Тайны знаменитых пиратов, или «Сундук мертвеца» - Белоусов Роман Сергеевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/71
- Следующая
Таковы обстоятельства, предшествовавшие путешествию Камоэнса на Восток. Началось долгое странствие, которое, вопреки первоначальному условию, продлится без малого двадцать лет.
По следам конкистадоров
Армада состояла из пяти кораблей. Правда, в последний момент перед отплытием на одном из них вспыхнул пожар, и судно сгорело. Очертания оставшихся четырех каравелл смутно вырисовывались сквозь сумрачный свет зимнего утра на гладкой поверхности лиссабонской гавани Рештелу.
Среди покидавших родные берега выделялся солдат с черной повязкой на правом глазу. Он стоял чуть в стороне и, казалось, безучастно наблюдал сцены прощания. На нем была простая куртка, поверх нее – кожаный жилет, на боку – короткая шпага. Таково было обмундирование, выдававшееся простым воинам, тем, кто добровольно завербовывался сроком на пять лет на службу его величества короля в заморскую колонию Гоа.
Помимо обмундирования, каждый из них получал более двух тысяч рейс, а также надежду при случае разбогатеть. Вот почему желающих принять участие в авантюрах было более чем достаточно.
Одна за другой шлюпки с моряками и солдатами покидали причал и уходили к стоящим на рейде судам. Человек с повязкой на правом глазу, а это был Камоэнс, продолжал стоять в стороне. И только когда последняя шлюпка готова была отчалить, он, словно очнувшись, с решимостью обреченного направился к ней.
В «Книге заметок о людях, посетивших Индию», своего рода регистрационных списках, в разделе «Военные» мы читаем: «Фернанду Казаду, сын Мануэла Казаду и Бланки Кеймала, жителей Лисабона. Оруженосец. Отправился вместо него Луиш де Камоэнс, сын Симана Ваза и Аны ди Са. Оруженосец, и он получил 2400 рей, как все остальные».
Иначе говоря, Камоэнс стал солдатом вместо кого-то. Такая практика тогда существовала. И случалось, что не желавшие подвергать себя риску за определенную мзду находили себе замену.
Как было сказано, в армаде осталось четыре судна. Известны их названия, имена капитанов. Во главе экспедиции стоял главный капитан Фернанду Алвариш Кабрал. Он плыл на флагмане «Сан-Бенту» – «лучшем из всех тогда существовавших». На его борт поднялся и Камоэнс.
Корабли поставили паруса и медленно двинулись вдоль реки, устремляясь туда, где светлые воды Тэжу, смешиваются с волнами Атлантики.
Хронист Мануэл де Перестрелу записал в своем отчете: «Они отбыли из города Лисабона в Вербное Воскресенье 24 марта указанного года…»
Впрочем, как установили позже? Вербное Воскресенье 1553 года приходилось на 26 марта. Эту дату и следует считать днем отплытия Камоэнса в Индию. В двадцать восемь лет ему пришлось начинать новую жизнь.
«После того как я покинул эту землю, – напишет он своему другу дону Антану де Норонье, – словно удаляясь в иной мир, я отправил на виселицу столько надежд, питавших меня до тех пор… Все мне представилось во мраке, и последние слова, которые я произнес на корабле, принадлежали Сципиону Африканскому: «Неблагодарная отчизна, не обретешь костей моих». Не совершив греха, что заставило меня томиться три дня в Чистилище, я подвергся нападению трех тысяч злых языков, гнусных наветов, проклятых инсинуаций, порожденных чистой завистью… Итак, я не знаю, чем мне заплатит Господь, узнав, что я так счастлив избежать стольких уз, что привязывали меня к этой земле, которую меня вынудили покинуть события…»
Какие события имел в виду поэт – мы уже знаем.
Подробного описания плавания армады, на которой был Камоэнс, не существует. Известно лишь, что в самом начале «произошло событие, заставившее корабли разделиться». Благодаря скупым записям хрониста мы знаем, что ужасная буря, неожиданно налетевшая, рассеяла армаду. Море – олицетворение предательства – подтвердило свою репутацию и на сей раз. Одно судно вернулось в Лиссабон, другое укрылось в ближайшем порту, судьба третьего вообще долгое время оставалась неизвестной. И только «Сан-Бенту», по словам того же Мануэла де Перестрелу, «во много раз превосходящая все остальные в размерах и прочности», благополучно продолжала плавание.
