Фамильная честь Вустеров - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 41

• Предыдущая
• 41/53
• Следующая

И вдруг, когда он легко взял высокую ноту, его голос умолк. Наступила мертвая тишина... Сквозь мыльную пену видно, какой необыкновенный свет горит в его глазах. Губка падает из рук, он этого не замечает. С уст срывается торжествующий возглас: «Ура! Я открыл! Открыл закон Архимеда!» И он выскакивает из ванной вне себя от счастья.

Точно такое же действие оказало на меня чудесное появление блокнота. Миг ошеломленного молчания, потом торжествующий возглас. И я не сомневаюсь, что, когда я властно протягивал руку к блокноту, в моих глазах горел необыкновенный свет.

— Давайте сюда блокнот.

— Да, Вустер, я очень хочу, чтобы вы прочитали. Тогда вы меня поймете. Он попал мне в руки случайно. Я подумал, что сэру Уоткину Бассету будет спокойнее, если я возьмусь приглядывать за коровой. В округе сейчас то и дело кого-нибудь грабят, — торопливо пояснил он, — а эти стеклянные двери так ненадежны. И поэтому я... ээ.. пошёл в гостиную, где размещается коллекция, и вынул сливочник из горки. Меня удивило, что внутри что-то перекатывается. Я открыл крышку и увидел этот блокнот Смотрите, — он ткнул своим похожим на банан пальцем, — вот что он пишет о том, как я ем спаржу.

Наверно, Родерик Спод решил, что мы с ним будем вместе читать, переворачивая страницы. Но я сунул блок нот в карман и увидел, как сильно он разочарован.

— Вы что же, Вустер, хотите забрать блокнот?

— Да.

— Но я собирался показать его сэру Уоткину. Там и о нем много.

— Спод, зачем же понапрасну огорчать сэра Уоткина?

— Может быть, вы и правы. Тогда я снова займусь дверью, буду ее высаживать?

— Ни в коем случае, — категорически запретил я. — Вы можете сделать только одно: испариться.

— Испариться?

— Да, испариться. Оставьте меня, Спод, я хочу побыть один.

Вот он скрылся за углом, и тогда я сам принялся колотить в дверь.

— Гасси!

Ни звука в ответ.

— Гасси, выходи!

— Не дождетесь, скорее сдохнете.

— Да выходи ты, балда, это я. Берти. 

Но и это на него не подействовало. Позднее он мне объяснил, что ему показалось, будто Спод искусно подделывается под мой голос. В конце концов я все-таки убедил Гасси, что это и в самом деле друг его детства, он, и никто другой, после чего услышал шум отодвигаемой мебели, дверь открылась, и он осторожно высунул голову, точно улитка, пожелавшая разведать обстановку после того, как кончилась гроза.

Не буду описывать в подробностях последовавшую бурную сцену. Вы, несомненно, не раз видели что-то подобное в кино, когда в последнюю минуту появляется десант американской морской пехоты и спасает осажденный гарнизон. Скажу только, что от радости он чуть ли не скакал вокруг меня, как собака. У него сложилось впечатление, что я одержал победу над Родериком Сподом в кулачном бою, и я решил не разубеждать его. Сунув ему в руку блокнот, я велел идти к Мадлен и показать ей, а сам вошел в свою комнату.

Дживс был там, занимался какими-то делами.

Я собирался, как только увижу его, выдать ему по первое число за нервотрепку, которую мне пришлось пережить по его милости, когда я беседовал с папашей Бассетом. Но сейчас я лишь рассиялся самой сердечной улыбкой, никаких злобных взглядов. Ведь в конце концов его план увенчался успехом, и вообще сейчас не время сводить счеты. Разве Веллингтон распекал своих солдат после Ватерлоо? Он хлопал их по плечу и ставил выпивку.

— А, Дживс, вы здесь.

— Да, сэр.

— Ну что ж, Дживс, можно начинать складывать вещи.

— Простите, сэр?

— Возвращаемся домой. Завтра и уедем.

— Значит, сэр, вы не предполагаете продлить ваш визит в «Тотли-Тауэрс»?

Я от души рассмеялся.

— Дживс, не задавайте глупых вопросов. Неужели человек по доброй воле захочет продлить свой визит в «Тотли-Тауэрс»? Меня здесь ничто больше не задерживает. Я свой долг выполнил. Завтра проснемся и сразу в путь. Так что начинайте укладываться, рванем как можно раньше, не будем терять ни минуты. Ведь это не займет много времени?

