Тени исчезают в полночь - Белов Руслан - Страница 26

• Предыдущая
• 26/56
• Следующая

Наверное, читателя передернуло от прочитанного и скорее всего он в данный момент выкидывает книжку в мусорное ведро. Но того, кто еще не сделал этого, я спрошу: а как поступили бы вы на месте моих друзей? Представьте себе их состояние – пьяные в стельку, труп под ногами и зона на горизонте... Может быть, им следовало бы не торопиться и поискать лучший выход, но алкоголь всецело овладел ими и они, уже невменяемые, схватились за первую попавшуюся соломинку...

Через два часа Баламут и Бельмондо вернулись.

Аль-Фатех лежал на своей полке и впервые в своей арабской жизни жевал вялый огурец прошлогодней засолки. Напротив него сидел в расслабленной позе одетый в костюм Хренов со стаканом водки в руке и внимательно смотрел в занавешенное окно.

Бельмондо был так удивлен увиденным, что едва не опрокинул ведро, стоящее в проходе. Оно было на три четверти полно загустевшей кровью.

Пропустив Баламута в купе, Бельмондо чуть было не уселся на целлофановый сверток с краснеющим внутри органокомплексом.

– Его каждый день надо будет обрабатывать смесью формалина с тетрациклином и еще всякой менее известной гадостью. Снаружи и изнутри, – сказал Альфа, явно удовлетворенный проделанной работой. – Но это я сделаю сам.

– Молодец! – похвалил его Бельмондо, затем помотал головой, возвращая осциллирующее сознание на прежнее место, и когда оно вернулось, взял ведро и пошел с ним в туалет. Там он не спеша вылил кровь в унитаз, тщательно вымыл ведро и, оставив его на мусорном ящике, вернулся в купе за органокомплексом. Когда он уже приближался с ним к двери бытового тамбура, она неожиданно распахнулась, и Борис немедленно оказался в окружении целого отделения изрядно подвыпивших десантников-дембелей, направлявшихся из своего пересохшего вагона в вагон-ресторан за водкой. Увидев Бельмондо, один из них, видимо, записной Василий Теркин, закричал:

– Ты чо, командир, бабу свою замочил и в сортир теперь спускаешь? Ты бы лучше нам ее отдал!

Мы бы ее отдраили!

И все они заржали и захлопали Бориса по плечам.

– Да нет, – чуть смущенно улыбнулся Бельмондо. – Племянничек мой туберкулезом в открытой форме страдает. Видите, сколько за ночь накашлял...

И, показывая, поднял мешок перед собой.

– Гы-гы-гы! – отреагировали десантники. – Ну ты и шутник! Курить есть?

– Там, в пятой палате, у племяша моего возьмите, – указал подбородком Бельмондо в направлении купейной двери. – Он хоть и тубик безнадежный, но курит по-черному.

И, протиснувшись меж мускулистых тел, выбрался в тамбур.

Оставшуюся Россию они проехали без проблем. Правда, в их купе изрядно пахло формалином, и дверь приходилось почти весь день держать открытой. Хренов в это время либо смотрел в окно, либо лежал на боку на верхней полке, либо просто пьянствовал с попутчиками. Однажды он даже чокнулся с проводником. Последний, с утра пьяный, удивился, почему Хренов не открывает глаз.

– Водку он пьет с закрытыми глазами! – со значением ответил Баламут и предложил проводнику не тянуть с наполненным стаканом.

За сутки до прихода поезда в Москву Баламут позвонил нашему общему другу Юрке Плотникову и попросил встретить поезд в белом халате и с носилками. Привычный к вольтам нашей компании, Плотников не удивился и обещал все исполнить.

Лишь только поезд начал вползать на Ярославский вокзал, Бельмондо с друзьями устроил в купе небольшое представление с беготней, сильным запахом валерьянки и срочным вызовом "Скорой помощи". Плотников с носилками опередил, естественно, вокзальных врачей и благополучно вывез Хренова на мою дачу. Там, на чердаке, среди сломанных стульев, Виктор Тимофеевич находится до сих пор.

