Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей - Вронский Константин - Страница 25
- Предыдущая
- 25/45
- Следующая
Без вина даже хуже, чем в обществе вечно дрыхнувшей Антуанетты. Если быть честной, чертовски хуже.
У Антуанетты хотя бы муж для всяких там надобностей имеется. Достойный восхищения, нежный супруг, ежедневно носящий подругу на руках и разделяющий по ночам с ней супружеское ложе. Целующий ее, шутящий с ней, любящий ее.
Когда Полина видела эту парочку вместе, еще острее ощущала она собственное одиночество. Не одиночество, а боль лютую, которую и утишить нечем.
Карету подбросило на ухабе, кучер резко остановил лошадей. Ох, и здорово же у нее от такого толчка все внутри взболтало.
Антуанетта потянулась, зевая, словно спала на перине мягчайшей.
– Ну? Выспалась? – спросила Полина нескрываемо враждебным тоном.
Но Антуанетта все еще пребывала в царстве сновидений и ничего не заметила.
– Я даже ногу отлежала, – промурлыкала она. – О-ля-ля!
О-ля-ля! О-ля-ля! Как же это вечное «о-ля-ля» может действовать на нервы! Большое спасибо за столь продуктивную беседу в дороге! О-ля-ля!
– В последнее время ты кажешься мне чересчур усталой, – заметила Полина вслух.
– Да, я все время такая усталая, – вздохнула Антуанетта. – Но во сне время проходит незаметно, а это хорошо. Тебе тоже следует почаще спать.
Полина вообразила, как выбрасывает Антуанетту из кареты, и никто из эскорта даже не замечает подобной «потери». Антуанетта перековырнется в пыли да в ней и останется, а вместо того, чтобы звать на помощь, закроет глаза и блаженно захрапит.
– Колбаски хочешь? – заботливый голосок Антуанетты вырвал Полину из сладостных мечтаний.
Быстро же она колбаску из корзинки с провизией выкопала! Вон с какой жадностью нарезает. Спать и жевать – и тогда все будет хорошо! О-ля-ля!
– Нет, мерси, – мотнула головой Полина. – Ой, да, бон аппети!
– Посмотри вон в той корзиночке, может, у нас еще остался медок? – спросила Антуанетта с набитым ртом.
Полина недоверчиво глянула на подругу.
– Что ты хочешь? Мед? Мед с колбасой? Так… Скажи мне, ты… ты беременна?
Антуанетта даже жевать перестала.
А Полина похолодела от ужаса.
Обе таращились друг на друга во все глаза.
– Ты беременна? – повторила Полина. – Антуанетта, это правда?
Антуанетта зажмурилась и нехотя кивнула.
– Д-да, у меня будет ребенок.
Полина была слишком изумлена, никаких слов в этот момент не хватало, она лишь метнулась к карете и обняла подругу.
– У тебя будет ребеночек, боже! О, Антуанетта, я ушам своим не верю! Ты станешь мамочкой!
В глазах Антуанетты блеснули слезы. Сначала Полина подумала, что это слезы радости. Да нет, не больно-то радостно выражение Антуанеттиного личика.
– Ну, что, что, мон шери, милая? Ты… ты ведь плачешь! – Полина схватила руки подруги и принялась нежно поглаживать.
– Э-э, да ничего… – отстранилась Антуанетта.
– Какое там ничего! – свела бровки Полина. – Что-то тебя угнетает! Ну, скажи же, скажи, что такое?
– Я… – Антуанетта утерла слезы. – Шарль еще ничего не знает. Он…
– Ты ничего еще не сказала ему? – изумленно перебила ее Полина. – Но…
– Он… – выдохнула Антуанетта. – Он не может держать при себе беременную жену, тем более в России. Я стану для него обузой, как ты не понимаешь?
Полина откинулась на жестковатую спинку сиденья.
– Но, Антуанетта! Он же…
– Полиночка! – всхлипнула Антуанетта, и слезы вновь хлынули у нее из глаз потоком. – Я не хочу рожать моего ребенка на какой-нибудь русской конюшне! Я…
– Антуанетта! – Полина подсела к подруге и крепко сжала ее руку. – У тебя такой замечательный муж, – прошептала она ей на ушко, —да он от радости до небес подпрыгнет…
Антуанетта только головой покачала.
– Вот уж не думаю, что подпрыгнет, – прошептала она. – Скорее уж, сильно огорчится.