Вначале корабль плыл вдоль североафриканских берегов. Оставив по левому борту Мавританию, где когда-то царствовал мифический Антей и Геспериды возделывали свои сады, «Сан-Бенту» повернул на юг и углубился в просторы безбрежного океана. Позади скрылась Мадейра, прошли знаменитый мыс, который тогда называли Зеленым, и проплыли среди «Счастливых островов», куда «некогда удалились любезные дочери «Геспериды», напишет Камоэнс, имея в виду Канарские острова.
Это был маршрут, известный тогдашним португальским морякам с тех пор, как три каравеллы Васко да Гамы в 1498 году дошли до заветного малабарского берега в Индии. Завершилась многолетняя эпопея, потребовавшая неимоверных усилий и многих человеческих жизней.
Следуя далее вдоль африканского берега, мореходы «Сан-Бенту» плыли мимо страны, «где в изобилии находят металл, составляющий горе и счастье скупого»; в Гвинейском заливе увидели «опознавательные знаки» – на голубом небе силуэты зеленых пальм. Пересекая «жгучую линию, разделявшую мир на две равные части», то есть экватор, и оказавшись в Южном полушарии, они любуются пальмовым островом Сан-Томе.
Преодолев этот рубеж, каравелла отважно устремилась на юг. Когда-то думали, что, если плыть дальше, неминуема встреча с ужасными чудовищами, обитающими в море, или того хуже – каждый будет обращен в пепел или «сварен заживо» в морской пучине.
Чтобы убедиться в этом, современнику достаточно было взглянуть на морские карты той эпохи. Сегодня они кажутся нам, как говорил писатель – мореход Дж. Конрад, «сумасбродными, но в общем интересными выдумками». В те же времена карты читались так, как теперь мы читаем фантастические романы. Об этом однажды написал Оскар Уайльд, мечтавший воскресить искусство лжи и не случайно вспомнивший при этом о прелестных древних картах, на которых вокруг высоких галер плавали всевозможные чудища морские.
Разрисованные пылким воображением их творцов, древних картографов, карты и в самом деле выглядели чрезвычайно красочно. На них пестрели аллегорические рисунки, были очерчены «страны пигмеев», обозначены мифические Острова Птиц, загадочные Гог и Магог, отмечены места, где обитают сказочные единороги и василиски, сирены, крылатые псы и хищные грифоны. Здесь же были указаны области, где будто бы жили люди с глазом посредине груди, однорукие и одноногие, собакоголовые и вовсе без головы.
Создатели этих карт не столько руководствовались наблюдениями путешественников, посетивших дальние страны, создателей ранних глав великого приключения человечества – познания Земли, сколько черпали сведения античных авторов Птолемея и Плиния, следуя за их «географическими руководствами» в описании мира.
Точно так же и рассказы древнегреческих писателей привлекали прежде всего сообщениями о таинственных, мифических странах и чудесах, которыми они знамениты. У Гомера поражало описание страны одноглазых циклопов, а у Лукиана удивляли легенды об «индийских чудесах».
Образы чудес загадочной Индии влияли и на средневековую фантастику. Тогда же начал складываться жанр вымышленного путешествия. Его творцы свои вымыслы о неведомых землях преподносили как достоверные свидетельства очевидцев, а подлинные сведения землепроходцев и мореходов переосмысливали, бывало, в традиционном ключе, стремясь лишь к тому, чтобы поразить чудесами впечатлительных современников.
Можно представить, как действовали на воображение, пребывавшее в плену тогдашних представлений, «свидетельства» об изрыгающих пламя дьяволах, обитающих в загадочной Индии, где якобы находилось и «Царство пресвитера Иоанна». Следуя легенде, португалец капитан Себастьян Кабот на своей карте поместил эту святую землю обетованную в Восточной и Южной Индии. И не случайно Рабле, в эпоху которого легенда эта продолжала возбуждать всеобщий интерес, писал о предполагаемом сватовстве Панурга к дочери «Короля Индии» пресвитера Иоанна. Намечал автор «Пантагрюэля» и путешествие своего героя в эту страну, где будто бы находился вход в преисподнюю.
- Предыдущая
- 18/71
- Следующая
