Сумасшедшая шахта - Белов Руслан - Страница 15

• Предыдущая
• 15/57
• Следующая

Борис не раз пробовал бороться со своей пагубной страстью. Он по-своему любил Людмилу, детей, ему нравилось приходить домой после работы или свиданий и даже делать что-нибудь по хозяйству. Но стоило ему узнать, что в соседний институт поступила на учебу шоколадная жительница далекого и таинственного Буркина-Фасо, он нежно целовал жену и уезжал в городскую библиотеку, чтобы выяснить, как по-буркинофасски будет: "Вы так милы, мадам! Дозвольте мне поцеловать вам что-нибудь!".

Людмила пыталась что-то сделать, пару раз даже изменяла ему в воспитательных целях, но ничего не помогало. И она привыкла и мстительно стала дожидаться того счастливого времени, когда половые часы мужа достигнут половины шестого и навсегда остановятся.

...Я любил Борьку. Он был необязательным человеком, многое в нем мне не нравилось, но он был добродушным, незлобивым парнем. Он был понятным и понимал. Когда я уезжал из Душанбе навсегда и мы обнялись с ним на перроне, Борька заплакал...

Я наткнулся на Бориса в гастрономе "Приморье". Он стоял у рыбной витрины и, глядя на копченых палтусов, сглатывал слюну.

– Килограмма три хватит? – спросил я, подойдя к нему.

Борис резко обернулся и, узнав меня, бросился обнимать. После того, как мы трижды поцеловались, он сказал:

– Жрать хочу, последний раз вчера вечером ел.

И пошарив глазами по торговому залу, бросился к молочной выкладке и схватил пачку вишневого йогурта.

– А что так?

– Да Людка меня не отпускала... – ответил Борис раскрыв пачку и в выпив содержимое в один присест. – Узнала на какую дату я билет купил и отгул взяла, чтобы я не сбежал. Я поклялся собственным здоровьем, что не поеду и смылся на день раньше. Заначки моей только на билет и хватило. Перед отъездом Плотников обещал подкинуть, но я его не нашел...

– Так ты, что, один сегодня спал!!?

– Да нет, типун тебе на язык, не один... С удэгейкой. Последней, между прочим удэгейкой в Приморье. Но, е-ный случай, все получилось как в анекдоте – как только я ее вздрючил и уже подумывал идти индейку с апельсинами доедать, приперлась ее свекровь... Что тут началось! Хорошо, что я шмотки свои в камере хранения оставил! А утром, когда я в гастрономе на углу лапшу продавщице колбасного отдела вешал, на эту свекровь опять нарвался... Так что позавтракать мне не удалось...

– Возьми вот это, – предложил я, протягивая ему пакет со сливками.

– Давай! Деньги-то есть?

– Навалом!

– А ты что, уже солодки нарубил?

– Нет, только потряс ее маленько.

– И сколько натряс?

– Тысяч восемь зеленых...

– Неплохо для начала! А много осталось?

– Фиг его знает. Затем я вас и вызвал сюда. А где твои шмотки?

– На почте оставил.

Пока я стоял в очереди к кассе, Борис о чем-то живо беседовал с симпатичной продавщицей копченых палтусов. Расплатившись, я подошел к ним. Девушка к этому времени уже призналась, что муж ее в настоящее время рыбачит где-то далеко на Курилах или Сахалине и вернется только через несколько месяцев. Я насилу оторвал Бориса от прилавка, но на выходе он вырвался, вернулся в зал и что-то начал страстно шептать рыбацкой жене на обворожительное ушко. Через минуту переговоров, рдеющая от счастья рыбацкая жена попросила подругу заменить ее минут на пятнадцать и скрылась с Колей в подсобке. Мне пришлось покупать бутылку пива и пятерку вареных раков и устраиваться с ними на ступеньках гастронома.

Коля вышел, когда я разрывал последнего рака. Более похожим на всамделишного Бельмондо я его никогда не видел.

– Встояка дала... И пахло от нее малиновым йогуртом... – мечтательно сказал он, отнимая у меня рака и остатки пива. – Хочешь, иди к ней, я подожду?

Я отказался и мы пошли на переговорный пункт. Рядом с ним стояла старенькая "Тойота" с кузовом из которого двое мужчин выгружали объемистые сумки.

– Вот и Баламут наш приехал! – воскликнул я, указывая Борису на машину.

