Полярный летчик - Водопьянов Михаил Васильевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/84
- Следующая
Вскоре самолёт был исправлен, и Шадрин с Лёшей снова начали вылетать на разведку.
В один из тусклых осенних дней их самолёт не вернулся с задания.
«Погиб, наверное, наш Лёша», – думали мы и в память о нём даже почистили свои порыжевшие, старые сапоги.
Сообщить родителям моториста о его гибели мы, конечно, не могли, так как они находились на территории, занятой врагом. Мы частенько вспоминали Сибиряка, и однажды кто-то сказал:
– А знаете, ребята, из Лёши обязательно бы вышел хороший лётчик!
И все с ним согласились.
Прошло недели три. За это время мы потеряли два самолёта. Погибло ещё несколько хороших товарищей. Мы уже перестали надеяться, что когда-нибудь увидим Лёшу Силова.
Но война есть война! Странные события случаются на ней. Одно из них произошло и с Лёшей Сибиряком.
Полетел он в хмурое октябрьское утро с Шадриным на разведку. Машина в порядке, баки заправлены полностью, летай сколько вздумается. Шадрин то снижал машину, то вновь поднимал её в высоту. Временами самолёт обстреливали с земли, а Шадрин всё летал, часто смотрел на карту, записывал что-то. Разведывательный полёт продолжался намного больше обычного.
Уже бензина было, как говорится, кот наплакал, когда Шадрин пошёл на посадку. Он удачно посадил самолёт и стал рулить к палаткам. Но что-то Лёша не узнал свой аэродром. Вдруг видит: бегут к ним солдаты с погонами.
– Товарищ командир! – закричал Силов не своим голосом. – Мы ведь к белякам попали!
– Какой я тебе, свинья, товарищ! – рявкнул Шадрин. – Я был, есть и буду господин поручик!
Тут Лёша сообразил, что Шадрин – предатель, перелетел к белым, и решил действовать по-другому. Он отдал честь и заискивающе произнёс:
– Слушаюсь, ваше благородие!
Самолёт окружили офицеры, Шадрин спрыгнул на землю, снял фуражку, перекрестился и восторженно воскликнул:
– Господа офицеры! Вы не можете представить, как я сейчас счастлив. Наконец-то я свободен! Теперь вместе с вами буду беспощадно драться за спасение единой, неделимой России.
«Вот артист! – подумал Лёша. – Вчера только на собрании распинался за Советскую власть и тоже счастливым себя называл».
Тем временем Шадрин рапортовал подошедшему седоусому толстому полковнику:
– Я привёз для вас важные сведения о расположении красных войск и этот трофей.
Шадрин презрительно кивнул в сторону Лёши, стоявшего по стойке «смирно», с безмятежной улыбкой на своём круглом лице. Он решил не терять ни секунды и, взяв под козырёк, со слезой в голосе прочувственно произнёс:
– Премного благодарен вам, господин поручик, что вы перебросили меня на сторону людей, с которыми живут мои родители. Я – сибиряк, отец мой – георгиевский кавалер, у нас хозяйство: лошади, коровы, землишки порядочно. Так что я тоже счастлив, что попал наконец к своим… Спасибо, ваше благородие!
У Шадрина среди офицеров оказалось много друзей, а Лёшу сразу же арестовали.
На следующий день его привели к полковнику – командиру особой эскадрильи. В кабинете сидел ещё один офицер – подполковник из контрразведки, как позднее об этом узнал Силов.
– Ты большевик? – спросил подполковник.
– Так точно, ваше благородие, сочувствующий. Мы вместе с господином поручиком подавали заявления в партию. Только ему сказали, что примут, когда он проявит себя в бою, а меня сразу взяли.
– Говори, большевистская зараза, сколько у вас на аэродроме самолётов? Кто командует отрядом? – заорал полковник.
Лёша сразу смекнул, в чём дело. Говорить неправду нельзя, a сказать не хочется: может быть, Шадрин в чём-нибудь и ошибся. И он нашёл выход:
– Я предан своему офицеру, господину поручику, и мне нечего скрывать, наши сведения будут одинаковые, но господин поручик больше меня знает, он записывал всё шифром…
А в том, что Шадрин, собираясь перелететь к белым, делал записи, Силов не сомневался. Конечно, он должен был козырнуть перед старыми друзьями.
