Цветы зла - Белов Руслан - Страница 5

• Предыдущая
• 5/27
• Следующая

Спустя пятнадцать минут Марья Ивановна и Евгений Александрович сидели за столом одни. Посередине его среди нетронутых чашек с чаем лежала стопка приятно пахнувших сто долларовых купюр.

– Семь тысяч за семь дней это круто, – сказал Евгений Александрович, преодолев желание подержать деньги в руках. – Если Паша об этом узнает, на нас наедут. Сто пудов, он не захочет, чтобы мы встали на ноги.

Не ответив, Марья Ивановна взяла деньги, подошла к посудной горке и сунула их под крышку мейсенской супницы.

Эта супница со всей ее многочисленной челядью (но без содержимого) навряд ли стоила менее десяти тысяч долларов. Ее принес под прошлый Новый год Паша Центнер.

Вернувшись в свое кресло, Марья Ивановна улыбнулась Смирнову, как удачливому добытчику, и спросила:

– Ты и в самом деле догадываешься, кто убил Кристину?

– На сорок пять с половиной процентов.

– Ну и кто?

– Не скажу. Сорок пять процентов с половиной – это сорок пять с половиной процентов. К тому же я хочу, чтобы твой ум не засорялся чужими гипотезами, основанными на всяких мало научных фактах, почерпнутых из популярной психологической литературы.

Марья Ивановна догадалась, что Смирнов вводит ее в заблуждение – нет у него твердой версии.

– Нет, ты не права, – покачал головой Евгений Александрович. С первой встречи с Марьей Ивановной ему удавалось угадывать почти все ее мысли. Все ее мысли, которые по тем или иным причинам она не считала нужным от него скрывать.

– Почему не права?

– Я не обманываю тебя. Просто у нас на рабочем столе лежит первое дело. Дело, которое очень много для нас значит. И мы его должны сделать, чтобы не перегрызться от безделья, чтобы не стать просто кидалами. А сделать его мы его сможем только в том случае, если будем работать слаженно. А слаженно мы сможем работать, только в том случае если не будем друг другу мешать. И определимся в лидерстве и приоритетах.

– "Слаженно работать, определимся в лидерстве", – скептически повторила Марья Ивановна, поняв, что Смирнов, под влиянием нашедшей на него эйфории, говорит, чтобы говорить. – Ты что, уже воображаешь себя Эркюлем Пуаро, ангажированным от макушки до пяток? А меня записал в шестерки, то есть в Гастингсы? Или просто наводишь тень на плетень?

– Нет, Эркюлем Пуаро я себя не воображаю. Я не слежу за усами и люблю выпить лишку. Но я уверен, если мы разгрызем предложенный нам орешек, то дел у нас будет много – один Святослав Валентинович подкинет нам не одного клиента. Еще один момент – если бы мы были ограничены во времени, я бы, конечно, изложил тебе свои домыслы. А так мы ограничены лишь деньгами Святослава Валентиновича.

– Ты и в самом деле циник...

– Не беспокойся, мы возьмем у этого красавца по-божески. Знаешь, когда Александр Македонский пленил жену Дария, последний предложил ему за нее уйму денег....

– Значит, ты предлагаешь мне соцсоревнование? – не стала слушать Марья Ивановна, поняв, к чему клонит Смирнов.

– В общем-то, да. Я не уверен в своем предположении и хочу подстраховаться твоим умом.

– Ты просто хочешь подмять меня под себя...

– Когда я приду к мнению, что не могу подмять тебя под себя, я побегу в аптеку за виагрой. А если серьезно, то я скажу, что это мое дело. И моих дел в череде наших будущих дел будет не так уж много. Девяносто процентов преступлений по своей природе могут быть раскрыты только женским, то есть иррациональным умом.

Марья Ивановна посмотрела испепеляющим взглядом:

– Из сказанного тобой получается, что ты мне предлагаешь ограничиться ролью смазливой секретарши или, в лучшем случае, шерлокхолмсовской миссис Хадсон?

– Нет, я предлагаю тебе роль друга-соперника. А если ты меня задавишь своей проницательностью, то я с превеликим удовольствием стану твоей миссис Хадсон, и буду готовить тебе по утрам овсяную кашку и сообщать тебе свежие рыночные сплетни.