Среднего роста, скуластый, часто незаметный в общем стремлении событий, Коля Баламутов любил выпить до, во время и после всего. Он пил утром, днем, вечером и ночью. Он пил до экзаменов и после них. Он пил, когда был здоров и пил, когда был болен. Но в ауте я его не видел.

В свободное от учебы и пьянок время Коля занимался прыжками в воду, подводным плаванием, пописывал стихи и любил Наташу, переселившуюся а Душанбе из Балакова. Отец-казах по националистическим мотивам запретил ему сочетаться с ней законным браком, хотя сам был женат на русской. И Николай Сейтович напился уксусу. Папаша такого рода выпивку оценил и дал согласие на брак. На свадьбе я был свидетелем. В начале лета мы уехали на вторую производственную практику, в самом начале которой Колина жена забеременела. Мне посчастливилось участвовать в этом процессе – именно я, возвращаясь из отгула, привез ему молодую жену на базу Гиссарской партии в Кальтуче, где мы торчали перед отъездом на Барзангинский горный узел. Как выяснилось позже, именно там, в знойной долине Кафирнигана, под нависшими хребтами, в недостроенном помещении базы Колей были совершены действия, приведшие к рождению единственного их ребенка.

Через три года совместной жизни Коля расстался с женой на почве непрекращающихся споров о непредсказуемых последствиях алкоголизма, но ненадолго. Жены часто возвращаются...

После того, как Коля переехал в Пенджикент, мы надолго перестали встречаться и вспоминали друг друга лишь тогда, когда Алихан Дзайнуков, главный геолог Управления геологии Таджикской ССР с горькой усмешкой упоминал наши фамилии вместе... Я был притчей во языцах за необдуманные поступки в полевом быту и проходке штолен, а Коля – за серьезные успехи в подсчете запасов золота и сурьмы в состоянии серьезного алкогольного опьянения. Но мы были незаменимы и нас терпели...

Крутой поворот в Колиной биографии был связан с крутым поворотом дороги Пенджикент – Айни. На этом повороте его Газ-66 свалился в Зеравшан, всегда славившийся крутыми высокими берегами. Во многих местах поломанного Баламутова выходила медсестра-разведенка. Прямо из больничной палаты он переехал к ней и двум ее сыновьям. Наташа в это время в очередной раз приходила в себя в Балаково. Не найдя там хоть какой-нибудь замены Коле, она приехала в надежде все вернуть, но он скрылся на дальнем разведочном участке.

Мы подошли к Коле, но целоваться не стали – от него густо пахло свежим перегаром и потому приветствия наши ограничились улыбками до ушей и похлопыванием по плечам.

– Короче, братан, я прибыл! – сказал мне Коля, когда приветствия закончились. – Только почему я прибыл? Этот вопрос меня интересует так же крайне, как Борьку бабы. Плотников что-то мне объяснял, но я под допингом был... В общем, когда он меня в самолет поместил...

– Потерпи, немного, Коля! – поморщился я. – Все это слишком серьезно для базарной площади. Ты акваланг привез?

– Привез! – осклабился Баламутов. – Что, пиастры в Японском море завелись?

– Пиастры не пиастры, но я очень бы хотел, чтобы люди видели, что мы на море собираемся... Расстегни сумку, чтобы акваланг был виден и грузись вон в ту машину. А мы с Бельмондо пойдем в магазин к банкету затариться. Будут какие спецзаказы? Имей в виду, что бабок у меня навалом.

– Это обнадеживает. Но что нужно бедному алкоголику? Вот в чем вопрос... Водки возьми две бутылки на сегодня и одну на утро. Это только мне, понимаешь?

– Понимаю. А пожрать?

– Это – барство, граф.

– Ну ладно. Дело твое. Пошли, Борис.

– Погоди, Черный! – остановил меня Коля. – Я не понял из нашего разговора одну существенную вещь. Из твоих слов, получается, что я этот ква-кваланг сюда пер, чтобы люди подумали...

– Успокойся! Через пару дней ты пожалеешь, что его притащил. На сорок метров пойдешь...

– Сорок? Это много... для трезвого! Ну валите в гастроном, а то меня на очередную дозу тянет.

– А может быть, и в самом деле треснем по рюмочке? – подмигнув, спросил меня Борис. – Я тут рядом неплохой ресторанчик видел...

• Предыдущая
• 15/57
• Следующая