Весьёгонская волчица - Воробьев Борис Никитович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/34
• Следующая

Да, время шло. Как всегда незаметно, пролетело лето, протянулась слякотная осень, и снова пришла зима. Пришла и принесла с собой новые неприятности.

Все в деревне знали, что у Егора живёт волчица, но никто ничем, если не считать Петькиной выходки, не показывал Егору какого-нибудь недовольства или недоброжелательства. Выть волчица давно перестала, и кому какое дело, зачем её держит Егор. Может, продать кому собирается.

Однако в последнее время Егор заметил перемену в настроении деревенских. Раньше, встречая его на улице, они приветливо здоровались, спрашивали, как жизнь, как дела: теперь же их поведении появились непонятные сдержанность и насторожённость. Женщины при виде Егора начинали шептаться, а мужики смотрели удивлённо-недоверчиво, как будто знали о чём-то, но верили и не верили.

Поначалу Егор удивился такой перемене, а потом махнул рукой: что он, святой дух какой, чтобы обо всём догадываться? Если что знают, пускай скажут, а не говорят – их дело. Особой дружбы у Егора ни с кем не водилось, он уж и не помнил, когда заходил в последний раз к кому-нибудь в гости. К матери только да к тёще, а так всё в лесу да в лесу. Поговорить по душам он любил только с председателем либо с Гошкой, но к председателю заходил лишь по крайней нужде, а с Гошкой много не наговоришься, молчит целыми днями.

Но Гошка-то и открыл Егору глаза на всё.

С утра они делали полозья для саней. Пахомова мальчишки в кузне не было, болел который день, и Егору приходилось крутиться за двоих – и мехи качать, и то подносить, и это, и там подержать, и тут помочь. Гошка – кузнец, его дело – главную работу делать, а уж ты успевай поворачиваться.

Пока работали, Гошка по обыкновению молчал, а сели покурить, вдруг сказал:

– Чудное мне давеча баба ляпнула, Егор. Будто бы ты, это, ну будто в волка оборачиваешься.

– Это как же? – изумился Егор.

– Так я и сам не знаю. Я бабе так и сказал, чтобы не болтала чего не след, а тебе вот говорю.

Вот оно что, вон откуда ветер дует!

– А кто твоей Дарье это сказал?

– А леший её знает! Бабы, они ведь как пчёлы: одна что разнюхает – весь рой туда. Я говорю своей: ну что ты мелешь, что я, Егора не знаю? А она знай своё. Видели как вечером волк, ты, значит, от бани на огород бежал.

Егор не знал, то ли ему злиться, то ли смеяться. Совсем сдурели! Небось Петька опять выкобенивается. Сказанул кому-нибудь, тот дальше, вот слух и пошёл. Попробуй докажи теперь, что я не я, и лошадь не моя.

А на следующий день жена подлила масла в огонь. Пришла на обед, села есть, а у самой ложка в руке дрожит.

– Ты что, знобит, что ли? – спросил Егор.

– Зазнобит тут! Наслушаешься, что про тебя говорят, не то станет!

Егор понял, в чём дело.

– Насчёт волка, поди? Так мне Гошка уже сказал.

– Во-во! Вся деревня лясы точит, а тебе хоть бы что!

– А ты больше слушай! – рассердился Егор.

– Что же мне, уши теперь заткнуть? Это тебе хорошо: раньше в лесу жил, сейчас из кузницы не вылезаешь, а мне куда деваться? Нынче прихожу на скотный, а Фроська Зуева отзывает в сторону и говорит: уж не знаю, как тебе и сказать, Маш, только про Егора такое говорят! Да что, спрашиваю. А то, что оборотень он, в волка оборачивается и по огороду бегает. Может, волчица, говорю, так она бегать не может, на цепи сидит. Да нет, отвечает Фроська, какая волчица – волк! Потому Егору так и везло на охоте, что он с волками знается.

– Дура набитая твоя Фроська. Ишь чего выдумала: везёт Егору! Поуродовалась бы с моё, узнала б, везёт или нет.

– У тебя все дураки, один ты умный. Если б только Фроська, а то все говорят.

– Ну и пусть, когда-никогда устанут. Что ты, наших деревенских не знаешь?

– Отпусти ты эту волчицу, Егор! Одни напасти от неё, никакого покоя.

– Да куда ж её отпускать, Маш? Слабая она ещё. Свои могут загрызть или какому охотнику подвернётся. Вот покормлю зиму, а весной отпущу.

