Тени ниндзя - Витковский Алексей - Страница 7

• Предыдущая
• 7/66
• Следующая

Это была даже не паника. Какой-то массовый психоз. Люди в забрызганных кровью измятых доспехах выли как волки, сбившись в беспорядочную толпу в центре долины. Лезли друг на друга, будто стараясь пробраться к середине и увидеть что-то находящееся там. Тяжкий стон стоял над полем. Беспредельное, физически ощутимое отчаяние и боль рвали душу на части. Какой-то гигант в черной броне, дико крича, сорвал с себя панцирь и вонзил себе в сердце меч. Кто-то, обезумев, принялся рубить соседей. Те падали, даже не думая о защите. Затем кто-то вонзил кинжал в грудь безумца. Это показалось мне актом милосердия… Потом что-то изменилось. Безумие отхлынуло, и люди стали потерянно разбредаться в стороны. Кто-то падал, не в силах сдвинуться с места. Кто-то стоял обнявшись. Бородатые лица, залитые слезами.

И над этим всем звучала песня. Всего один куплет. Но именно она остановила безумие. И слова этой песни… Что-то с хрустом сломалось внутри. Сокрушительная печаль охватила меня. Я тоже сел и заплакал вместе со всеми. Потому что ОН умер! ЕГО больше нет с нами…

Тонкостенный стакан с хрустом лопнул у меня в ладони. Сок потек по предплечью, мешаясь с кровью. Я смотрел, как эта странная смесь капает с локтя на линолеум пола. Эта песня… она была на чужом языке. Но я понял, о чем в ней пелось… Кажется, я снова заплакал. Утрата слишком велика. Мы потеряли ЕГО.

Через некоторое время я пришел в себя, стоя у окна и уткнувшись лбом в холодное стекло. Порезанная ладонь обмотана полотенцем. Вроде не болит. Я стоял и бездумно таращился на покрытый снегом ночной город. По Энгельса с шорохом проносились редкие машины. Сколько времени? Отклеившись от стекла, я потащился в ванную. Из зеркала над умывальником на меня глянула покойницкого вида бледная физиономия. Может, я спятил? Шизнулся, рухнул с дуба, сбрендил, сдвинулся по фазе? Ведь это всего лишь сон! Какого пня? Так недолго и боты заломить!

Однако что-то внутри говорило мне, что это – не просто сон. Это как-то связано… С чем? Хрен его знает… Я врубил душ и забрался под теплые струи. Постоял. Убрал холодную. Шипя, терпел, пока кожа не покраснела. Добавил холодной, убрал горячую. И так несколько раз. Порез засаднило. Плевать! Зато начал чувствовать себя человеком… Надо прибрать на кухне и ложиться спать. Завтра на работу.

Однако, пока прибирался, спать расхотелось. Да и страшновато как-то. Вдруг снова приснится эта жуть. Я осмотрел свое ранение. Не такая уж и большая дырка. До свадьбы заживет! Налил еще соку в новый стакан и вернулся в комнату. Там все еще властвовала луна. Но я это дело пресек, включив торшер, и уселся за стол. Может, зарисовать сон? Но почему-то мне показалось, что это не самая лучшая мысль. Вместо сна я набросал карандашом на листе бумаги спящую Светку. Лунные полусферы грудей, темные соски, изгиб бедра, мягкую складочку между бедром и низом живота. Это место мне кажется особенно сексуальным.

Светка что-то пробормотала во сне и повернулась на бок. Ее грудь… Оп-с! А мы не спим!

– Что, художник, – проворковала она, – будешь только смотреть?

– Отнюдь, – сказал я и бросил карандаш. Идет он к воронам, этот сон.

Я не знал тогда, что это – только начало.

В кои-то веки я надел каску. Никогда не надевал. Это особый шик. Обычно на стройплощадке в касках не ходит никто. Хотя положено. Каску может надеть прораб или другое начальство, но мы, каменщики и стропаля, – не надеваем. Западло. Однако я надел. И она спасла мне жизнь.

