Полярный летчик - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 48

• Предыдущая
• 48/84
• Следующая

Когда «гости» ушли, Шухов огляделся. Чердак был просторный, заваленный сеном и разной рухлядью – ломаными лопатами, старыми мотыгами, дырявыми бочонками. В угол на охапку сена Паблито бросил одеяло и подушку.

Дом был сложен много десятилетий назад из больших нетёсаных камней. «Стены выдержат прямое попадание снаряда. Настоящая крепость!» – решил Шухов и лёг спать. Он долго не мог заснуть. Внизу под ним шумно жевала и вздыхала корова…

Прошло двое суток невольного заточения лётчика. Паблито и Энрико часто навещали его, приносили еду и сообщали последние новости. Они не раз бегали к самолёту, ставшему стогом сена, – всё там было в порядке. Появлялся на чердаке и старик, молча и крепко пожимал руку Шухову, крестил его и уходил.

Предутреннюю тишину нарушили винтовочные выстрелы. Затем просвистел и где-то совсем близко разорвался снаряд. Глухо заговорили пушки. Рядом затарахтел пулемёт.

Шухов бросился к слуховому окошку. Отсюда просматривался кусок неба со шпилем белой колокольни и отрезок деревенской улицы.

Светало. Стало видно, как с колокольни по наступавшим бьёт пулемёт. Эх, забраться бы сейчас туда и заставить замолчать проклятого пулемётчика! Шухов нащупал в кармане пистолет. Нет, он не имеет права ввязываться в бой. Больше, чем его жизнь, республике нужен самолёт. Его обязательно надо пригнать на аэродром! Пулемётчика снимут другие. И в самом деле, к колокольне, крадучись вдоль стен домов, пробирались крестьяне. Среди них Шухов увидел и старого хозяина дома, в котором он нашёл приют. Дед был вооружён охотничьим ружьём.

Минут через пять пулемёт на колокольне смолк.

Вскоре деревня заполнилась шумом моторов и лязгом железа о булыжник мостовой. Шли танки Двенадцатой бригады.

На чердак влетел Паблито и, крича: «Виктория! Виктория!» (Победа!), потащил лётчика вниз.

По деревне с песнями шли бойцы-интернационалисты:

Шухов видел, как в открытом автомобиле проехал генерал Лукач. Он крикнул ему вслед приветствие, но его не услышали. Народный генерал спешил гнать врага дальше…

На прощание Шухов снял свои наручные часы со светящимися стрелками на чёрном циферблате и застегнул ремешок на узком запястье Паблито.

Мальчик запрыгал от радости.

– Возьми, парень, подарок от русского коммуниста – сыну испанского коммуниста!

Паблито вскинул сжатый кулак и крикнул:

– Вива! Но пасаран!

Энрико был подарен карманный компас.

Вся деревня пришла провожать «авиадоре русо». Оказалось, что никто не знал, какая «начинка» у большого стога сена. Крестьяне, по указанию Шухова, оттащили в сторону камни, расчистили дорожку для взлёта. Паблито и Энрико, очень гордые доверием, тщательно вымыли самолёт. Воду им таскали все мальчишки деревни. Не отставали от них и девчонки. Они украсили «Красного чертёнка» цветами.

Женщины, не обращая внимания на протесты лётчика, запихивали в самолёт головы сыра, апельсины, бутыли с вином.

Когда всё было готово к отлёту, всё, кроме самого главного – горючего, появился молчаливый дед. Он важно шагал около мула, по бокам которого свешивались плетёные корзинки. В каждой из них было по большой банке с бензином.

Дед, не говоря ни слова, встряхнул руку лётчику. Затем скинул свою широкополую соломенную шляпу, приподнялся на цыпочки и крепко поцеловал Шухова.

…На аэродроме «Четырёх ветров» под Мадридом уже перестали ждать возвращения самолёта, доставившего профессора на Харамский фронт. Из штаба генерала Лукача сообщали о вылете самолёта в обратный путь, а самолёта нет и нет. Уже вернулся в Мадрид на санитарном автомобиле американский хирург и привёз своего пациента – француза Анри, который пошёл на поправку.