– А ты хотя бы знаешь, на каком ты месяце? Вновь мотает головой.
– Я ведь не очень давно окончательно убедилась.
– Но тогда чего ж ты волнуешься, где ребеночка рожать будешь? К тому времени мы дома окажемся.
Антуанетта наморщилась.
– Откуда такая уверенность? – почти с упреком спросила она. – В сей момент ни один человек не знает, как долго все это протянется! Возможно…
Полина помотала головой.
– Антуанетта! Успокойся сейчас же! Ты на все слишком… слишком трагически смотришь! Боюсь, что тяготы пути и впрямь перебор для тебя! Ты должна обо всем рассказать Шарлю, вот увидишь, все не так уж плохо!
Антуанетта вновь начала всхлипывать. Впрочем, на этот раз недолго. Кажется, подруга Полины постепенно приходила в себя.
– Да, конечно, дольше я не могу скрывать от него мое положение, – едва слышно прошептала она.
– А и не нужно ничего скрывать, вот увидишь, – улыбнулась Полина, целуя подругу в лоб. – А теперь поспи-ка ты, моя дорогая! После таких волнений тебе покой надобен.
Антуанетта тяжело вздохнула и кивнула хорошенькой головкой. Уже закрывая глаза, она произнесла:
– Я так рада, что ты со мной, милая Полина! Ты у меня настоящая подружка. Без тебя бы я точно сошла с ума.
С не совсем чистой совестью Полина пересела на свое прежнее место.
Шли проливные дожди. Русская пехота утопала в грязи. Артиллерия застревала в размытых дождем оврагах. Заготовленного фуража и продовольствия не хватало. И все же солдаты на тяжелые переходы не жаловались, сохраняли бодрость. Все нетерпеливо ожидали боя с неприятелем.
Офицерам полковника Чернышева спать почти не приходилось. Разведывать действия противника – дело не из легких. Тем паче когда покоя никакого нет от великого князя Константина. Тот пытался в работу разведывательную вникать, ничего в ней не смысля.
А войска тем временем продолжали отходить на восток. Император Александр, вняв советам близких людей, изволил наконец отбыть из армии со своими «великими стратегами», чем несказанно всех обрадовал.
Полковник Чернышев квартировал вместе с самим Багратионом. Багратиону он нравился своей образованностью, умом, горячностью, упрямством и какой-то отчаянной храбростью. Проснувшись как-то ночью, Багратион увидел, что Чернышев в ночной рубашке и с неизменной трубкой в руках сидит на постели у сколоченного из ящика стола и что-то пишет при свете огарка.
– Послание возлюбленной, что ль, сочиняешь, а, полковник? – хмыкнул князь.
– Нет, князь, тут сочинение совсем иного сорта, – отозвался Чернышев. – Рапорт императору пишу…
– Это по какому же поводу? – нахмурился Багратион.
– Желаю принести себя в жертву Отечеству, – немного патетически произнес Чернышев. – Прошу послать меня парламентером к Наполеону…
– И что же дальше?
– А при подаче бумаг императору французов я всажу ему в бок вот это…
Чернышев повернулся, выхватил хранившийся под изголовьем кривой кинжал и махнул им в воздухе. Багратион от неожиданности вздрогнул. Он не сомневался, что Чернышев, решительный характер которого ему был хорошо известен, точно сделал бы это покушение, если б его послали и если б…
– Верю, друг, в доброе твое намерение послужить Отечеству, – произнес командующий Второй армией. – Однако имей в виду, что не так все просто обстоит, как ты представляешь. Монархи и деспоты плохо заботятся о народе, зато свои драгоценные особы охраняют весьма бережно…
– Да, князь, пожалуй, вы правы, хотя… – Чернышев не досказал, задумался. «А еще и доглядчик мой куда-то пропал», – мелькнуло в голове горестное.
Когда карета, наконец, остановилась, Шарль тотчас же к ним бросился. На лице явственно читалось, что соскучился он по своей прекрасной женушке.
«Что за мужчина!» – подумала Полина. Ведь за два месяца не устал ежедневно выносить Антуанетту из кареты и одаривать долгим поцелуем.
И, как всякий раз, в сцене сей пиесы жизни, ее вновь охватило чувство нестерпимого одиночества.
Сама она, как шаловливый ребенок, из кареты выпрыгнула. Оглянулась, не надеясь узреть хоть что-то примечательное. Селение как селение.
- Предыдущая
- 25/45
- Следующая
