Тень подозрения - Вильямс Чарльз - Страница 41
- Предыдущая
- 41/50
- Следующая
— Это говорит Чатхэм из «Магнолия-Лодж», — торопливо объяснил я, — ваш муж дома?
— Нет, — ответила она. Мне послышалось, что она сказала это удивленно. — Я думала, он у вас, мистер Чатхэм, Минут десять назад я пыталась до вас дозвониться…
— Он должен быть здесь? — перебил я.
— Да. Он был на собрании ложи, но тут пришел один человек, который хотел видеть его по срочному делу. Я позвонила ему, но мне сказали, что его вызвали и он уехал.
— Вам сказали, что он поехал сюда?
— Я так поняла. По крайней мере, тот человек хотел сообщить ему о каком-то происшествии в «Магнолия-Лодж». Что-то насчет миссис Лэнгстон.
— Этот человек все еще у вас?
— Да. Вы хотите что-то…
— Задержите его. — Я швырнул трубку и потом свирепо встряхнул аппарат, пока снова не услышал гудок.
Я вызвал такси.
Когда мы подкатили к дому, на крыльце горел свет, но никакой машины я перед домом не заметил. Наверное, этот человек уже уехал. Я увидел на дорожке возле дома фургон Редфилда и понадеялся, что он, возможно, уже вернулся домой. Сунув таксисту доллар, я побежал к дому.
Синтия Редфилд открыла мне дверь:
— Входите, мистер Чатхэм.
— Он ушел? — торопливо спросил я.
Она кивнула:
— Поехал в город на поиски Келли. Если он его не найдет, то вернется обратно. Проходите в гостиную, а я попробую еще раз позвонить в ложу.
Я прошел вслед за ней по короткому коридору.
В конце он поворачивал направо — очевидно, там находились столовая и кухня. Примерно посередине с левой стороны была дверь, ведущая в гостиную. Мы вошли. В дальнем углу я увидел камин и другой коридор, ведущий в спальню, расположенную в этом крыле дома.
Шторы на большом окне, выходившем на задний двор, были плотно задернуты. Прямо передо мной находилось еще одно зашторенное окно, а рядом с ним диван, кофейный столик и два современных шведских стула.
Слева от меня стояли проигрыватель и низкий столик, заваленный пластинками в разноцветных конвертах.
В комнате работал кондиционер.
— Что он вам сказал? — спросил я.
Она обернулась и улыбнулась, сокрушенно покачав головой, отчего ее волосы, собранные в конский хвост, описали полукруг..
— Он кубинец, и понять его очень трудно, особенно когда он волнуется. Но я поняла, что он говорил о миссис Лэнгстон. С ней что-нибудь случилось?
— Она исчезла.
— Может быть, ничего страшного не произошло, — произнесла она таким тоном, как будто хотела меня успокоить. — Но не будем терять времени. Давайте я попытаюсь еще раз позвонить в его ложу.
Телефон стоял на маленькой полочке между диваном и проигрывателем. Она набрала номер:
— Это снова миссис Редфилд. Не могли бы вы проверить, может быть, мой муж уже вернулся? Спасибо. — Она явно ждала ответа.
— Этот кубинец, — настаивал я, — он местный?
Как его зовут и где я могу его…
Она закрыла трубку рукой:
— Его фамилия Монтойя. Он живет на ферме недалеко от города. Обычно он приходит к Келли со всеми своими проблемами, потому что Келли говорит по-испански. — Она кивнула, указывая на стул:
— Пожалуйста, присядьте, мистер Чатхэм.
Я поблагодарил ее, но остался стоять. Даже теперь, когда от крайнего волнения мои нервы напряглись до предела, я ловил себя на мысли, что не доверяло ей. Не исключено, что она губила человека, а может быть, и двоих, но, глядя на нее, поверить в это было невозможно. Я разглядывал ее скромное хлопчатобумажное платье, туфли без каблуков, волосы, стянутые в хвост с помощью круглой гребенки, и спокойное смуглое лицо. Когда к таким приходит частный детектив, они держатся вкрадчиво, а их повседневные нейлоновые платья бывают в достаточной мере прозрачными, чтобы намекнуть, какого цвета их соски — кораллового или лилового; черт их знает, куда они прячут револьверы 45-го калибра. Но эта казалась потомственной домашней хозяйкой из пригорода, которая, повзрослев года на четыре, обзаведется двумя детьми и будет возить их в коляске. Может, я и правда не в своем уме.