– Ты уж сто раз обещал, а сам ни с места. Мало тебе всё, Егор? Себя не жалеешь, обо мне бы хоть подумал, не жизнь, а одна нервотрепка.

– Ей-богу, отпущу, Маш! Потерпи немного, январь уже, всего-то ничего осталось.

Жена безнадёжно махнула рукой.

– Я-то потерплю, да ты пока соберёшься, опять что-нибудь стрясётся…

Нелепый слух, неизвестно кем пущенный по деревне, не особенно затрагивал Егора. Разве что брала досада: взрослые люди, а, как дети, занимаются всякими сказочками.

Но в разговорах с Гошкой, и с женой Егора заинтересовало одно: тут и там говорилось о каком-то волке, который будто бы бегает по огороду. Вряд ли Петька, если это он пустил слух, мог додуматься до этого. В чём же тогда дело? Какой ещё волк мог объявиться и почему кто-то видел его, а Егор нет, хотя этот волк бегает по его огороду?

Что-то стояло за всем, какая-то реальность, но Егор не знал, с какого конца к ней подступиться.

Всё прояснилось, как всегда, неожиданно.

Как-то, дней через пять после всех волнений, Егор пошёл кормить волчицу. Ночью сыпал снежок, покрывший ровным слоем утрамбованную тропинку, и, подойдя к конуре, Егор не поверил своим глазам: на тропинке, как нарисованный, отпечатывался свежий волчий след. Две одинаковые цепочки – к конуре и обратно.

Вот это да! Оборотень-то, оказывается, не сказка, вон какие печатки оставил, даром что нечистая сила!

Егор наклонился и стал рассматривать след. Он был крупным и глубоким, такой мог оставить только матёрый волк, и Егор сразу догадался, что за оборотень повадился к нему на огород.

Ах, дьявол серый!

Егор повернулся к волчице. Она стояла возле конуры и дожидалась, когда её накормят.

– Ну ты и штучка! – сказал Егор. – Устроилась! Кормят, поят, а теперь и мужики начали охаживать.

Волчица переступила лапами, и это было как знак нетерпения: чего, дескать, много говорить, давай корми.

Егор перешагнул через заборчик и тут увидел, что весь снег перед конурой изрыт волчьими следами.

– Повеселились, нечего сказать!

Он наполнил миску, и волчица стала есть, а Егор сел на свой чурбак и закурил.

Дела складывались нарочно не придумаешь. Волчица живёт в конуре, а к ней из лесу ходит волк! И, видать, кому-то попался на глаза, а отсюда всё и пошло, все эти разговоры про оборотня – кто же может поверить, что волк может бегать в деревню не за добычей, а к волчице? Скорее поверят в оборотня. А кто им был на самом деле, Егор знал на все сто процентов – конечно, тот самый волк, которого он выследил на болоте. Волки выбирают друг друга надолго, иногда на всю жизнь, вот и этот на всю жизнь выбрал. Год уже, как волчица живёт здесь, а он всё не забыл. И надо же какой: знает, что по краешку ходит, а ходит. Подобралась парочка, один другому ни в чём не уступит. Было чем удивить жену.

– А ведь не врут бабы-то, Маш, – сказал Егор, вернувшись. – Оборотень-то ей-ей, завёлся. Пойдём-ка, что покажу.

Он привёл ничего не понимавшую жену к следам.

– Во, видала?

– Кто же это, Егор? – испуганно спросила жена. – Лапищи-то какие!

– Волк, кто, – ответил Егор и кивнул на конуру, откуда выглядывала волчица. – Ухажёр вон её.

– Да ты что из меня дурочку делаешь! – обиделась жена. – Так я тебе и поверила!

– Вот чудная! – засмеялся Егор. – Говорю же: волк. Сама, что ли не видишь? Или, и верно, думаешь, что оборотень?

– Лапищи-то, лапищи! Такие и не бывают у волков!

– Ещё как бывают, – сказал Егор. – Я этого дьявола на болоте видел. Веришь, с телёнка!

Но жена уже говорила о другом:

– А вдруг они повяжутся, Егор?

– Так и пусть вяжутся, волчата будут.

– Ты никак угорел! Да что мы с ними делать-то станем? С одной волчицей с ног сбились, а тут целый выводок! Ладно, пока маленькие, а как вырастут, тогда что?

– Ну что ты раскипятилась? Может, ещё ничего не будет. Год-то для неё какой был: два раза на том свете побывала, а теперь рожать. Попробуй роди, когда душа в чём только держится. Ты глянь на неё: кормлю-кормлю, а рёбра всё торчат.

• Предыдущая
• 19/34
• Следующая