Гормон счастья и прочие глупости - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/44
• Следующая

— Полина, я предлагаю выпить за ваше здоровье! И за ваш талант.

— Извините, я не знаю вашего имени-отчества.

— Просто Джонни!

Мне показалось, что я слышу хрипловатый голос Джигарханяна.

— Извините, Джонни, я не пью с утра шампанское даже такого ранга. Я выпила бы воды.

Он щелкнул пальцами.

— Даме воды, — сказал он на довольно скверном английском. — Но я выпью все же за ваш талант!

— Спасибо!

— Полина, я имею сделать вам предложение.

— Внимательно вас слушаю.

— Мне понравилось, как вы поете. Я предлагаю вам для начала контракт на полгода. Будете выступать в Нью-Йорке в моем новом ресторане через день. Гонорар — пятьсот долларов за вечер.

Ни фига себе! — подумала я.

— Ну там всякие налоги, то се я в эти полгода возьму на себя. Вы будете оплачивать только квартиру. Семь с половиной тысяч в месяц, согласитесь, совсем неплохо для начинающей. Если в течение полугода и меня, и вас все будет устраивать, мы заключим новый контракт на большую сумму. И петь вы станете уже в другом ресторане. Ну там будет видно! Может, дело дойдет и до сольных концертов. Ну диск запишем, то, се. Я вам очень советую позаниматься с педагогом по вокалу. Получая такие бабки, вы вполне можете себе это позволить. А педагога я вам найду. Вы по-английски хоть немножко говорите?

— Говорю.

— Ну так что? Вас устраивают мои условия?

— Условия? Вполне.

— Так мы можем подписать контракт прямо сейчас? — просиял он. А глаза его при этом так явно замаслились, что было понятно: «Подпишем контракт — и в койку!»

— Нет, Джонни, условия прекрасные, но я не буду петь в вашем ресторане.

— Почему? — безмерно удивился он. — Вам мало этих денег? Но это царские условия!

— Я вполне отдаю себе в этом отчет. Но в мои планы не входит петь в ресторане. У меня другая профессия.

— Но вы же тут поете?

— Это так… Прикол…

— Что такое прикол? — нахмурился он.

— Шутка.

— Полина, но это же.., сколько вам платят на вашей работе?

— О, гораздо меньше!

— Тогда в чем дело? У вас есть более выгодное предложение?

— Нет-нет, что вы… И вообще, я очень польщена и благодарна вам, но.., это не для меня. К тому же у меня есть дочка, ей двенадцать лет…

— В чем проблема? Возьмите дочку с собой! Пусть поживет в Америке, это полезно.

— Нет, Джонни, спасибо, но я… Я просто не хочу становиться певицей. Не чувствую призвания. Одно дело попеть для друзей… А тут… Поздно мне уже.

— Знаете что, вы подумайте еще. Не отказывайтесь так, с кондачка. Пожалеете потом, а будет поздно. Джонни Ципельзон уже уедет.

— Да мне и думать не надо.

— Ну черт с вами, восемьсот за выход! — страстно выкрикнул он. — Хотя это ни в какие ворота не лезет, но ради вас…

— Нет, Джонни, я безмерно тронута вашей щедростью, но это просто.., ну не для меня, поймите!

— Я не понимаю! Отказываюсь понимать! У вас что, богатый любовник?

— У меня сейчас нет никакого любовника — ни богатого, ни бедного.

— Слушайте, вы вообще нормальная? — уже начал сердиться Джонни Ципельзон.

— Наверное, нет, и я это понимаю, но…

— И все же я даю вам три дня на размышления. Посоветуйтесь с кем-нибудь.

— Да что мне советоваться… К тому же я жаворонок.

— Нет, вы.., соловей! — опять страстно выкрикнул Джонни.

— Вы меня не так поняли. Я просто встаю рано и рано ложусь. А в ресторане у меня это не получится. Я к вечеру потеряю форму, и все.

— Но это, извиняюсь, чушь собачья. Можно себя перестроить.

— Чего ради?

— Ради денег хотя бы.

— Знаете, мне хватает на жизнь. На мою собственную жизнь, которую я сама выбрала. А чужой мне не надо.

— Но закапывать в землю талант грешно!

— А расходовать его на пьяных жующих эмигрантов лучше?

— Ой, мамочки, вы же молодая женщина, откуда в вас эти дурацкие совковые предрассудки?

— Оттуда, из совка. Но что поделаешь…

— Значит, решительно нет?

— Нет.

