Цепь преступлений в Бландингском замке - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 4

• Предыдущая
• 4/13
• Следующая

— Что вы этим хотите сказать — в моих интересах? По словам тети Констанции и по тому, как вы ей подпеваете, можно подумать, что Джордж — это какой-нибудь тип в соломенной шляпе и в красном кушаке, которого я подцепила на пристани в Блэкпуле. Аберкромби — одно из самых старинных семейств в Девоншире. Их род известен со времен норманнского завоевания, и они были не последними в крестовых походах. Пока ваши предки отсиживались дома под предлогом оборонной работы национального значения и всякими ухищрениями получали тепленькие местечки в тылу, Аберкромби рубились с язычниками на полях сражений.

— Я учился в школе с мальчишкой по фамилии Аберкромби, — задумчиво сказал лорд Эмсворт.

— Надеюсь, он крепко колотил вас. Нет-нет, я не это хотела сказать. Извините. Я все время стараюсь, чтобы в нашей милой беседе не было этого — как бы это назвать?

Лорд Эмсворт сказал, что не знает.

— Желчи. Я хочу быть спокойной, хладнокровной и рассудительной. По совести, дядя Кларенс, вы бы полюбили Джорджа. Вы будете кретином, если выставите его, даже не повидав. Он самый замечательный человек на земле. В этом году на Уимблдоне он попал в одну восьмую финала.

— В самом деле? В одну восьмую?

— И он знает абсолютно все об управлении имением. Первое, что он сказал, когда мы вошли в парк, — что за многими деревьями нужен уход.

— Чертовски нахально, — любезно сказал лорд Эмсворт. — Мои деревья в прекрасном состоянии.

— Нет, раз Джордж так говорит. Джордж знает толк в деревьях.

— И я знаю в них толк.

— Но не так хорошо, как Джордж. Но оставим это. Вернемся к этому отвратительному заговору, задуманному, чтобы разрушить счастье всей моей жизни. Почему вы не можете проявить благородство и встать на мою сторону, дядя Кларенс? Вы что, не понимаете, что это для меня значит? Любили вы когда-нибудь?

— Конечно, любил. Десятки раз. Я расскажу тебе одну очень забавную историю…

— Я не желаю слышать забавных историй!

— Да, конечно, конечно. Именно.

— Все, что я хочу от вас услышать, это то, что вы возьмете Джорджа на место Симмонса, чтобы мы могли пожениться.

— Но у твоей тети, по-видимому, очень сильное предубеждение…

— Я знаю, что у нее сильное предубеждение… Она хочет, чтобы я вышла замуж за этого осла Роугейта.

— В самом деле?

— Да, но я не собираюсь этого делать. Вы можете сказать ей, что я не вышла бы за Роугейта, даже если бы он был единственным мужчиной в мире…

— Есть песенка с таким названием, — сказал лорд Эмсворт, оживившись. — Ее пели во время войны. Нет, там это был не мужчина. Там была девушка. «Когда бы ты была единственной девушкой в мире, а я — единственным парнем…»

— Дядя Кларенс!!

— Что, моя дорогая?

— Пожалуйста, не пойте. Вы не в «Эмсвортском гербе».

— Я никогда не был в «Эмсвортском гербе».

— И не на домашнем концерте. Честное слово, у вас самое невероятное представление о том, как себя вести при разговоре с девушкой, когда счастье всей ее жизни стараются разрушить все кому не лень. Сначала вы несете околесицу о маленьком Джордже, потом пытаетесь рассказывать забавные истории, а теперь поете комические куплеты.

— Это не комические куплеты.

— Комические, судя по вашему исполнению. Итак?

— Что?

— Вы решили, что предпринять в этом отношении?

— В отношении чего?

Девушка какое-то время молчала, и в это время она была так похожа на свою мать, что лорд Эмсворт содрогнулся.

— Дядя Кларенс, — сказала она низким, дрожащим голосом, — не собираетесь ли вы притвориться, что не помните, о чем мыс вами говорили все это время? Дадите вы это место Джорджу?

— Ну…

— Ну?

— Ну…

— Мы здесь можем остаться навечно, твердя друг другу «ну»… Да или нет?

