Сумеречные Врата - Вольски Пола - Страница 8

– Матушка, прошу вас, - тихо умоляла гочанна. - Вы обещали, вспомните, вы обещали…

– Я обещала быть терпеливой, гочанна, но я не обещала сносить гнусные оскорбления!

– Матушка, поверьте, дав волю своему гневу, вы только станете в их глазах…

– Чем? Чем я стану в их глазах? Кажется, они уже видят во мне нищенку!

– Ни в коем случае, мадам, - попытался успокоить ее во Трунир. - Напротив. Сокровища дворца УудПрай славятся по всей Авескии и за ее пределами. Мне казалось, если бы вы согласились реализовать некоторые ценности…

– Реализовать? Что это значит? О чем он говорит? - гневно переспросила гочалла.

– Он имеет в виду, что мы могли бы продать часть мебели и произведений искусства, - пояснила Джатонди. Она говорила на безупречном вонарском без малейшего акцента.

– Это безумие. Или, вернее, сон. Сокровище наших предков, наследство наших потомков, достояние рода - и он говорит, что мы должны променять его на деньги? Что князья Кандерула должны торговать и торговаться, оскверняя себя ради наживы? Возможно ли это?

– Ваше барахло разваливается на глазах, вы сами только что сказали. Так не лучше ли избавиться от него, пока еще можно хоть что-то выручить? - грубо перебил Шивокс.

– Лучше пусть весь дворец сгорит, чем будет осквернен продажей! Лучше бросить все в раскаленное сияние Ирруле! Я скорее умру с голоду, чем унижусь до такого.

– Право, Шивокс, ваша прямолинейность…- упрекнул во Трунир.

– А по-моему, сэр, надо смотреть фактам в лицо, - возразил второй секретарь. - Мы в своей стране давно покончили с королями, знатью, наследственными привилегиями и прочей чепухой и только выиграли от этого. У нас нет места для паразитов голубой крови. Время королей и королев прошло, и этой женщине пора понять, что мир не обязан ее кормить.

– О, вы, вонарцы, с вашим высокомерием, с вашей слепотой, с вашим презрением к чужим обычаям - волчья стая, терзающая мир.- В голосе гочаллы звучала бесконечная горечь. - Грабители народов, тираны и разрушители, вы - проклятие человечества. Вы явились из-за моря с вашими кораблями-крепостями, с оружием, которому ничто не может противостоять, с вашими дьявольскими изобретениями. Вы захватили наши земли, присвоили наши богатства, превратили в марионеток правителей. Вы оскверняете храмы, отвергаете наши законы и учения, презираете наши предания и волшебство. Вы, лишенные разума, объявляете дикарями нас, когда сами вы всего лишь безбожные варвары. Вы лишили нас всего, всего, оставив лишь стыд, рабство и отчаяние.

– Матушка! - тщетно умоляла гочанна Джатонди.

– Вы развратили наш народ, вы помыкаете нами и унижаете нас. Вы думаете, с нами покончено, мы разбиты, мы жалкие рабы, о которых можно вытирать ноги! Но я говорю вам и всему вашему мучнолицему роду - говорю вам, берегитесь. Рано вы торжествуете победу.

– Матушка, вспомните Бальзам Духа!…

– Вы и вся ваша стая, берегитесь! - глаза гочаллы пылали, лицо застыло как камень. - Авеския не вечно будет покорной. Помните, у нас есть магия - и наши боги! Один поворот колеса - и вы будете повергнуты в прах, а те, кого вы попираете ногами, восстанут, чтобы сбросить чужеземное ярмо, так что в конце концов даже имя ваше исчезнет из памяти мира.

– Эта желтая сбежала из сумасшедшего дома, - выразил свое мнение Шивокс.

– Надеюсь, я доживу до этого дня - о, как мне хочется увидеть его! Увидеть свою страну очищенной от чужеземной заразы, чистой и свободной, вернувшейся к старым обычаям - вот мечта моего сердца. Я отдала бы жизнь, чтобы хоть на час приблизить наступление этого дня. Вы слышите, вонарские волки?

– Мама, перестань! - гочанна Джатонди заговорила на кандерулезском, считая, что этот язык непонятен иностранным чиновникам. - Прекрати немедленно!

– А ты что же, тоже с ними? - Ксандунисса, также перейдя на родной язык, накинулась на дочь. - Их слепок, рабыня, игрушка! Пока ты училась в их проклятой стране, авескийское сердце засохло в твоей груди? Изменница, я вижу, что это так!

– Это не так, и ты это знаешь. И не кричи, мама, эти люди примут тебя за сумасшедшую.

