Дядя Динамит - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 27
- Предыдущая
- 27/43
- Следующая
— А, Мартышка, — сказал лорд Икенхем, — заходи, заходи. Тут Салли. Мы влезли по водосточной трубе.
3 Мартышка не сразу обрел дар речи. Голосовые связки завязываются узлом от сильных чувств, а у него этих чувств было два.
Конечно, он боялся дядиных действий, он не доверял им, но, кроме того, он смутился, как смутится всякий, неожиданно встретив невесту, с которой расстался после бурной ссоры.
К счастью, невесты в таких ситуациях смущаются меньше. Салли, если судить по виду, не смутилась вообще. Глаза ее, по-прежнему сияющие, сияли приветливо. Когда она заговорила, приветливым оказался и голос, а уж об улыбке не стоит и говорить.
— Здравствуй, — сказала она.
— Здравствуй.
— Рада тебя видеть.
— О-о-о-о…
— Хорошо выглядишь.
— Э…да.
Мартышка говорил рассеянно, ибо думал о другом. За всеми хлопотами — Нью-Йорк, наследство, помолвка — он забыл, как улыбается Салли, и теперь испытывал примерно то, что испытал 4 июля Брим Рокметеллер.
Да, он забыл, как действует эта улыбка, когда засияет, словно огни кабачка после долгого пути, перенося в уютный, веселый, радостный мир. Великая любовь, и та не помогла: Мартышка испытал неприятные чувства вины и утраты.
Но они ушли. Собравшись с силами, он подумал о Гермионе — и пожалуйста! Твердый, стальной Реджинальд без единой щелочки в латах задал вопрос, который мог задать и пораньше.
— Что это значит? — спросил он холодно и ровно, как Поттер, обращающийся к подозрительному субъекту. — Что это значит, дядя Фред?
— Ты о чем?
— Что тут делает Салли?
— Скрывается.
— В моей комнате?
— Ничего, это временно.
Мартышка сжал голову руками, чувствуя, как обычно, что она сейчас треснет.
— Господи! — сказал он.
— В чем дело? У тебя неприятности?
— Да не может она тут быть!
— Не беспокойся, ты уйдешь ко мне. Кровать не предоставлю, но вспомни этот шезлонг!
—Я не о том. А вдруг кто-нибудь придет?
— Куда?
— Сюда.
— Когда?
— Утром.
— Никто не придет, кроме горничной, а днем я уведу Салли. Она поставила машину в здешний гараж. Съезжу в Икенхем, привезу ей платье, и пусть едет, куда ее душе угодно. Кстати, — задумчиво прибавил он, — почему именно «душе»? Очень возвышенно. В общем, утром придет служанка, надо ее уломать. Ты никогда не думал, что если бы гости умели уламывать служанок, те смело пускали бы постояльцев?
— Как ты ее уломаешь?
— Странное слово… Как будто забытый, старинный спорт. Наверное, Вильгельм Завоеватель был просто чемпионом. Дорогой мой, не беспокойся. Собственно, я ее уже уломал. Расскажу по порядку. Можно, Салли?
— Пожалуйста, дядя Фред.
— Прекрасно. Итак, когда мы расстались, я обыскал местность со всей доступной мне скрупулезностью. Трудно без пса, всегда бери его в гости, но я и сам обнаружил ее в оранжерее, где она поливала слезами цветы.
— Ничего подобного! — вскричала Салли, и лорд Икенхем, поднявшись с места, поцеловал ее в макушку.
— Это для красоты, — объяснил он. — Ты вела себя как герой, я просто гордился. Когда Салли услышала мой голос, она засмеялась.
— Хотел бы я засмеяться!
—А ты не можешь? Несмотря на счастливый конец?
— Какой еще конец?
— Счастливый. Ведь Салли спаслась, словно корабль в бурю. На чем я остановился?
— На оранжерее.
— Правильно. Обнаружил, закутал в халат, и мы стали красться сквозь тьму. Ты слышал о Чингачгуке?
— Нет.
— Индеец, известный в мое время. Видимо, теперь не читают Фенимора Купера.
— При чем он тут?
— Я хотел объяснить, как мы крались. Тихо. бесшумно. словно индейцы в мокасинах. И тут мы услышали голоса.
— Я так и подпрыгнула!
— Как и я. Взвились в воздух. Дело в том, что один голос принадлежал констеблю, другой — Элзи Бин. Что приятно в этой усадьбе, всегда можно встретить ночью служанку.
Говорила в основном она. Видимо, попрекала констебля его службой. Она сообщила, что через месяц уходит и должна узнать, уходит ли он. Оказалось, что у них совершенно разные взгляды, мало того — идеалы. Поэтому я решил, что она сочувствует нам, и не ошибся. Вскоре констебль ушел, а наша подруга, негромко фыркнув, направилась к дому. Тут мы и вступили с ней в контакт.
— Игриво крикнув: «Эй!»
— Игриво, как ты заметила, крикнув «Эй!». После этого все пошло как по маслу. Позже она сказала, что дикие звуки из тьмы ее напугали, но она сумела с собой совладать и приветливо нам ответила. Именно она указала нам эту трубу, а когда я подсадил Салли, подсалила меня, иначе по трубе не влезешь. Удивительно приятная девушка! Теперь я понимаю, почему ты…
— Что — я? Ну что — я?
— Ах, ничего! Итак, она помогла нам и обещала помогать в будущем. Скоро она зайдет. Видимо, она считает, что есть о чем потолковать.
— О еде! — воскликнула Салли.
— Можно и о еде.
— Я сейчас умру.
— Хорошо, через несколько минут отведу тебя в кладовую. Я бы и сам съел два-три вареных яйца. Ночью всегда хочется есть. А вот и мисс Бин! Заходите, заходите! Надеюсь, вы знакомы. Сигарету?
— Спасибо, сэр.
— Мартышка, дай нашей гостье сигарету. Присаживайтесь, мисс Бин. Скамеечку под ноги? Прекрасно. А теперь поведайте нам, что вас гнетет. Вероятно, вы хотите подсказать, как мы вознаградим вас за вашу доброту. Пять фунтов, на мой взгляд… вернее, десять.
Элзи Бин затрясла головой. Папильотки запрыгали, как усы у сэра Эйлмера.
— Не надо мне денег, — сказала она, не называя их презренным сором, но как бы и называя. — Лучше дайте в нос Гарольду.
Голос был звонок и строг, лицо — сурово, голубые глаза неумолимо сверкали. По-видимому, беседа в саду исчерпала ее терпение. Вот горничная, подумали бы вы, которая больше не уступит; и не ошиблись бы. Дочери Боттлтон-Ист славятся своим пылом, а манера констебля отвечать «Да нет…» на самые пылкие мольбы довела бы и более кротких служанок.
Лорд Икенхем учтиво склонил голову:
— Гарольду?
— Это Поттер.
— А, ваш полицейский друг! Что надо с ним сделать?
— Дать в нос.
— То есть ударить? Стукнуть? Заехать?
— Ага.
— Почему же? Я не навязчив, но это любопытно.
— Чтобы он ушел из полиции. Я говорила мистеру Твистлтону. Гарольд очень нервный. Чуть что — обижается.
- Предыдущая
- 27/43
- Следующая