Через день после приезда в Москву мы пошли к Леониду Полносокову на прием. Контора располагалась на Арбате, рядом с рестораном "Прага". Оставив на всякий случай в кафе напротив Ольгу с Бельмондо, мы с Баламутом и Альфой поднялись на второй этаж и позвонили в описанную Макаром Вертинским дверь с табличкой.

Нам открыла высокая голубоглазая девушка с умопомрачительно длинными ногами и такими же ресницами и сказала, что записаться на прием к магу и экстрасенсу можно будет только на середину марта будущего года.

– Мы и не собираемся записываться, – сказал Баламут, силясь оторвать глаза от ног девушки. – Это твой маг к нам на прием записался. Передай, что его ждут и пока в хорошем настроении.

Девушка кивнула и прошла в одну из дверей.

Через десять секунд из нее вышли двое дюжих охранников с резиновыми дубинками. Один из них, верзила килограммов на сто пятьдесят, ткнул меня дубинкой в живот и в оскорбительно грубой форме приказал убираться вон.

– Хорошо, хорошо! – сказал я и внимательно посмотрел на Баламута, уже оторвавшего глаза от стройных бедер секретаря-референта.

Баламут презрительно скривил губы, пожал плечами, вздохнул и очень квалифицированно ударил охранника носком ботинка в пах. Второй не успел ничего сделать – Альфа запрыгнул ему на спину, схватил за горло, и они вдвоем начали изображать родео, то есть скачку на необъезженном мустанге... Потрясенная случившимся секретарша выбежала из приемной и через минуту явилась с хозяином. Увидев его, мы поразились – в нем мало что осталось от хорошо знакомого нам Худосокова. Это был по-прежнему волк, но волк уже не простой, это был интеллигентствующий волчий вожак, вожак вожаков, это был фюрер...

Худосоков (по старой памяти станем называть его так) внимательно изучил театр окончившихся не в его пользу военных действий и разочарованно буркнул:

– Сразу видно – из тайги люди. Кошмар...

Как вы меня нашли?

– По статье в журнале, – криво усмехнувшись, ответил я.

– А! Макар Вертинский. Журналюга. Эту статью я его попросил написать еще до зомбирования. Шустрый, все понял, сделал как надо за копейку. А после зомбирования начал в свою дуду дудеть. Указывать начал, засранец.

– И вы его... – почернел Баламут.

– Да... В бетон завернули. Но из этого случая мы сделали мето... мето... методологические выводы. Шибко развитых теперь не берем – их не переделать!

Еще раз обозрев разоренную приемную, он пригласил нас в гостиную, достал коньяку, конфет и фруктов и начал рассказывать.

Худосоков не погиб в Шилинской шахте. Зомберы вообще погибают с трудом[27], а Ленчик был не последним из них. И бросался он в шахту не для того, чтобы не быть растерзанным зомберами Аль-Фатеха, а чтобы спастись наверняка.

Пролетев по стволу почти 40 метров, Худосоков вошел в воду руками вниз, как заправский ныряльщик. Правда, ударившись об воду затылком, он все же потерял сознание, но у зомбера, хоть и бывшего, оно мало что решает в критических ситуациях – весь разум сидит у него в спинном мозге и подсознании. И Ленчик выплыл и упал отлежаться в одной из сухих выработок девятого горизонта. Через день его нашел в одном из своих первопроходческих походов один из осевших в шахте корейцев. Он два с лишним дня отпаивал Худосокова настоем из экзотических грибов и водорослей и в конце концов поставил на ноги.

Совершенно придя в себя, Худосоков пошел на-гора, не имея ровно никаких планов в голове.

Проникнув в контору[28] (где жили мы) и не найдя там никого, он по старой, еще дозомберской привычке устроил обстоятельный шмон и в Ольгином чемодане нашел документы Аль-Фатеха.

Поняв, что находится у него в руках, он решил немедленно бежать. И, прихватив наши деньги и кое-какие ценные вещи, он ушел в уже заснеженную тайгу. Добравшись до поселка Хрустальный (несколько километров на запад по прямой), он за Ольгин золотой браслет снял у одинокой глухой старухи восьмиметровую комнатку и неделю изучал украденные документы. Поняв, что получил намного больше того, что хотел получить, Худосоков решил ехать в Москву.

• Предыдущая
• 26/56
• Следующая