Властители рун - Фарланд Дэвид - Страница 1

Весь город, раскинувшийся вокруг замка Сильварреста, украшали изображения Короля Земли. Их можно было видеть повсюду — вывешенными в окнах лавок, стоящими у городских ворот или гвоздями возле дверей, — в любом месте, где Король Земли мог войти в дом.

Многие из этих изображений являлись не более чем изготовленными детишками камышовыми куклами, имевшими весьма отдаленное сходство с человеком: правда, головы таких кукол зачастую венчали короны из дубовых листьев. Но перед лавками и тавернами нередко стояли искусно вырезанные из дерева статуи в человеческий рост. Некоторые из них были старательно раскрашены и даже обряжены в дорожное платье из тонкой зеленой шерсти.

Поверье гласило, что в канун Праздника Урожая Король пробуждается и одухотворяет все ли изображения. Дух его поможет собрать урожай, а в наступившем году возьмет семью под свое покровительство.

То было время всеобщего веселья и ликования. В канун праздника глава семейства обычно изображал Короля Земли, раскладывая перед очагом подарки для своих домочадцев. На рассвете, в первый праздничный день, взрослые мужчины получали баклаги молодого вина или бочонки с забористым элем. Девочек Король Земли одаривал премилыми куколками, сплетенными из соломы и полевых цветов, тогда как мальчишкам доставались деревянные мечи да вырезанные из ясеня тележки.

Считалось, что все эти «дары лесов и полей», символизирующие богатство и щедрость Короля Земли, преподносятся им тем, кто по-настоящему любит землю.

В ночь на девятнадцатый день месяца урожая, когда до праздника оставалось четверо суток, все здания вокруг замка уже были основательно разукрашены. Чистые, прибранные лавки ломились от товаров, припасенных к осенней ярмарке: благо, дожидаться ее открытия оставалось совсем недолго.

Еще не забрезжил рассвет и улицы города были совершенно безлюдны. Горожане, за исключением разве что караульных из ночной стражи, да нескольких кормящих матерей, крепко спали. Правда королевские булочники и в этот час трудились вовсю. Сдувая пену с королевского зля, они смешивали ее с тестом, чтобы опара поднялась как раз к рассвету. Конечно, поскольку по реке У эй проходила сезонная миграция угрей, некоторые рыбаки наверняка выходили на ночной лов, но все они опорожнили свои плетеные ловушки еще в первом часу ночи и задолго до второй стражи отвезли бочонки с живыми угрями к рыбнику, которому предстояло ошкурить рыбин и засолить их впрок.

За городскими стенами, на лугу, раскинувшемся к югу от замка Сильварреста, темнели шатры: торговцы из Индопала доставили на север взращенные летом пряности. Царившая в купеческом лагере тишина лишь изредка нарушалась ревом осла.

Все городские ворота были закрыты: чужеземцев выдворяли из торгового квартала еще на закате. На улицах не было никого, не считая сновавших туда-сюда феррин.

Таким образом, никто не мог видеть того, что происходило в одном из темных переулков. Даже королевский дальновидец — даром, что он обладал дарами зрения семи человек — не смог бы с высоты Башни Посвященных углядеть движение внизу, на узких проулках торгового квартала.

А между тем в Кошачьем проулке, неподалеку от Масляного ряда, шла ожесточенная схватка. Два человека боролись за обладание ножом.

Увидевшему их со стороны могло бы показаться, будто он стал свидетелем сражения двух тарантулов: руки стремительно мелькали в воздухе, нанося и блокируя удары, в то время как в темноте то и дело поблескивал клинок. Противники беспрерывно переступали ногами по брусчатке, стараясь занять более устойчивое положение, и хрипели от напряжения.

Оба были одеты в черное. Дрейс, сержант королевской гвардии, носил черный мундир, украшенный эмблемой — серебряным вепрем дома Сильварреста. Облачение его противника представляло собой черный же, мешковатый полотняный бурнус, какие предпочитали профессиональные убийцы из Муйатина.

Сержант Дрейс весил на добрых пятьдесят фунтов больше убийцы. Обладая дарами мускульной силы трех человек, он мог без труда поднять над головой шестисотфунтовый камень, однако, несмотря на все это, отнюдь не был уверен в победе.

Ночной город освещали одни только звезды, однако Кошачьему проулку и от их неяркого света перепадала лишь малая толика. Улочка имела не более семи футов в ширину. По обеим ее сторонам тянулись укоренившиеся на просевших фундаментах трехэтажные дома, и выступающие края крыш едва ли не смыкались в нескольких ярдах над головой сержанта.

Дрейс почти не видел противника, в темноте он мог разглядеть лишь поблескивание глаз и зубов, жемчужную серьгу в левой ноздре да стальное лезвие ножа. Запах леса казался столь же неотделимым от полотняного балахона убийцы, как пряный аромат аниса и карри от его дыхания.

Увы, Дрейс не был готов к этой стычке. Он не имел ни оружия, ни доспехов: грудь его прикрывала лишь холщовая туника, какую обычно носят поверх кольчуги. Никто не ходит на свидание с возлюбленной вооруженным, а уж паче того в броне.

Всего несколько мгновений назад, вступив в проулок, дабы убедиться, что впереди не маячит городская стража, сержант услышал шорох, доносившийся из-за груды сваленных возле одного из ярмарочных лотков желтых тыкв. Дрейс решил, что потревожил феррина, охотившегося за мышкой или искавшего случай стянуть какую-нибудь тряпицу. Он вернулся, ожидая увидеть улепетывающего в укрытие пухленького карлика с крысиной мордочкой, и в этот миг из темноты выскочил убийца.

Враг устремился вперед, рывками перекидываясь из стороны в сторону и вращая клинок. Лезвие вспыхнуло в опасной близости от уха Дрейса. Сержант уклонился, но рука убийцы изогнулась, словно змея, так что гвардейцу едва удалось перехватить запястье и остановить удар, нацеленный в горло.

— Убийство! — заорал со всей мочи Дрейс. — Стража! На помощь!

Сержант полагал, что столкнулся с лазутчиком, разведывавшим систему городских укреплении.

Дрейс двинул врага коленом в промежность, так что тот подлетел в воздух и рванул на себя захваченную руку с ножом, пытаясь ее заломить.