— Нет, сэр. У нас всего два чемодана.

Он извлек их из-под кровати и, открыв тот, что побольше, принялся укладывать в него пиджаки, брюки и прочее, а я, расположившись в кресле, начал вводить его в курс последних событий.

— Так вот, Дживс, ваш план сработал без сучка и задоринки.

— Чрезвычайно рад это слышать, сэр.

— Конечно, этот ужас будет долго преследовать меня по ночам в кошмарных снах. Умолчу о том, что это вы меня в него втравили, скажу лишь, что заговор удался. Благословение вылетело из дядюшки как пробка из шампанского, теперь ничто не помешает Стиффи и Пинкеру предстать перед алтарем.

— Чрезвычайно удачный поворот событий, сэр. Значит, реакция сэра Уоткина оказалась именно такой, как мы ожидали?

— О, Дживс, такого мы и не ожидали. Вам доводилось наблюдать, как могучая шхуна становится игрушкой разъяренной стихии?

— Нет, сэр. Я предпочитаю бывать на побережье в тихие дни.

— Именно такая злосчастная шхуна возникла в моем воображении, когда я сообщил, что желаю стать его племянником, женившись на Стиффи. Он был ну в точности гибнущий «Геспер». Помните? Он плыл по бурному морю, а капитан еще взял с собой юную дочь, чтобы одному не скучно было.

— Да, сэр. Ее глаза — цветущий лен, лицо — нежнейший рассвет, а грудь бела, как ландыша цвет.

— Совершенно верно. Так вот, я говорил, ветер перевернул шхуну, и во все щели хлынула вода. А когда появилась Стиффи и сказала, что это ошибка и что на самом деле жених Растяпа Пинкер, его радости не было границ. Он тут же дал согласие на их брак. Так спешил, что даже заикался. Но зачем я все это рассказываю вам, Дживс, только время трачу на пустяки. Сейчас вы услышите настоящую сенсацию. После таких событий правительства подают в отставку. Я раздобыл блокнот.

— Неужели, сэр?

— Да, это святая истина. Я увидел его в руках у Спода, отобрал, и в эту самую минуту Гасси показывает его мисс Бассет и смывает со своего имени грязь. Не удивлюсь, если они уже заключили друг друга в пылкие объятия.

— Это ли не цель желанная, сэр.

— В самую точку, Дживс.

— Стало быть, вам не о чем больше тревожиться, сэр.

— Абсолютно не о чем. Я чувствую несказанное облегчение. Будто у меня на шее висел жернов, и вот я его сбросил. Я готов петь, танцевать. Не сомневаюсь, что Мадлен будет довольно увидеть проклятущий блокнот — и все уладится.

— Думаю, так и случится, сэр.

— Ты должен знать, Берти, — произнес Гасси, который появился в этот миг в дверях, похожий на привидение, которое к тому же пропустили через пресс для отжимания белья, — случилось непоправимое. Свадьбе не бывать.

Я схватился за голову, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

— Не бывать?

— Не бывать.

— Твоей свадьбе?

— Моей.

— Не бывать твоей свадьбе?

— Именно так: не бывать.

— Ты в своем уме?

— В своем.

Не знаю, как поступила бы на моем месте Мона Лиза. Наверное, так же, как я.

— Дживс, — сказал я. — Бренди.

— Слушаю, сэр.

Дживс улетучился, дабы выполнить миссию по оказанию милосердия ближнему, а я перенес все свое внимание на Гасси, который метался по комнате как слепой, вот-вот начнет рвать на себе волосы.

— Это невыносимо! — простонал он. — Для меня жизнь без Мадлен — не жизнь!

Конечно, от подобных высказываний оторопь берет, однако о вкусах не спорят. Один на девушку молится, а другого от одного ее вида тошнит. Помню, даже моя тетка Агата вызвала когда-то у покойного Спенсера Грегсона роковую страсть.

Бродя по комнате, Гасси наткнулся на кровать и воззрился на лежащую на ней свитую в жгут простыню.

— Я думаю, — сказал он отрешенно, как бы обращаясь к самому себе, — я думаю, на ней можно повеситься.

Надо как можно скорее отвлечь его от этих мыслей. Я уже более или менее смирился, что мою спальню превратили во что-то вроде зала заседаний Лиги Наций, но позволить людям сводить в ней счеты с жизнью? Ни за что не допущу.

• Предыдущая
• 41/53
• Следующая