— Моя дорогая, я не вижу возможности это сделать. Твоя тетя, по-видимому, так сильно предубеждена…

Он бормотал что-то бессвязное, избегая взгляда Джейн, и запинался, подыскивая слова. В этот момент за окном послышался какой-то шум. Снаружи доносились громкие голоса. Он узнал пронзительное сопрано своей сестры Констанции и сливающийся с ним петушиный дискант своего внука Джорджа, тянущего «О-о!». С их голосами переплетался горловой баритон Руперта Бакстера. Радуясь возможности изменить тему разговора, лорд Эмсворт заторопился к окну.

— Господи, помилуй! Что там такое?

Сражение, из-за чего бы оно ни происходило, переместилось, видимо, в каком-то неизвестном направлении, потому что из окна он видел только Руперта Бакстера, нервно дымящего сигаретой.

Лорд Эмсворт оглянулся, и к своему невыразимому облегчению, обнаружил, что остался один. Его племянница исчезла. Он подобрал «Уход за свиньями» Уиффи и только начал было смаковать совершенную прозу главы о свином пойле и толченых отрубях, как дверь снова открылась и опять появилась Джейн. Она встала у порога, холодно глядя на своего дядю.

— Читаете, дядя Кларенс?

— А?.. Э… А… Да. Я просто просматривал «Уход за свиньями» Уиффи.

— Значит, у вас хватает совести читать в такое время? Так-так! Вы когда-нибудь читали вестерны, дядя Кларенс?

— Что? Вестерны? Нет. Никогда.

— Жаль. Я как раз читала позавчера вестерн и надеялась, вы сможете мне объяснить то, чего я не поняла. Что один ковбой сказал другому.

— Да?

— Этот ковбой, первый ковбой, сказал другому, второму ковбою: «Так тебя и растак, Хэнк Спайвис! Ты подлый, гнусный, двуличный, паскудный скунс!» Не можете ли вы мне объяснить, дядя Кларенс, что это такое — «подлый, гнусный, паскудный скунс»?

— Боюсь, что нет, дорогая.

— Я думала, вы должны это знать.

— Нет.

— Значит, нет?

Она вышла из комнаты, и лорд Эмсворт снова принялся за своего Уиффи.

Но вскоре он забыл о книге, лежащей на его коленях; лорд Эмсворт невидящим взглядом, в мрачном раздумье глядел перед собой. Он снова переживал только что закончившуюся сцену и сожалел, что показал себя не с лучшей стороны. Мысли его беспорядочно блуждали, но все же он сознавал, что мог бы предстать в более героическом свете.

Как долго предавался он этим грустным размышлениям, он не помнил. Несомненно, немало времени, потому что он заметил, выглянув из окна, что тени на террасе сильно удлинились с тех пор, как он видел их в последний раз. Он уже собирался встать и пойти поискать утешения, прогуливаясь в цветнике под окнами, но тут дверь снова распахнулась — лорду Эмсворту, который теперь пребывал в угнетенном состоянии, стало казаться, что эта проклятая дверь только и делала, что распахивалась, с тех пор как он попытался найти уединение в библиотеке, — и в комнату вступил Бидж, дворецкий.

В одной руке он держал духовое ружье, в другой — серебряный поднос с коробкой пулек.

Бидж был человеком, который вкладывал во все свои действия нечто от величавости жреца, совершающего сложную церемонию перед алтарем в какой-нибудь романтической обстановке. Нелегко сохранять величавость, когда в одной руке у вас духовое ружье, а в другой — серебряный поднос с пульками для него, но Биджу это удалось. Другой дворецкий в такой ситуации выглядел бы как охотник, собирающийся на утиную охоту, но Бидж сохранял вид жреца. Он приблизился к столу рядом с креслом лорда Эмсворта и возложил на него свой груз с таким выражением, как будто духовое ружье и пульки к нему были жертвоприношением, а его светлость — племенным божком.

Лорд Эмсворт созерцал своего верного служителя с мрачным видом. Своим поведением он напоминал племенного божка, которому дымящаяся жертва пришлась не по вкусу.

— Что это за чертовщина?

— Это духовое ружье, милорд.

— Я это вижу, черт возьми! Зачем вы его сюда притащили?

— Ее светлость распорядились, чтобы я передал его вашей светлости — я предполагаю, милорд, для лучшей сохранности. До недавнего времени это оружие находилось во владении мастера Джорджа.

— За каким чертом отбирают духовое ружье у бедного малыша? — с жаром воскликнул лорд Эмсворт. С тех пор как мальчик обозвал Руперта Бакстера …, он испытывал к своему внуку самые теплые чувства.

• Предыдущая
• 4/13
• Следующая