Клуб маньяков - Белов Руслан - Страница 34
- Предыдущая
- 34/73
- Следующая
Разве могло девичье сердце не смягчиться от таких проникновенных слов? И оно смягчилось. И тут же произошло чудо: все цветы вокруг стали ярко красными, потому, что красный цвет – это цвет любви.
Сзади надвинулся Шакал, опрокинул на пол, навалился сверху. Руки его дрожали. Он первый раз в жизни схватился с человеком, с мужчиной не на словах, а на деле...
Константин пытался сопротивляться.
Но сил не было.
Он обмяк.
Мамочка учила не связываться с грубой силой.
Вера, с сожалением оглядев облитую водой жилетку, разжала ему губы и всыпала порошки. Сначала один, потом другой. Затем подняла с ковра чашку и пошла на кухню... Лекарства надо запивать. Чтобы не повредить слизистую желудка...
Уже лучше. Этот вариант вовсе не плох. Но Шакал... Мог ли он пойти на это? Мог бы я пойти на это? Нет... Я человек мягкий. Хотя... Если бы на меня наехала какая-нибудь Миледи, беленькая, стройненькая, с алыми пухленькими губками, то я, наверное, воткнул бы в сердце герцога Бекингема кинжал. В мыслях, скорее всего.
Ясно одно – эта записка попала в руки Веры, и попасть она могла только в одном случае – в случае, если Вера была в день смерти Константина в его квартире...
– Пап! Ты опять задумался. О маме, что ли думаешь? Не волнуйся она скоро придет... Что там дальше было?
– С тех пор принц и принцесса стали встречаться ежедневно. Все свои свободные часы они старались проводить друг с другом. И с услужливым ветерком, который переносил их негромкие слова с одной стороны ущелья на другую. И очень скоро теплые чувства накрепко соединили их сердца.
Однако Разлучное ущелье оставалось таким же непреодолимым, как и прежде. А принцу так хотелось посидеть рядом с принцессой в обвитой розами беседке, так хотелось взять в свою ладонь ее маленькую ручку и (что уж скрывать?) нежно поцеловать каждый пальчик этой белоснежной ручки.
И Принц Гриша начал строить мост. А пока он строит, я расскажу тебе нечто чрезвычайно важное и имеющее непосредственное отношение к этой нашей истории.
Дело в том, что в этой стране у влюбленных людей вырастали... крылья. И чем сильнее любил человек, тем сильнее и прекраснее становились они.
И это отмечали окружающие, отмечали, хотя и крылья были почти прозрачными. Если человек любил, то походка его становилась легкой, ибо крылья делали его уверенным в себе. Если он любил сильно, то крылья переносили его через любые препятствия, а если он любил беззаветно, то крылья возносили его на самые высокие вершины счастья.
Но сильные крылья надо было растить очень долго и трепетно – любая нечуткость не только по отношению к любимому человеку, но и к окружающим, ослабляла крылья, и их обладатель мог очень даже просто, сорвавшись с небес, разбиться о жесткую землю.
И очень скоро крылья появились и у Принцессы Инессы, и у принца Гриши.
Однажды, это, кажется, было на второй день их знакомства, служанка переодевала принцессу Инессу ко сну, и между ее лопатками заметила маленькие пушистые крылышки – почти как у новорожденного цыпленка, но белые. Они были такими маленькими, что не знай о них принцесса, то очень даже просто могла бы стереть их мочалкой. Но принцесса догадывалась о появлении крыльев, и домочадцы догадывались об этом, догадывались по необычайной легкости ее походки. Все с улыбкой отмечали, что Инесса последнее время не ходит, а летает.
А принц Гриша не очень был доволен своими крыльями. Хотя они и были много больше крылышек принцессы, но не такими большими и сильными, чтобы перенести его через ущелье. И Гриша старался. Он знал: чем больше он будет думать о принцессе, чем больше счастья захочет ей принести, тем больше вырастут его крылья...
Да, эта записка могла вернуться в руки Веры только в одном случае – в случае, если она была в день смерти Константина в его квартире...
А может быть, записка вовсе и не посылалась? Не опускалась в ящик и не подсовывалась под дверь? А просто была написана и забыта? То есть всегда оставалась у Веры? Нет! А красный халатик с черными оборками! Вот он, в шкафу! Вера так его любит. Любит, как память? О Константине?!
