Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция - Белов Руслан - Страница 9
- Предыдущая
- 9/58
- Следующая
Чтобы она бы мне сейчас сказала?
– Ты работай, милый. Ты должен каждый день продвигать задуманное... А вечером я приду.
Улыбнулась таинственно, и я явственно увидел, то, что случится только вечером.
– Папа, а я? – сморщила девочка носик. – Мы с тобой поиграем?
– Конечно...
Мужчины, не умеющие найти сексуального партнера, крадут женщин, и заключают их в погребах или подвалах. То есть создают себе искусственную явь, в которой они могут все.
Я создал себе такую же явь по ту сторону сознания.
Однако надо работать.
Перечитав написанное накануне, я почувствовал себя Павликом Морозовым. Меня родили, выкормили, дали образование, помогали, как могли, в течение всей жизни, а я пишу гадости. Пишу донос. Приговор. Не низость ли это? Жизни не изменить, а подобного рода труды лишь добавляют в нее горечи. Надо быть благородным и благодарным, ведь тьме и тьме людей досталась невообразимо худшая участь. Младенцев выбрасывают в мусорные баки, подвергают насилию или вовсе отдают на воспитание дворовым собакам.
Нет, несмотря ни на что, я должен сделать это.
Должен.
Почему? Почему?.. Да потому что если бы я знал, в молодости знал, что мой сын Александр, и моя дочь Полина когда-нибудь напишут нечто подобное, я бы стал другим. Или, по крайней мере, многих гадостей по отношению к ним не сделал бы. Постарался бы не сделать.
Недавно, перебирая личный архив, наткнулся на черно-белую фотографию сестры. Девочка двенадцати лет в белых гольфах и летнем платьице полусидит на перилах балкона... Удивленный возникшим чувствам, я впился глазами в ее прекрасное лицо, во всю ее фигурку. Удивленный, потому что понял, что беззаветно люблю эту девочку, и готов для нее на все. Удивленный, потому что никогда таких чувств к ней не испытывал – ни в те годы, ни позже. Она была просто сестрой, а я братом. Да, просто братом, а она – просто сестрой.
Однажды она, трехлетняя, заболела, ее положили в больницу. Я пришел домой из школы и спросил у няньки, – у сестры была нянька, – на удивление неприятной и темной женщины с одутловатым верующим лицом, вечно обрамленным черным платком, нет ли каких о ней вестей. Она, осветившись резкой улыбкой, с удовольствием проговорила:
– Умерла твоя сестрица, в морге теперь лежит.
Умерев наполовину, я побежал в больницу через весь город. Господи, как я бежал! Бежал сквозь ставший чужим и бессмысленным мир, бежал, теряя от изнеможения сознание, бежал, видя ее, мертвую...
Нянька, к счастью, обманула. Она просто обманула.
Отложив фотографию, я подумал: "Если бы мы не расстались тогда, если бы она не уехала с родителями, то все было бы по-другому. Мы, родные, спасли бы друг друга, мы были бы лучше, и многих мерзостей в нашей жизни не случилось.
А они уехали. Отец завел артисточку из драматического театра, и мать решила проблему кардинально – оставив мне квартиру, увезла его в геологический поселок под Новым Осколом; через три года они переехали в Москву.
Мы ходили к ним с мамой. Почему она взяла меня с собой, я не понимаю до сих пор. Что мог разбудить в отчиме пасынок? Но она взяла, и впервые в жизни я увидел отчима в нетрудовой богемной обстановке – он, полный пафоса, сидел на кровати с гитарой и пел романс "Я встретил вас" своим хорошо поставленным баритоном. Артистка – худенькая, резкая, симпатичная – возлежала перед ним упругой кошечкой.
Я смотрел, раскрыв рот.
Вторым браком сестра вышла замуж за ингуша. Сын – верующий. Отличник, учится в юридической академии. Чтобы быть к нему ближе, приняла магометанство. Если бы он был адвентистом седьмого дня, она стала бы адвентисткой. Все мои принципы протерлись до дыр, но менять религию я бы не стал. Из принципа. Ни ради сына, ни ради дочери. Это тоже самое, что менять разрез глаз.
Он, наверное, сказал моей сестре: "Мама, ты была бы мне ближе, если бы стала мусульманкой".
