Фамильная честь Вустеров - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 45

• Предыдущая
• 45/53
• Следующая

— И он притаился поблизости, ждал меня.

— Напрашивается именно такое предположение, сэр.

Я с облегчением вздохнул, представляя себе расквашенную физиономию полицейского. Сложись все иначе, это была бы физиономия Бертрама Вустера.

— Нападение мистера Пинкера отвлекло внимание полицейского от преследуемого им субъекта и позволило тому скрыться.

— А что Пинкер?

— Узнав полицейского, он принес ему извинения, сэр. А потом ушел.

— Я его не виню. Даже остроумно, в каком-то смысле. Не знаю, Дживс, что обо всем этом думать. Эта смутная фигура... Я говорю о смутной фигуре А. Кто это мог быть? У Оутса есть какие-нибудь предположения на этот счет?

— Есть, и весьма определенные, сэр. Он убежден, что это были вы.

Что за чертовщина!

— Я?! Почему все, что творится в этом трижды окаянном доме, навешивают на меня?

— И он намеревается, как только ему удастся заручиться поддержкой сэра Уоткина, прийти сюда и обыскать вашу комнату.

— Так ведь он и без того хотел явиться — каску искать.

— Да, сэр.

Ну как тут не ухмыльнуться. Я от души забавлялся.

— Вот будет потеха, Дживс. Представляете, эти два ничтожества роются повсюду, шарят, вынюхивают, и нигде ничего, чувствуют себя последними дураками, а мы стоим себе и посмеиваемся.

— Да, мы неплохо развлечемся, сэр.

— А когда они закончат обыск и примутся смущенно бормотать извинения, заикаясь и спотыкаясь на каждом слове, я над ними покуражусь. Сложу на груди руки, выпрямлюсь во весь рост...

По коридору словно бы проскакала лошадь, в комнату ввалилась тетушка Далия.

— Берти, голубчик, спрячь поскорей где-нибудь, — просипела она, едва дыша.

И сунула мне в руки серебряную корову.

Описывая недавнюю сцену, в которой сэра Уоткина Бассета чуть не хватил кондрашка, когда он узнал, что я хочу стать членом его семьи, я сравнил, если вы помните, хриплое бульканье, которое вырывалось из его горла, с предсмертным кряканьем подстреленной утки. Сейчас я чувствовал себя родным братом этой самой утки, которого тоже настигла пуля. Я стоял как истукан и время от времени бессильно крякал; потом могучим усилием воли взял себя в руки и положил конец звукоподражанию. Посмотрел на Дживса. Дживс посмотрел на меня. Я ничего не сказал, говорили мои глаза, но его вышколенный ум безошибочно прочел мои мысли.

— Благодарю вас, Дживс.

Я взял налитую им рюмку и опрокинул в себя не меньше полуунции крепчайшего напитка. Одолев приступ дурноты, я перенес взгляд на свою престарелую родственницу, которая вольготно расположилась в кресле.

Всеми признано — и в клубе «Трутни», и за его стенами, — что в отношениях с противоположным полом Бертрам Вустер неизменно проявляет величайшую галантность, его без всяких оговорок можно назвать галантнейшим из рыцарей. Правда, в возрасте шести лет, когда кровь особенно горяча, я однажды шмякнул на голову своей гувернантке тарелку с овсяной кашей, но эта погрешность против этикета всего лишь исключение. С тех пор я никогда не поднимал руку на женщину, хотя мало кому из мужчин пришлось пережить столько неприятностей по вине прекрасного пола. Вы получите самое полное представление о том, какие чувства переполняли в эту минуту Бертрама Вустера, если он признается, что этот безупречный рыцарь готов был со всего размаху запустить в голову почтенной родственницы слона из папье-маше — единственный предмет на каминной полке, который остался цел в бурном водовороте жизни, кипевшей в усадьбе «Тотли-Тауэрс».

Пока в моей душе происходила мучительная борьба, тетя Далия щебетала как птичка. Отдышалась она давным-давно, пригладила перышки и зачирикала весело и беззаботно, а для меня это было просто нож в сердце.