– Мне безразлично, что они думают обо мне! Я забочусь только об УудПрае - нашем доме, нашем сокровище, ветшающем у нас на глазах, потому что эти вонарцы обманули и ограбили нас. Из всех их преступлений это - самое черное!

– Чем громче ты говоришь, тем хуже они тебя слышат. Пожалуйста, послушай меня, мама!

– Что слушать! Тебе нечего сказать! Ты ничего не понимаешь! Тебе нет дела до УудПрай, ты такая же, как эти пришельцы с запада, тебе не постигнуть величия, древней славы… тебе не понять, что такое УудПрай. - Голос Ксандуниссы дрогнул. Слезы выступили у нее на глазах. - УудПрай…

– Царственная гочалла, я помогу спасти дворец, если это в моих силах, - впервые с начала злополучной беседы Ренилл подал голос, заговорив на кандерулезском. - Я не могу ручаться за успех, но клянусь, я попытаюсь что-нибудь сделать.

Ксандунисса, пораженная, обернулась к неподвижному, молчавшему до сих пор человеку в местной одежде, только теперь заметив несоответствие авескийских черт лица и светлых, выгоревших на солнце волос.

– Вы…

– Ренилл во Чаумелль, заместитель второго секретаря протектората.

– Это вонарское имя, но вы говорите на языке Авескии. Вы не совсем такой, как они, мне кажется. Но вы и не один из нас. Объясните.

– Царственная гочалла, я гражданский чиновник Вонара. Я не имею полномочий самолично оказать вам всю возможную помощь, но то влияние, каким я обладаю, к вашим услугам.

– Вежливая речь, - снисходительно проворчала Ксандунисса. - Я не предполагала, что вонарец способен на великодушие и любезность. Но вы не совсем их крови, может быть, причина в этом.

– Может быть. Я разделяю вашу тревогу за судьбу великого дворца…

– В самом деле? Значит, вы видели его?

– Снаружи, несколько раз. Однажды при лунном свете…

– Да, именно тогда на него следует любоваться! Сияющие фонтаны, лиловый купол… хрустальная аркада Ширардира Великолепного…

– Несравненно прекрасны. Их необходимо спасти. Я сделаю для этого все, что в моих силах.

– Да, сделайте. Я удовлетворена. Я ожидаю от вас настойчивых усилий. Сообщайте мне о своих успехах. Вам следует отложить все прочие дела и заботы, пока не решится это дело. - Гнев покинул Ксандуниссу, оставив ее усталой и опустошенной, однако ее осанка не потеряла царственного величия. Она обернулась к дочери:

– Я сообщила им свою волю. Теперь мы можем покинуть этот нелепый дом.

– Вернемся домой, матушка.

– Протектор во Трунир, я покидаю вас, - объявила на вонарском Ксандунисса.

– Не смею удерживать вас, мадам.- Во Трунир, не уловивший смысла короткого разговора, ведшегося по-кандерулезски, оказался застигнут врасплох, но мгновенно оправился. - Я прикажу страже сопровождать вас. Толпа у ворот может быть опасна.

– Мне не нужна защита. Это мой народ, господин во Трунир. Желаю вам хорошего дня.

– Гочалла,- поклонился Ренилл.

– Идем, гочанна, - не прибавив более ни слова, Ксандунисса повернулась и покинула кабинет протектора. Гочанна Джатонди послушно последовала за ней. На мгновенье ее черные с голубым отсветом глаза встретились с глазами Ренилла и губы беззвучно прошептали: «Спасибо».

Дверь уже закрылась за ней, когда Ренилл понял, что не может сообразить, на каком языке она говорила.

Несколько секунд длилось молчание, потом заговорил протектор во Трунир:

– Ну, Чаумелль, как вы это сделали? Вам быстро удалось пригладить встопорщенные перышки. Что вы ей сказали?

– Сказал, что помогу, если сумею. Я объяснил ей, что не могу гарантировать результат.

– Неопределенно, но утешительно. Отлично. В сущности, если вам удастся что-нибудь выжать из бюджета, я не откажусь выдать ей пособие. Действительно жалко старушку, - признался во Трунир.

– Сомневаюсь, что она с благодарностью примет вашу жалость, сэр.

– В самом деле, зато она не откажется принять субсидию,- вставил Шивокс.- Этой старой ведьме место в больнице для бедных, но она не настолько сумасшедшая, чтобы разучиться протягивать руку. Здешние жители все до одного прирожденные попрошайки. Хотя приходится признать, среди женщин попадаются хорошенькие. Эта молоденькая, например. Заметили, какие губки? А кожа? Жаль, что она с ног до головы завернута в свои тряпки.