Папа Олег не знает, что он наследовал мне, а не родной дочери и внуку, которые ничего от него не взяли.
Андрей прожил с отцом Иосифом в пять раз больше чем я. Но ничего от него не получил.
...Мама Лена во все свои времена была красивой женщиной со вкусом и норовом. К ней сватались богатые и уважаемые люди города, в том числе, известный в стране кинорежиссер. Она же ходила с Женей Егоровым, вихрастым кубанским казаком и беспутным пьяницей, сочинявшим стихи типа:
Ночной фонарь, ты – звезда во Вселенной,
Я обнимаю тебя, я стою на коленях,
Ты ярче Луны, ты горишь, но не тленен
А я вот умру под окошком Елены.
Когда мама забеременела, его, моего отца, побили дядья, и он улетучился из жизни несовершеннолетней любовницы, по-видимому, испытывая к мстителям чувство глубокой благодарности.
Так рассказывала мама. Правда ли это, не знаю. Знаю лишь одно – родного отца у меня никогда не было. Я не помню его ни умом, ни сердцем, ни плотью, и потому твердо знаю: я появился из природы вещей, я божий сын.
18.08.72. Рубашка, носки, брюки – все грязно. Носки за ночь не высыхают, рубашку не снимаю пятый день, Нос обгорел до хрящей. Альпиниада надоедает. Барбос (Костя Цориев) берет самые трудные маршруты. Сегодня ходили с 8-00 до 21-45. Коля кашлял и стонал всю ночь. Я сказал об этом Барбосу (он, обросший, действительно похож на большую дворовую собаку), и Колю оставили в лагере. Сейчас раздаются его радостные возгласы из соседней палатки – сражается в «козла» с канавщиками. Забыл, что болеет. Вчера со снежника уронил на меня пудовый камень. Я стоял в разведочной канаве, и бежать было некуда. Чудом удалось вовремя подпрыгнуть. Интересно чувствовать, как тело, сжавшееся в комок, расслабляется. Я всегда верил, что со мной ничего не случится. Что-то овладевает тобой в эти секунды, но не страх. И не что-то, а Кто-то. Когда опасность уходит, ощущаешь все тело, как единую клеточку, ощущаешь, как возвращаешься в нее. Страх, настоящий страх, овладел мною, когда выронил отбитый Барбосом образец, и он покатился к обрыву. На другой стороне долины на скальном обрыве чудится силуэт козлиной головы в анфас. Может, это изображение «Двурогого»?
19.08.72. Стало светло – за горами всходит луна. Вышел из палатки и замер – серо-зеленые утесы, казавшиеся днем далекими и чужими, придвинулись ко мне, как бы желая что-то сокровенное рассказать. Одна гряда отбрасывает тень на другую. Скалы, неприступные и грозные под солнцем, в лунном свете нежны и притягательны. Не стаявший снег резок на сине-серых склонах. Река шелестит далеко внизу, ледник, застрявший на перевале, манит таинственным блеском. Небо светлеет, и звезды, украшенья мрака, исчезают вместе с ним.
11.08.73. Кто-то сказал: «Чтобы стать человеком, надо убить в себе человека».
10.09.73. Ходили с Володей Кузаевым задавать канавы – они не нужны, но план по кубометрам надо выполнять. Увидев что-то блестящее – золото?! – спрыгнул с тропы на осыпь, оказавшуюся живой, и стремительно поехал вниз, к обрыву. Кузаев, увидев это, вздрогнул, застыл с открытым ртом. Я, не доехав до погибели пары метров, изловчился и запрыгнул на скальную гривку, ограничивавшую осыпь. Испуг длился долю секунды.
После ужина посидел с канавщиками, выкурил сигарету, выпил 5 кружек чая (5Х400=2л), 50г водки и пошел к костру есть печеную кукурузу (ее закапывают в золу, а когда поспеет, моют в соленой воде). Перед этим вымылся в ледяной воде и постирался. Олор (Одиннадцать Лет Октябрьской Революции) говорит, что лучше быть грязным, но здоровым, чем чистым и больным. Сейчас сижу в 100м от лагеря и пишу, на него поглядывая.
- Предыдущая
- 9/58
- Следующая
