Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918 - Вильямс Альберт Рис - Страница 66
- Предыдущая
- 66/101
- Следующая
Биограф Рида, рассказавший об этих телеграммах, неуклюже пытаясь извинить идиотизм Стеффа, чего не сделал позднее сам Стефф, не сказал то, что поведала сама Луиза Брайант за кафедрой свидетеля в 1919 году: что Стеффенс пришел к ней от Джорджа Криля, председателя Комитета общественной информации. Однако Риду не нужно было знать, что на телеграмму Стеффенса вдохновил Криль, и он понимал, что это какая-то дрянь. Он отправил в ответ телеграмму о том, что если группа революционных лидеров, в том силе Юджин Дебс и Билл Хэйвуд, попросят его об этом, то он возвратится в Петроград и посмотрит, что сможет сделать; в противном случае он не подчинится.
Впрочем, некоторое время ничто не угрожало желанию Рида вернуться домой. Сиссон об этом позаботился.
В дополнение к телеграмме, которую Джон отправил Стеффенсу, существует еще один документ, который придает мне уверенность, что, несмотря на наши колебания и отступления, мы с Джоном достигли определенного понимания сложностей Брест-Литовска до отъезда Рида. Письмо Джона Робинсу датировано 11 января 1917 года. (Это показывает, что даже такой хороший газетчик, как Рид, может быть рассеянным, когда речь идет о датах, ибо это был, разумеется, 1918 год.) Письмо, которое я приведу здесь, не упоминает прямо Брест-Литовск, но достаточно ясно дает понять, что Рид не питал иллюзий относительно мотивов союзников. Я также приведу письмо полностью, потому что этот документ также проливает свет на то, под каким давлением находился Рид, когда он пытался сесть на корабль, идущий в Соединенные Штаты, а также характеризует его цельную, бескомпромиссную натуру.
«Мой дорогой полковник Робинс.
Я думал обо всем, что Вы сказали.
Теперь я понимаю, Вы простите меня, если я буду говорить откровенно, потому что я делаю это с большим почтением к Вам и с верой в Вас, а также с величайшим восхищением тем, что Вы сделали в России.
Я ошибался, когда думал, что Ваша главная цель – прежде всего – сокрушить автократию Германии и, во-вторых, укрепить далее законное величие Америки.
Что же до меня, то я работаю на международную демократию снизу – это единственный способ, по которому, по моему убеждению, она может возникнуть. Как Вы знаете, существуют конфликты между этими двумя разными способами мышления. Но я не думаю, что Вы правильно судили обо мне, когда назвали мой способ формулой «смирительной рубашки». Тем не менее…
Теперь я думаю, что эта привязанность к большевикам со стороны союзников вдохновлена радостной верой в то, что Россия снова примкнет к ним со своими военными целями, которые, в соответствии с Вудро и Ллойд Джорджем, все еще немного склонны к Эльзас-Лоррен (Лотарингии), если можно так выразиться. Союзники еще не желают настоящего демократического мира, и, разумеется, Германии это не нужно. Я сам не стал бы сражаться за что-то менее значительное, не стал бы и работать на это. Следовательно, я не стану работать ни на одно из союзных правительств, до тех пор пока оно само не станет в то же время продвигать дело интернациональной демократии. На этом вопросе мы каким-то образом могли бы сойтись.
Я склонен принять некоторые части речи президента как согласие с общедемократическими интересами. Я склоняюсь к этому не ради денег или заявлений посла и т. д.
Я очень ценю все, что Вы сделали для меня, и весьма благодарен за все, что Вы, по собственной свободной воле, скажете в подтверждение того, что я не коррумпирован чьими-либо деньгами – ни германскими, ни американскими – и что я работаю ради того, во что верю сам. Я желаю принести себя в жертву, ради этого я не стал бы намеренно нарушать свое соглашение с Государственным департаментом.
Для меня было бы огромной помощью получить подтверждение от Напыщенного Ничтожества насчет того, что я не являюсь опасным динамитчиком и германским шпионом, каким он описывал меня в официальных депешах своему правительству – и моему тоже.
Разумеется, я должен быть благодарен, если вы оба или каждый из вас честно скажет, что я делал все, что мог, ради дела демократии против самодержавия – Германии, равно как и нашего собственного, – пока я находился здесь. Но я не хотел бы, чтобы меня считали человеком, который служит интересам Соединенных Штатов или другого капиталистического правительства, если бы я мог это сделать.
Позвольте мне добавить, что Вашу личную дружбу и доброту, с которой Вы одолжили мне свои личные деньги, когда я нуждался в них, без каких-либо обязательств с моей стороны, я не забуду никогда. Я мог бы обратиться к вам еще, и я хотел бы верить, что я делаю так, потому что вы – мой друг, для которого я буду делать все, что смогу, и не потому, что хочу вымогать у вас деньги.
Искренне ваш Джон Рид» 60.
