетсинды. Однако раздался сухой щелчок спущенной тетивы, свист стрелы – и приз, хоть и задетый стрелой, остался висеть на верхушке шеста.

Ги, одиноко сидевший на склоне у опушки леса, внимательно следил за состязанием. Всякий раз, когда следовал очередной промах, он невольно улыбался. Он так увлекся, что вздрогнул, когда вблизи зашелестела трава и рядом опустился на землю Эврар Меченый.

– Что же ты сидишь здесь, господин Ги? Или ты лишь для отвода глаз носишь лук и стрелы у седла? Я ведь знаю, что ты помогал при осаде Тура, и говорят, метко стрелял, когда норманны напали на город. Иди же, сделай рыжей Птичке подарок. Или ты уже передумал со свадьбой?

– Нет, и не собираюсь.

– Тогда ступай, порадуй ее.

Ги смолчал. Что он мог ответить? Умение спускать тетиву еще не было умением метко разить цель. Да, он помогал при осаде Тура, но не был уверен, что прикончил хоть одного язычника. И меньше всего ему хотелось под смешки удалиться от шеста, так и не вручив Эмме подарок.

Он весь подобрался, увидев, как вперед вышел Вульфрад. Эмма помахала ему рукой. Вульфрад что-то крикнул, и все вокруг засмеялись. Девушка тоже смеялась, потом что-то прокричала в ответ, так что Вульфрад даже голову запрокинул, хохоча, и согнулся, уронив стрелу.

– Он не попадет, – уверенно сказал Эврар. – Слишком уж неуклюж и весел. Более опытные стрелки не попали. Да и ветер раскачивает верхушку шеста.

Лицо Ги все же оставалось напряженным. Эврар с ухмылкой наблюдал за ним.

– Погубит тебя эта девка, малыш. Ей ведь все равно, кому подарить поцелуй, лишь бы получить побрякушку.

Ги не слышал. Он улыбался – стрела Вульфрада пролетела мимо цели.

– Что ты сказал, Меченый?

– Прискорбно видеть, как человек отменяет принятое решение из-за женщины, которой безразлично, кому дарить свои ласки.

Теперь Ги нахмурился, но промолчал. Эврар дружески обнял его за плечи.

– Будь же мужчиной, Ги. Ты принял решение, так не меняй же его. Я преисполнился почтения к тебе, с таким упорством ты отстаивал свои убеждения перед самим Фульком Анжуйским. А эта девка… Ей лучше всего остаться здесь, в глуши, и жить среди пахотного люда, а не в графских покоях.

– Она по рождению графиня.

– Блудница она. Мясо без костей. Ты рос среди монахов, Ги, но поддался чарам первой же кареглазой красотки. Небось и «Книгу старцев» читал. Не там ли говорится, что при посредстве женщины дьявол преследует святость? Наставление гласит: «Никогда не касайся одной с женщиной посуды, не совершай трапезы с нею: тем самым ты избежишь сатаны нечистого». Слаба же твоя любовь к Создателю, коль ты забыл это, стоило женской ножке коснуться твоих коленей под столом.

Ги сидел, опустив голову. Эврар говорил с непривычным для него красноречием, но у него не было иного выхода: мальчишку следовало отвратить от этого брака, пока сам он не подготовит все, чтобы сделать свое дело. Поэтому Эврар упорно настаивал.

Ги неожиданно посмотрел Меченому прямо в глаза.

– Кто ты, мелит? Зачем ты намереваешься заставить меня отказаться от Эммы из Байе?

Эврар был поражен проницательностью юноши. Впрочем, возможно, что он и в самом деле переусердствовал, подталкивая Ги к расторжению помолвки.

Мелит встал.

– Просто я сочувствую тебе, парень. Ибо, клянусь небесным светилом, эта рыжая – не по тебе. Сбей сейчас этот бык в красном побрякушку – твоя невеста целовалась бы с ним на глазах у всех, а бедный женишок, как мул, жевал бы траву на склоне, не смея запретить ей это.

– Она не стала бы целоваться!

– Еще бы!.. У нее даже взгляд говорит – целуй меня.

Не глядя больше на Ги, Эврар оправил свой серый сагум[82] и неторопливо направился туда, где только что пустил стрелу в белый свет сам аббат Ирминон.

Эврар, нарочито медля, взял лук. Он не обращал внимания на шум толпы, на любопытные взгляды собравшихся вокруг лохматых ребятишек, на женские смешки. Пощупал тетиву, попробовал ее на звук. Прищурившись, прикинул ветер по верхушке качающегося шеста. Лук он поднял рывком, целился недолго. Уловив момент затишья, с легким щелчком тетивы послал стрелу.

Гривна, звякнув подвесками, упала на землю. Толпа взревела. Дети наперегонки кинулись поднимать украшение. Эврар, усмехнувшись, глядел, как резко обрисовался темный силуэт юноши, поднявшегося на склоне.

Белоголовый мальчик, один из близнецов, первым вернувшийся от шеста, с улыбкой, обнажавшей щель между зубами, протянул ему украшение. Эврар принял его и вразвалку двинулся туда, где столпились вокруг королевы мая девушки. Он приблизился к одной из них, белоголовой, с толстыми светлыми косами. Круглое личико, голубые глаза под светлыми ресницами, вздернутый носик в веснушках.

– Что, красавица, позволяешь ли поцеловать себя старому мелиту?

Он заметил, как улыбающаяся Эмма слегка подтолкнула к нему подругу. Похоже, ее не слишком огорчила потеря украшения. Эврар пощекотал усами губы беленькой поселяночки. Та зарделась, глупо хихикнула, но тут же расцвела, когда он застегнул на ее шее замок гривны. Теперь она глядела на Эмму едва ли не с вызовом.

• Предыдущая
• 30/107
• Следующая