Исторические записки (976 – 1087) - Вриенний Никифор - Страница 15

• Предыдущая
• 15/27
• Следующая

Я обращаю свою речь к начальникам города. Все, сколько вы мне дадите, получите от василевса».

23. Выслушав это, правители города, вознамерились возмутить народ; поднялся большой шум и крик: одни просто кричали, а другие громко выражали желание, чтобы Русель был освобожден, и что от него будто бы никто не потерпел ничего худого, а потому старались вырвать его из-под стражи и отпустить на свободу. Иной, видя чернь в таком неистовстве и такой большой город – в волнении, может быть, испугался бы; но мужественный юноша, – разумею стратопедарха, – ничего не боясь, весь шум остановил движением руки и потом, как скоро все утихло, обратился к народу со следующими словами: «Амасийцы! Я удивляюсь, как легко вдаетесь вы в обман тем, которые обольщают вас и ценой вашей крови покупают личную свою выгоду, подвергая вас большим бедам; ибо установление тирании[102] какую пользу принесло вам, кроме убийств, уз, пыток и отсечения членов? Вы-то действительно терпели все это; а те, которые теперь, благоприятствуя варвару, возбуждают вас к такому буйству и шуму, остались неприкосновенными, да еще от царских щедрот получили награду за то, что ни себя самих, ни города не предали варвару, – о вас же ни разу не сказали ни одного слова. Точно так и теперь: они хотят учредить тиранию, чтобы, подавая тирану приятные надежды, самим сохраниться неприкосновенными и получить от василевса новые почести и награды; а когда произойдет что-нибудь неожиданное, постараются поставить себя дальше от места действий, весь же царский гнев обратят на вас. Но если вы сколько-нибудь верите мне, – предоставьте говорить возмущающим вас к мятежу, и пусть каждый из вас идет домой обсудить сказанное: тогда вы увидите, кто желает вам пользы». Народ, выслушав эту речь, одобрил сказанное, – и все разошлись.[103]

24. Между тем стратопедарх, опасаясь, как бы люди сильные снова не возмутили народ и не исторгли Руселя, задумал дело весьма разумное и вместе человеколюбивое. Что же это за дело? Он призывает палача, разводит огонь, раскаляет железо, распростирает Руселя на полу, приказывает ему жалобно кричать и стенать, как будто его лишают зрения. Русель повинуется и наполняет весь дом криком и стенаниями. Потом на его глаза накладывают целебный пластырь, а на пластырь – повязку; поутру же выводят его перед народом и показывают всем, как ослепленного. Таким действием стратопедарх прекратил всякое волнение. Избавившись от этой крайности, он помышлял теперь, как бы овладеть войском Руселя и занятыми им крепостями; но приближенные василевса, присланные к нему, понуждали его, взяв Руселя, возвратиться с ним в столицу. На это Алексей отвечал им: «Дурно будет, если мы, овладев одним тираном, оставим в покое других его приверженцев и уйдем отсюда; ибо, (в таком случае) кто-нибудь из оставшихся непременно начнет тоже тиранствовать и снова возмутит города. Мне кажется, с тираном надобно уничтожить и тиранию и постараться, если возможно, овладеть крепостями». Сказав это, он принялся за дело, и прежде всего стал сторожить дороги, чтобы ничто из необходимых потребностей не было тайно доставляемо в крепости, и сильно поражал всех, выезжавших для сбора хлеба и других жизненных припасов; а потом устраивал засады и некоторым из своих посылал на фуражировку. Тогда гарнизоны, выходя из крепостей и преследуя фуражиров, попадали на засады и были истребляемы. Делая это часто и разнообразно, он привел франков в затруднительное положение; ибо назначал фуражировки то через четыре, то через пять дней, а иногда через день, или через два. Посему, засевшие в крепостях, не зная, что делать, предали стратопедарху и себя самих, и крепости, а другие бросали их и обращались в бегство. Таким образом, Алексей сделался обладателем всего. Пробыв несколько времени в Амасии, он успокоил все города и, восстановив глубокий мир, приобрел тем всеобщую любовь; потом, взяв с собой Руселя, выехал оттуда, сопровождаемый приветствиями и многочисленными благопожеланиями.