Серые от ошметков раствора подмости. Серый снег. Мы выводим десятый этаж. Я положил два облицовочных кирпича ложком,[14] один тычком, для перевязки, и, остановившись, поискал взглядом молоток-кирочку. Нужно отколоть «собаку». Молоток обнаружился возле полупустой банки с раствором. Я бросил кельму на выведенную стену, сделал пару шагов и наклонился за молотком. Подать-то некому. Я молодой, а потому – без подсобника. Кирпич, раствор – все сам…

Рукоятка кирочки, отполированная до блеска рабочими рукавицами, как влитая легла в руку. Я взвесил в ладони кирпич и наметил точку удара. В этот момент кто-то спрыгнул на мою подмость, но я не обратил внимания. Правильно отколоть «собаку» – это особое умение… Что-то щелкнуло меня по каске. Легонько. Маленький сухой комочек раствора. Он еще медленно поворачивался у меня перед глазами, падая на грубые доски подмости, когда внутри меня что-то предательски дрогнуло. «Откуда раствор?! Я же на самом верху!» Взгляд взлетел к небу и встретился с беззвучно падающими на меня днищами трех поддонов с кирпичом, перехваченными стальными змеями строп. На мгновение возникло и пропало видение ущелья, переполненного дико кричащими людьми в доспехах. А потом поддоны с грохотом врезались в доски подмости, выбив из них сухое крошево старого раствора…

Как я успел откатиться? Помогло ниндзюцу? Так я занимался без году неделю… Стропальщик, а это он спрыгнул на мои подмости, сказал емкое «Бля!» и принялся надсадно орать на крановщицу. Та неслышно материлась в ответ с высоты. Я стоял на одном колене, словно в поклоне перед Учителем. Сердце кузнечным молотом колотилось где-то в гортани. Не надень я каску… Нипочем бы не услышал. И тяжелые поддоны впечатали бы меня в подмость… Вдруг оказалось, что я уже на ногах. Было такое чувство, что, оттолкнись я сейчас, и улечу куда-то далеко-далеко. Жив! Но как?

Тупо взглянув на кирпич в руке, я резко ударил молотком. Классическая «собака»! А что-то внутри сказало: «Это предупреждение! Поддоны – это предупреждение…» О чем?

Тогда я не мог этого знать. А вскоре происшедшее забылось. Вал новой информации обрушился на меня. Тренировки отнимали все свободное время. В промежутках приходилось торчать с парнями у метро, отлавливая кандидатов в ниндзя. Временами мне снились яркие удивительные сны про мир под изумрудно-зеленым небом. Но эти сны были светлы и полны тайны. В них больше не было надрыва и боли. И предупреждение спряталось в тайниках памяти.

Зима пролетела как одно мгновение.

– Это здесь! – Колька остановился. Вокруг нас шелестели под холодным ветром голые ветви кустов. Минус двадцать. Снега по колено. Вот такая хреновая весна.

– Где?

– Там, за кустами. Тут должна быть тропинка…

– А ты говорил, что здесь никто не бывает.

– Зимой – да. – Коляныч пригнулся, что-то высматривая. – Ага! Вот она. Пошли, только тихо.

– Так никого же…

– Т-с-с! – Он приложил палец к губам. – Никого – это точно. А вот насчет «ничего»… Что-то здесь точно есть…

Конечно, Колька знает, о чем говорит. Он занимался у Кутузова еще три года назад, когда я бороздил моря. Бросил через год по причинам, о которых предпочитает умалчивать. Учитель его не вспомнил, когда он пришел записываться снова и, единственный, правильно ответил на вопрос. Еще бы! Он уже знал ответ…

А это место… Коляныч говорит, что здесь они в ту пору занимались. Прямо посреди парка. А Учитель выбрал место неслучайно. По словам моего друга, здесь живет Дух. И Колька, добрая душа, решил мне его показать. В такой-то дубак!

Я поежился – куртка у меня дохленькая – и следом за другом полез через сугробы к едва заметному просвету в кустах.

Оба на! Да ведь тут настоящий остров! Окруженный глубоким рвом, поросший здоровенными деревьями, он показался мне мрачным и заброшенным. Наверное, из-за того, что мост, переброшенный через ров, представлял собой две обледенелые металлические балки, сиротливо чернеющие на фоне белого льда под ними. Когда-то сверху был настил. Широкий, метра три, а в длину – все двадцать.

– Ты что, – свирепо прошептал я, – хочешь туда перейти? По этим ниточкам?

Я не преувеличивал. Балки были шириной в ладонь или чуть больше, скользкие даже на вид. До поверхности льда от них – метра два.

• Предыдущая
• 7/66
• Следующая