– Нет, ты все-таки фрукт. Я догадывалась, что все ученые – фрукты, но чтобы до такой степени, – Мария Ивановна посмотрела тепло.

– Ну, фрукт, а что?

– Да то, что ты мнишь из себя бог весть кого, а с людьми обращаться не умеешь и вечно выпячиваешься. Этот несчастный Святослав Валентинович два раза порывался уйти...

– Что есть, то есть. Нет у меня обходительности, все-таки восемь лет на геологоразведке проработал, а там восемьдесят процентов рабочих – бывшие зеки...

Евгений Александрович замолчал, вспоминая горы, разведочный поселок на перевале, штольню.

– Значит, договариваемся: с людьми буду работать я. А если сочту нужным, буду подпускать тебя с твоей солдафонской прямолинейностью и площадным юмором.

– Ты будешь работать с определенными людьми. С гангстерами, владельцами магазинов и ресторанов. А с остальными буду работать я.

– Идет, – согласилась Марья Ивановна, стараясь представить владельца ресторана Эгисиани.

– Что будешь делать завтра? – Евгений Александрович догадался, о чем думает женщина.

– Ты, узурпатор, спрашиваешь меня об этом? – Марья Ивановна забыла, что, Смирнов предложил вести расследование в духе соцсоревнования.

– Да, я узурпатор, спрашиваю тебя об этом, потому что я знаю, что буду делать завтра.

– Я еще не решила, кого назначить убийцей... Разве этого Эгисиани? Он мог намеренно устроить этот спектакль с топкой камина...

– Хочешь поехать к нему?

– А что? Грузины мне всегда нравились. Правда, меньше научных сотрудников, но все равно нравились.

– Из-за того, что они не считают, сколько тонн дезодорантов для туалета покупают их жены?

– Я думаю, что они считают – рассмеялась Марья Ивановна. – Все мужчины, неуверенные в завтрашнем дне, считают, сколько жены потратили на косметику и бытовую химию.

– Я куплю тебе завтра упаковку дезодорантов и всяких там кривошеих уточек для унитаза.

– Ни в коем случае! Я знаю, ты купишь самое дешевое, и наш дом будет пахнуть ароматизированным хозяйственным мылом. И не только дом, но и я сама. А ты хочешь, чтобы я пахла хозяйственным мылом?

Смирнов подсел к супруге, склонил голову к ее плечу и медленно втянул в себя воздух. Сознание его помутилось – Марья Ивановна пахла божественным женским естеством и еще чем-то, очень тонким и загадочным. Чтобы прийти в себя Евгений Александрович прикусил мочку ушка женщины. Сережка с маленьким изумрудом, так идущим к ее зеленым глазам, оказалась меж его губ. Губы обхватили сережку и призывно затеребили.

– Отстань, сегодня ни-ни! – отстранилась Марья Ивановна.

Эти "ни-ни" начались к концу медового месяца. Три недели Евгений Александрович и Мария Ивановна проводили в постели большую часть суток. В начале четвертой недели Смирнова начал себе говорить: "Сегодня ни-ни, сколько можно?" Марья Ивановна прочувствовала мысли супруга и начала издалека:

– Ты знаешь, что мне по этому поводу говорила мама?

Мама у Марьи Ивановны была неординарная. С молодых ногтей она учила свою дочь быть женщиной.

– Интересно послушать... – пробормотал Смирнов, пытаясь представить себе покойную тещу.

Смирнову везло с женами, но с тещами – никогда. Первая его панически боялась и называла на "вы". Вторая была противной на вид и к тому же въедалась в душу не менее противными инквизиторскими глазами. Третья разводила дурно пахнувших норок и время от времени просила их свежевать. Четвертая, почти одногодка, была ничего себе, но шляхетской высокомерностью и наговорами успешно подменяла, несомненно, женский к нему интерес. Но пятой – умной, подготовившей для него прекрасную жену, да к тому же еще покойницей – Бог его просто одарил.

– Так вот, мама моя говорила, – продолжала Марья Ивановна, – что муж должен постоянно хотеть жену и потому она не должна бежать в постель по первому его требованию.

– Ну, знаешь, эдак можно и заместительницу заиметь.

– Ты думаешь, у меня может быть заместительница? – сузила глаза Марья Ивановна.

• Предыдущая
• 5/27
• Следующая