25. Тогда как, проезжая через Пафлагонию. стратопедарх находился недалеко от дома Феодора Докиана, человека благородного, богатого и кровного его родственника (ибо он был сын сестры отца его), – Докиан, узнав о его приближении, далеко вышел к нему навстречу и приветствовал его; но, взглянув на Руселя и увидев лежавшую на глазах его повязку, опечалился и не удержался, чтобы не осудить стратопедарха за то, что он лишил зрения человека столь храброго и могшего принести великую пользу ромеям. Алексей, всегда скромный, умевший держать дело в тайне и не вдруг показывать его на свет, кротко и ласково отвечал ему так: «Теперь не время, брат, объяснять причины, по которым он лишен зрения; но когда придем домой и останемся наедине, ты узнаешь все и тотчас избавишь меня от порицания». Итак, они поспешили в дом, сошли с лошадей, стряхнули с себя пыль и, пока повар приготовлял ужин для гостя, сели закусить. После закуски, стратопедарх, взяв Докиана за руку, повел его в ту комнату, в которой содержался Русель, и приказал ему снять повязку. Русель тотчас же вскочил, сбросив повязку, смотрел всеми глазами и приветствовал Докиана. Этот последний, пораженный такой неожиданностью, встал, преисполнен был радостью и, обняв знаменитого Алексея, целовал его в уста, щеки и прекрасные глаза, а великую его выдумку называл вполне достойной тех, которые произвели на свет такого юношу, хвалил его драму и удивлялся искусной его скрытности.

26. Прогостив у Докиана три дня, стратопедарх расстался с ним и отправился по направлению к Понтийскому морю. Находясь близ Кастамона, он пожелал видеть дом своего деда; посему, приказав всем (своим спутникам) продолжать путь, сам с немногими свернул с дороги. Войдя в дом и найдя его совершенно необитаемым, он проливал слезы и вздыхал, вспоминая о своих предках. Извлеченный отсюда силой, он отправился вслед за своими спутниками; потому что легко мог бы быть захвачен турками, если бы находившиеся при нём не поспешили увлечь его, и не соединили с прочей его свитой. Когда проходил он теснины и спускался к морю у Гераклеи, встретил его Маврикс, – человек незнатного происхождения, но расторопный и весьма хорошо знакомый с плаваньем по морю.

Посему и ромейские василевсы считали его человеком нужным и делали ему большие подарки; так что через это он нажил великое богатство, имел множество рабов, из которых иные служили у него в качестве воинов, и выстроил себе великолепный дом. Этот-то человек, встретив Алексея, просил его зайти к нему в дом, и тот согласился. По прибытии в Гераклею, стратопедарх сперва отправился в нерукотворный храм Богоматери,[104] и там принес благодарственные моления Спасителю всех и Его Матери, а потом уже прибыл в дом Маврикса.

27. Но в то время как он готовился отправиться в путь, получено было известие о приближении турецких фуражиров. Эта весть побудила его взяться за оружие гораздо скорее, чем, как говорят, побудила некогда Александра флейта Тимофея. Вооружившись и сев на коня, он отправился со своими (спутниками). За ним следовали и воины Маврикса, люди в воинском искусстве опытные и храбрые, а начальником их был Михаил Вутумити, – чтобы сказать словами Гомера, – малый телом, но с воинственной осанкой. Турки увидели их издали и, заметив блеск их оружия и благоустроенность фронта, не могли выдержать неудержимого их натиска и отчаянно побежали; а те, прогнав турок далеко от своих пределов и некоторых из них убив, возвратились. Стратопедарх был рад этой случайной победе на пути его и хотел остаться в пределах Гераклеи, чтобы, отражая выходивших на фуражировку турок, умножить тем свои трофеи и таким образом, возвратиться в великий город пятикратно увенчанным.[105] Но письмо и одновесельное судно с гребцами, присланные от василевса, воспрепятствовали его намерению; ибо в письме повелевалось ему сесть на судно вместе с Руселем и немедленно плыть в столицу, потому что на дорогах турки делают засады. Он исполнил приказание и на судне поплыл в Пропонтиду. Во время его плавания вдруг поднялся сильный ветер – Фраксий, и угрожал ему совершенным кораблекрушением, если бы видимо не спасла его матерь Божия; ибо, как скоро он призвал её на помощь, – море тотчас же успокоилось, и он избежал этой беды.

• Предыдущая
• 15/27
• Следующая