— Жаль. Я на вас рассчитывал. Послушайте, Полина… — Он взял мою руку и стал, пристально глядя в глаза, целовать каждый пальчик. — Я часто бываю в Москве… — Взгляд у него сделался совершенно коровьим, как ни дико это звучит. А меня передернуло от отвращения. — Вы сказали, у вас сейчас нет любовника… Я понимаю, что я не Леонардо ди Каприо и не Том Круз, но у меня много других достоинств. Если вы полюбите меня… Я вас озолочу!

Боже, как в дурном кино!

— Простите, Джонни, — как можно мягче сказала я и осторожно высвободила руку. — Но вы же сами сказали, что я совок… — И тут у меня мелькнула шальная мысль. — У меня есть приятельница, она очень красивая, куда мне до нее. Она хорошо поет, профессионально, в отличие от меня, и она как раз ищет спонсора…

— О, в наше время многие ищут спонсора, а вы меня шугаете!

— Нет, я просто.., ну это не для меня.

— А эта ваша подруга.., она что, актриса?

— Да, вы наверняка ее видели, такая красавица… Лариса Дружинина.

— Эта жердь? — даже с некоторым ужасом воскликнул он.

— Ну почему — жердь? У нее великолепная фигура!

Он посмотрел на меня очень внимательно. И рассмеялся:

— Хотите сбыть соперницу Джонни Ципельзону?

У меня сердце ушло в пятки. Если уже все, вплоть до Джонни Ципельзона, в курсе нашего с Андреем несуществующего романа, то…

— К сожалению, эта девушка не в моем вкусе, и тут я вам ничем не могу помочь, — довольно ядовито усмехнулся он. — Короче, все ясно. Свободна.

— Что? — не поняла я.

— Свободна, говорю! Гуляй!

Я вспыхнула. Куда девалась его обходительность?

— Хамить я тоже умею! Сейчас узнаешь. И запомни: это я тебя гулять пустила, старый козел! Счастливо, Ципельзон! — Я резко повернулась на каблуках, но он поймал меня за юбку:

— Стоп!

Вот тут я, честно говоря, испугалась.

— Ты клевая баба! С виду и не скажешь, что в тебе столько изюму. Джонни Ципельзон знает толк не только в бабках, но и в бабах! И у тебя сейчас.., самый твой возраст! Жалко, не мне этот изюм достанется. Но на прощание я тебя все-таки ущипну!

И он ущипнул меня за попу.

— Ай, больно!

— Мы квиты! — засмеялся он.

Мне тоже стало смешно.

— Оскар, откуда взялся этот тип?

— Ну изначально из Пензы. А сейчас он крутой воротила в Америке. — Не спелись?

— Нет!

— Я вообще-то так и думал. Но мало ли что бывает… Он хоть вел себя как человек?

— Как кентавр.

— То есть?

— Ну фасад как у человека, а зад как у козла!

— Кентавр, насколько я помню, был помесь с лошадью.

— Да знаю! Но на лошадь не тянет!

— Вы обиделись?

— Да нет, с чего бы? Было даже интересно.

— Он вам нормальные условия предложил?

— Я не знаю, но на мой взгляд, царские.

— Ну что ж вы? У вас есть все шансы сделать неплохую карьеру.

— В качестве любовницы Джонни Ципельзона?

— Извините, конечно, но многие не брезгуют… Понимаю, не ваш случай.

На терраске перед гостиницей курил Андрей:

— Привет. Куда ты запропастилась? Посиди со мной.

Я села.

— Ты не знаешь, где Венька? — спросила я.

— Умотал куда-то. Но вид у него был, — краше в гроб кладут.

Неужто пошел на свидание с Соней?

— А что ты тут сидишь один?

— У меня в номере убирают. Только не спрашивай, где Ларка.

— Я и не спрашиваю.

— Слушай, ты можешь мне помочь?

— В чем?

— У моей мамы в июне день рождения. В Москве времени покупать подарок у меня не будет. Может, ты что-то посоветуешь?

— Ну как я посоветую? Я же твою маму не знаю.

— А я опишу, — улыбнулся он. — Ей исполнится шестьдесят пять.

— О, это дата!

— В том-то и дело. Она еще красивая женщина. Концертмейстер в Большом театре.

— Так вот в кого ты такой музыкальный.

— Вероятно. Она высокая, глаза зеленоватые, волосы седые, краситься не хочет. Ну вот, пожалуй, и все… Да, она, в отличие от меня, веселая. Это я мрачный тип, а мама… Мама у меня прелесть.

• Предыдущая
• 24/44
• Следующая