— Отличная пробежка, — радовалась она, — в последний раз я так бегала во время соревнований между «Берксом» и «Баксом». От старта до финиша как по маслу. Прекрасный, здоровый английский спорт в его классическом виде. Но, знаешь, Берти, я была на волоске. Полицейский уже дышал мне в затылок. Если бы не отряд священников, который выскочил из засады и протянул руку помощи в нужную минуту, он бы меня поймал. Благослови Бог священнослужителей, только и могу сказать. Отличные ребята. Но что там делали полицейские, черт их побери? Никто мне никогда не говорил про полицейских в «Тотли-Тауэрс».

— Это был полицейский Оутс, бдительный страж мира и покоя в Тотли, — объяснил я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не завыть, как кладбищенское привидение, и не повиснуть на потолке. — Сэр Уоткин послал его в комнату охранять принадлежащие ему вещи. Он сидел в засаде. Ожидал гостя. Думал, что это буду я.

— Очень рада, что гостем оказался не ты. Бедняжка, тебе бы такого не выдержать. Ты бы растерялся, стал столбом — хватай тебя голыми руками. Признаюсь честно: когда этот полицейский неожиданно вошел из сада, я сама на миг окаменела. Но все хорошо, что хорошо кончается. Я мрачно покачал головой.

— Заблуждаетесь, моя легковерная дряхлая родственница. Это не конец, а начало. Папаша Бассет сейчас начнет настоящую охоту.

— Пусть начинает.

— А когда он с полицейским придут сюда и станут обыскивать комнату?

— Они не посмеют.

— Еще как посмеют. Во-первых, они считают, что здесь спрятана каска Оутса. Во-вторых, полицейский уверен, как передал мне Дживс, который слышал это из его собственных уст, когда останавливал кровь из разбитого носа, что он преследовал в темноте меня.

Тетушкина веселость улетучилась, как я и ожидал. До этого она просто сияла. Теперь перестала сиять. Я внимательно глядел на нее и наблюдал, как малодушничает наша мысль и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика.

— Хм! Неприятное положение.

— Неприятное — не то слово.

— Если они найдут здесь серебряную корову, это будет трудно объяснить.

Она поднялась и, поглощенная своими мыслями, разбила слона.

— Нельзя терять голову, это главное, — сказала она. — Мы должны задать себе вопрос: «Как бы поступил Наполеон?» Он всегда находил выход из тупика. Вот у кого была голова на плечах. Мы должны придумать что-то очень хитрое, ловко извернуться и совершенно сбить с толку этих прохвостов. Итак, я жду предложений.

— Я предлагаю вам немедленно выкатиться отсюда вместе с этой мерзкой коровой.

— И столкнуться на лестнице со сворой ищеек. Благодарю покорно. Что скажете вы, Дживс?

— Пока ничего, мадам.

— А вы не можете узнать позорную тайну сэра Уоткина, как узнали секрет Спода?

— Нет, мадам.

— Конечно, я требую слишком многого. В таком случае корову надо где-то спрятать. Но где? Извечная проблема, вот почему убийцам приходится так трудно — куда девать труп? Трюк из «Похищенного письма», может быть, стоит повторить?

— Миссис Траверс говорит об известном рассказе Эдгара Аллана По, — объяснил мне Дживс, видя, что я не врубился. — Там идет речь о краже важного документа и похитивший его персонаж одурачил полицию, положив документ у всех на виду вместе с другими письмами, считая, что никому не придет в голову искать там, где вещи и положено находиться. Миссис Траверс, без сомнения, хочет предложить, чтобы мы поставили сливочник на каминную полку.

Я засмеялся, собрав остаток сил.

— Да вы посмотрите на каминную полку! Над ней как будто смерч пронесся. Если туда что-нибудь водрузить, все взгляды сразу же обратятся на этот предмет.

— Да, верно, — вынуждена была признать тетя Далия.

— Дживс, суньте эту мерзость в чемодан.

— Не годится. Они обязательно будут искать в чемодане.

— Хотя бы на время, — сказал я. — Мне тошно на нее смотреть. Пожалуйста, Дживс.

— Слушаю, сэр.

Наступило молчание. И только тетя Далия заикнулась, что надо забаррикадировать дверь и приготовиться к осаде, как в коридоре послышались шаги: кто-то приближался.

— Вот и они, — сказал я.

— Кажется, они спешат, — заметила тетя Далия.

• Предыдущая
• 45/53
• Следующая