– Откуда ты это знаешь? – осведомился подполковник. Лёша по тону почувствовал, что попал в точку. Он оживился, стал отвечать смелее:
– Знаю. Если бы я тоже не мечтал перебраться на вашу сторону и повидаться с отцом и матерью, то давно бы его выдал.
– А почему ты не сказал об этом поручику Шадрину? Вам было бы легче вдвоём.
– Откровенно сказать, боялся. Вдруг он всё это делает, чтобы поймать кого-нибудь! Уж больно здорово он на собраниях за большевиков распинался!
– А каков шифр у господина поручика?
Тут-то Лёша немного растерялся и пожалел о том, что заварил кашу с этим шифром. Но он вовремя вспомнил о старшем брате, который работал в ВЧК. Тот рассказывал ему, что многие контрреволюционеры попадаются с шифром, который изобретают сами, для того чтобы записывать всё, что видят и слышат. Иногда это бывают цифры, иногда стихи. Лёша и ответил полковнику, что шифр господина поручика – это стихи и письма разные.
Несколько раз ещё допрашивали Алексея Силова, а потом всё-таки поверили ему и послали работать в походную мастерскую, ремонтировать моторы.
Как-то проходил мимо мастерских седоусый полковник. Лёша подошёл к нему строевым шагом и откозырнул по всем правилам воинской службы:
– Ваше благородие, разрешите обратиться!
– В чём дело?
– Господин полковник, вон там стоит старый «вуазен». Разрешите, я его отремонтирую. У вас в эскадрилье будет ещё одна боевая единица.
– Как – отремонтируешь? Мне доложили, что его надо списать, – возразил полковник.
– Если я не приведу «вуазен» в боевую готовность, можете меня расстрелять! – бойко ответил Силов.
– Не понимаю, почему ты так стремишься отремонтировать эту брошенную машину? – спросил офицер.
– Я хочу на деле доказать вам свою преданность, господин полковник!
Подумав, командир эскадрильи дал разрешение и прислал Лёше даже помощника – моториста Егора Дубинина. Вдвоём они осмотрели брошенную машину. Полотно на крыльях было гнилым и в нескольких местах порвано. Многие детали мотора растаскали на запасные части.
– Как ты починишь такую рухлядь? – сердито заметил Дубинин. – И вообще, господин хороший, если хочешь выслужиться перед начальством, то лучше просись к полковнику в денщики!
Из одного этого замечания Лёша понял, что Егор может стать его хорошим союзником.
Через неделю мотор был собран, хотя и пришлось здорово потрудиться. Полотно заклеили. Машина получилась неказистая, вся в заплатках, но летать на ней можно.
Несколько раз опробовали мотор на земле. Работает хорошо. Тогда Силов попросил Шадрина проверить мотор в воздухе. Он согласился, но откладывал вылет со дня на день.
И вот однажды Лёша сказал Егору:
– Не попробовать ли нам самим, а то их не дождёшься. Кого из лётчиков ни попросишь, все как-то жмутся.
– Попробовать? – переспросил Дубинин. – А ты сумеешь?
– Кто его знает? В воздухе я за ручку держался.
Вначале Силов не очень доверял Дубинину – а вдруг его нарочно подослали к нему, чтобы проверить.
Егор, как видно, тоже смотрел на Лёшу с опаской – больно уж прыток: сам вызвался ремонтировать негодный самолёт, выскочка!
Но ничто так не сближает людей, как совместный труд. Мало-помалу Лёша узнал, что его помощник родом из Тулы, что он попал к белым прямо из царской армии. Служить ему здесь не по душе, но и красных он боится: вдруг расстреляют? Много часов провели они в задушевных беседах, и Лёша сумел убедить Егора в том, что если они смогут принести пользу Советской власти, то их не только не расстреляют, но ещё и спасибо скажут.
– Какой же от нас может быть толк? – спросил как-то Егор. – Расположения войск мы не знаем. Только про нашу эскадрилью расскажем. Маловато будет.
Силов успокоил его:
– Мы с тобой прилетим на самолёте. Разве это не польза будет? Вот если бы нам ещё удалось посадить у наших Шадрина, то тогда совсем здорово было бы.
И мотористы стали думать о том, как заставить поручика сделать вынужденную посадку там, откуда он убежал.
Случай представился дня через три. Все лётчики эскадрильи получили задание совершить на рассвете бомбовый налёт на узловую станцию, недавно занятую советскими войсками.
- Предыдущая
- 8/84
- Следующая