Черт! Что же я значу в ее жизни? Часть ее души принадлежит Константину, часть Шакалу, остальное принадлежит матери и черт знает еще кому. Но не мне... А зачем она эти письма мне подсунула? Чтобы я разжалобился? Чтобы понял ее? И простил? Или это угроза?
...Нет, это не угроза, это чисто женское мероприятие... Женщины часто совершают необъяснимые или даже глупые с точки зрения мужской логики поступки, а потом оказывается, что именно эти поступки привели к желаемым результатам кратчайшим путем. Вот и эти конверты среди бюстгальтеров и трусиков сделали свое дело. Я ведь поиск тотальный затеял, чтобы найти свидетельства ее преступлений, свидетельства, которые бы укрепили мою решимость лишить свою хрупкую половину жизнт. А письма развеяли эту решимость как дым. И значит, инициатива опять на ее стороне...
Нет, я ни на что не способен... Только быть жертвой. Вся моя энергия, весь мой ум уходят в слова и пустые мысли... Всегда уходили.
– Пап! Я тебя сейчас водой оболью!
– Все-все-все! Мост рос не по дням, а по часам. Но когда принцесса уже хлопала в ладошки, он обрушился. Принц на это только улыбнулся. Хотя душа его была полна отчаянием, он и бровью не повел – не хотел расстраивать свою любимую. Хотя и падал с обломками моста в бездонное ущелье. И плющ, покрывавший отвесные склоны, оценил его мужество и протянул ему свои крепкие ветви. И принц взлетел по ним наверх, взлетел, потому, что крылья его подросли.
Выбравшись из ущелья, принц Гриша успокоил бледную от пережитого страха принцессу и упросил ее пойти домой отдохнуть. А сам принялся кидать в ущелье огромные камни.
«Я засыплю его и поцелую своей любимой пальчики, – думал он, работая из всех сил. – Засыплю, даже если мне придется потратить на это всю мою жизнь!»
И все дни и ночи напролет он таскал камни, землю, все, что подвернется под руки, таскал и кидал все это в ущелье. А принцесса сидела в Розовой беседке и любовалась своим принцем. «Ах, как я люблю его! – думала она, наблюдая, как принц отирает пот со своего решительного лица.
А принц работал, не покладая рук, и скоро перемычка была готова. Но как только он ступил на нее, и как только принцесса Инесса отложила в сторону свое рукоделье, чтобы обнять принца, вздыбившиеся воды перегороженного потока подмыли перемычку и в единый миг ее не стало...
Но принц не погиб: окрепшие крылья несколько замедлили его падение, и он успел-таки ухватиться за стебель великолепной орхидеи, росшей на отвесных склонах ущелья. Ухватился и тут же пожалел об этом – из всех цветов, украшавших обе стороны ущелья, принцесса Инесса больше всего любила именно эту нежно-розовую орхидею. И он разжал руку и полетел в беснующийся внизу поток...
И я лечу в беснующийся поток, и Вера летит, и Наташа летит. И сказками тут не поможешь. Наоборот, мечта о сказочной жизни, жажда нереальных «сказочных» отношений коверкает жизнь. Меня воспитали Майн Рид и песни Окуджава, Веру воспитал Шакал. И что я против нее? Ничто. Тень, неспособная действовать в реальной жизни. Тень, сочиняющая сказки о принцах и принцессах и не умеющая заработать на приличную жизнь...
Лицо мое стало мокрым; очнувшись, я увидел перед собой довольное личико дочери, только что обрызгавшей меня водой изо рта.
– Рассказывай, давай. Скоро мама придет, и ты вместо конца сказки приделаешь куцый хвостик, – сказала Наташа, деловито отирая ладошкой мою щеку.
– Не приделаю. Я только что ее до конца придумал. В общем, плющ не мог не спасти принца – он полюбил его. И вновь наш Гриша взлетел по его ветвям наверх и увидел, что принцесса Инесса лежит среди цветов в глубоком обмороке.
И принц заплакал – нет ничего хуже для мужчины, чем не иметь возможности помочь своей любимой... И он стал кричать и молить небеса, чтобы они помогли принцессе прийти в себя. И небеса помогли – они призвали к Инессе слуг, и те унесли ее во дворец.
- Предыдущая
- 34/73
- Следующая