Посол Фрэнсис инициировал движение за то, чтобы назначение Рида консулом было отменено, и попросил Робинса попытаться убедить советское правительство, что это неразумно. Робинс попросил Гумберга, и, разумеется, Гумберг с восторгом взялся за эту обязанность. Поэтому я не доверяю словам Сиссона, что Гумберг делал это по его поручению. Кеннан пишет, что Гумберг говорил, будто он сам сказал Джону, что отменил назначение. Фрэнсис и Сиссон заявляют, что Рид заранее знал, прежде чем покинуть Петроград, что он не будет консулом. Я не помню, чтобы Джону об этом официально сказали в Петрограде, но, поскольку я никогда не был уверен, насколько серьезно он относился к этому посту, который они состряпали вдвоем с Троцким, может, я просто забыл. В моих записках есть только фраза, что «Рейнштейн сказал нам», что произошло, но записки эти не датированы, и в них нет никакого указания на то, что «нам» означало Рида и меня. Хотя, на деле, так и было. Позднее я понял, что на родине рассказ об отмене назначения был напечатан только 18 февраля в газете «Нью-Йорк тайме». Под лондонской строкой, где пишется дата, время и т. д., был помещен рассказ под заголовком «Рид не будет консулом?», в котором было написано, что в «задержавшейся депеше из Петрограда» говорится, что Рид уехал из Петрограда как частный гражданин, а его назначение отменено. Эта история намекала на «предыдущую депешу из Стокгольма», в которой было написано, что «Рид прибыл туда по пути в Нью-Йорк, чтобы занять должность консула».
Фрэнсис снабдил Рида письмом, в котором давалось указание офицерам паспортного контроля и цензорам пропускать его без досмотра бумаг, пока он не доберется до дома, где – в письме об этом ясно давалось понять – они будут тщательно исследованы. Об этом факте Сиссон не упоминает, когда хвастается своими подвигами. Очевидно, Сиссон и большинство американского штата знали о письме Фрэнсиса и, таким образом, знали, что бумаги Рида по его приезде будут проверены. Однако это было не слишком хорошо для Сиссона.
Сейчас невозможно распознать истинный мотив для такого мстительного акта, каким был поступок Сиссона. В любом случае это доставило Сиссону удовольствие, судя по его словам, опубликованным через много лет после событий, где он вспоминал, что именно он организовал задержание Рида в Христиании61 .
Рид прибыл в Христианию (между прочим, Христиания – прежнее название [с 1624 по 1924] города Осло, т. е. столицы Норвегии, а не Швеции. Фактическая ошибка автора. – Примеч. пер.). Рид прибыл туда 19 февраля (русский календарь к тому времени стал таким же, как на Западе). Пароход, на который у него был взят билет, отплывал в Нью-Йорк 22 февраля. Консул в Христиании сказал Риду, что Государственный департамент приказал ему задержать визу Рида. Он не был арестован, просто он не мог попасть домой – до самого апреля, когда отплывал следующий пароход. Рид снял комнату и начал писать книгу – «Десять дней, которые потрясли мир».
Сиссон приводит две версии, примерно по тридцать отдельных листов или менее, почему он взял на себя хлопоты проследить за тем, чтобы Рид находился в ссылке в Христиании два месяца. Обе версии тщательно сформулированы, но судя по первой видно, что он, похоже, боялся, что Рид станет служить консулом, когда приедет домой; во второй написано, что ни у кого не было намерений сделать Рида консулом и что все это был трюк, направленный, разумеется, лично Сиссоном на то, чтобы Рид вместе с его «бумагами» благополучно добрался до дома.
60
Архив Робинса (Государственное историческое общество Висконсин, Мэдисон), в котором также содержится долговая расписка от Альберта Риса Вильямса Робинсу насчет американского Красного Креста, написанная им от руки:
«Петроград, 20 февраля 1918 года
Через год после указанной даты я обещаю заплатить Рэймонду Робинсу шесть тысяч рублей.
Деньги получены Альбертом Вильямсом».
Неудивительно, что и Рид, и Альберт Рис Вильямс были вынуждены взять у кого-нибудь в долг. Их зарплата в бюро пропаганды отдела Министерства иностранных дел составляла 50 рублей в месяц, такая же сумма, которая выдавалась в феврале красноармейцам. (Примеч. американского редактора.)
61
«Он [Рид1 уехал из России, когда циркулировало множество слухов относительно того, чем он будет заниматься по возвращении в Соединенные Штаты, и казалось целесообразным, чтобы его приняли на родине с некоторой осторожностью. Он так надолго задержался в Швеции [sic], что я приехал в Соединенные Штаты вскоре после него. В Государственном департаменте в Вашингтоне я обнаружил его бумаги, ожидавшие меня». Сиссон. Сто красных дней, С. 259.
- Предыдущая
- 66/101
- Следующая