В комнате было тихо, я слышал только легкое постукивание — она барабанила ногтями по полочке, на которой стоял телефон. Я разглядывал проигрыватель, как вдруг мое внимание привлек один из кричащих конвертов с пластинками, которые лежали на столике. Это была запись фламенко, а на обложке был помещен портрет исполнителя и, естественно, его имя и фамилия. Его звали Карлос Монтойя.
Монтойя!
Мне стало не по себе. «Нет, — подумал я, — ведь я сам позвонил ей. И все же…»
— Спасибо, — сказала она в трубку и положила ее на рычаг. — Его там нет, — обратилась она ко мне, слегка нахмурившись. — Я думаю, он может быть в кафе у Фаррара. Он часто туда заходит…
Она снова повернулась к телефону, но вдруг сморщила нос и бросила на кофейный столик взгляд, сопровождаемый раздраженный улыбкой:
— Давайте я унесу отсюда вашу ужасную сигарету, не то у меня все занавески пропахнут.
Она взяла пепельницу и вышла из комнаты. В пепельнице лежали два окурка, и один из них от сигареты без фильтра с очень темным табаком. Я немного успокоился.
Когда она вернулась, я спросил:
— Вы поняли, чего хотел этот самый Монтойя?
Она заколебалась:
— Ну, не думаю, что все на самом деле так мрачно, как он рассказывал, потому что он часто не может правильно подобрать слова. Но я поняла так, что он подъехал к мотелю, чтобы поговорить с миссис Лэнгстон насчет покупки старого лодочного мотора, который был у ее мужа. Там он увидел, как двое мужчин сажают ее в машину. Они вели ее, как будто она была пьяной, и ему не удалось с ней поговорить. Давайте я позвоню в кафе, и если Келли там тоже нет, тогда позвоним в дорожную полицию.
Она снова отвернулась к телефону и начала набирать номер. Я ждал, чуть не подпрыгивая от нетерпения. Она повернулась ко мне лицом, держа в правой руке трубку, в ожидании, пока ей ответят.
Потом вдруг она каким-то странным голосом вскрикнула:
— Келли… Келли! — И сбросила телефон на пол.
Теперь мне оставалось только смотреть и ждать.
В каком-то дальнем углу моего мозга вертелась мысль о том, как будет выглядеть ее загар при искусственном освещении. Она протянула руку и опрокинула на пол полочку и стоявшую рядом с ней лампу, после чего, чтобы довершить разгром, взяла с дивана подушку и швырнула ее на телефон, валявшийся на ковре.
Потом она обеими руками взялась за ворот платья и резким движением разорвала чуть ли не донизу. Ни трусиков, ни лифчика на ней, конечно, не было.
Я успел заметить, что с загаром все в порядке.
— С сиреной он доедет минуты за две, — сообщила она, внимательно следя за моей реакцией.
— Убить вас я смогу еще быстрее, — ответил я. — Об этом вы подумали?
— Конечно, — ответила она. Потом распустила хвост и растрепала волосы, чтобы они падали ей на лицо. — Но вы же не станете? Это не ваш стиль. Вы даже успеете убраться отсюда, если пуститесь бежать не откладывая.
— Конечно, — согласился я. У меня была чудесная возможность убраться отсюда.
Она расстегнула мой пиджак и посмотрела на разорванную рубашку:
— С вами даже и делать ничего не нужно. Так вы собираетесь бежать?
— Нет, — ответил я. Я уже слышал приближающуюся сирену. Он пристрелит меня раньше, чем я добегу до шоссе. — Я собирался кое-что вам сказать. Ваш муж не такой дурак, каким вы его считаете.
— Ах, вы еще[и оптимист? — Она проворно покопалась у себя под юбкой и сбросила пояс. Наступив на него ногой, она разодрала эластичную материю.
— Вы думаете, это так уж необходимо? У вас и так все получилось. Никто ничего не докажет.
Она не ответила. Сирена звучала уже совсем близко.
— Вы не доверяете остальным? Или это они вам не доверяют? — спросил я.
— Вы не попытаетесь бежать? — спросила она, нахмурив брови.
— Нет, я же вам сказал.
Судя по звуку, он был уже в трех-четырех кварталах отсюда и ехал со скоростью миль семьдесят в час.
Если он не перевернется или не въедет в садовую ограду, значит, водитель он хороший. Сирена то умолкала, то снова начинала завывать.
- Предыдущая
- 41/50
- Следующая