Самолёт «Р-5» решили списать, а пилота Хосе включить в список без вести пропавших. В штабе составлялось печальное письмо на родину…

И качали же товарищи Шухова, когда он, по всем правилам приземлив самолёт на три точки, как ни в чём не бывало спрыгнул на зелёное поле. Чуть шею ему не свернули.

Механик Карлос сразу и плакал и смеялся. Он никак не мог пробиться сквозь толпу, окружавшую самолёт. Когда всё-таки ему это удалось, он не только, вопреки уставу, расцеловал давно не бритые щёки своего командира, но и чмокнул красного чертёнка на борту машины.

– Порррьядокс! – визжал ошалелый от радости Карлос.

– Совсем не порядок! Врёт бензомер, – охладил его пыл Шухов. – Показывает больше, чем есть в наличии. Проверь бензомер!

На следующее утро «Р-5» ушёл в очередной разведывательный полёт.

Вскоре на руке камарадо Хосе опять затикали часы – золотые, именные – награда республиканского правительства.

На смену короткой, гнилой испанской зиме пришла похожая на осень холодная, слякотная весна. День-деньской шли дожди вперемежку с мокрым снегом. Солнце редко проглядывало из-за туч, низко прикрывших долины и ущелья. Реки Тахо, Тохунья и Хенарес, берущие своё начало в горах хребта, вышли из берегов. Земля в районе Гвадалахары превратилась в жидкое месиво из глины, воды и ещё не растаявшего снега.

С раскисшего аэродрома не взлететь самолёту. «Чатос», «москас», бомбардировщики «СБ», которых здесь стали называть «Катюшами», стоят без дела, увязнув колёсами в краской испанской глине. Рядом с ними десяток новеньких «Р-5». Они совсем недавно прибыли из Советского Союза по просьбе генерала Дугласа. Главный советник по авиации, не раз поднимавшийся в небо на «Красном чертёнке», убедился в незаменимости сравнительно быстрого, выносливого, неприхотливого «Р-5».

На аэродроме Алкала-де-Энарес собраны самолёты со всей Испании. Но свинцовое, нелётное небо прижимает их к земле. Не умолкает барабанная дробь тяжёлых дождевых капель по плоскостям мокрых машин.

Летать нельзя, а летать надо, как никогда!

Итальянские войска вторглись в пределы Испании и начинали наступление на Мадрид со стороны Гвадалахары. Пять больших пароходов, охраняемых чуть ли не всем военным флотом Италии, доставили дивизии с пышными названиями «Чёрное пламя», «Божья воля», «Чёрные стрелы», множество орудий, танков, самолётов, автомашин.

У республиканцев на этом участке фронта было совсем мало защитников. Срочно сюда перебросили закалённую в боях, никогда не отступавшую бригаду генерала Лукача.

Силы всё-таки были неравные. На каждого бойца за свободу наступало семь итальянских захватчиков. На танк республиканцев приходилось восемь танков фашистов. Пулемётов у оккупантов было в десять раз больше, орудий – в пять раз.

По пояс в жидкой грязи, простуженные, прикрываясь насквозь промокшими одеялами, часто без горячей пищи и сухого ночлега, республиканцы стойко и бесстрашно отражали атаки. Но всё-таки в первые дни боёв итальянцы немного продвинулись вперёд.

Республиканцы ждали помощи с неба. А дожди всё шли и шли, то достигая силы ливня, то немного утихая.

Дуглас со своими помощниками, с трудом вытягивая ноги из чавкающей грязи, вышел на небольшой холмик на краю лётного поля. Здесь было чуть посуше.

– Вот отсюда и попробуем взлететь! – решил генерал.

– Не хватит места для разбега, – возразил военный инженер.

– Думаю, что «эр пятый» оторвётся. Полечу с Шуховым!

На бугорок на руках втащили самолёт с красным чертёнком на борту. Сняли пулемёт, чтобы облегчить вес машины. Слили горючее, оставив только на час полёта.

Самолёт неуклюже побежал по узкой и короткой полосе, кончавшейся оврагом. Через две-три секунды поднялся хвост, оставалось оторвать машину от земли. Но вот она уже пробежала половину дорожки, а скорость ещё недостаточна – сто километров. Мало! Сто десять… Еще немного – сто двадцать. Мелькнул обрыв. Самолёт повис в воздухе.

• Предыдущая
• 48/84
• Следующая