Фамильная честь Вустеров - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 50

• Предыдущая
• 50/53
• Следующая

— Я с удовольствием подтверждаю вашу гипотезу, миссис Траверс, что кто-то здесь лжет. Но вы заявили, что лжет мой дворецкий, и тут я вынужден не согласиться с вами. Мистер Вустер чрезвычайно умен... на редкость изобретателен...

— Благодарю вас.

— ...но, боюсь, я не могу разделить вашу уверенность, что он вне подозрений. Напротив, буду с сами откровенен: именно его я и подозреваю.

Пенсне посмотрело на меня холодно и с угрозой. В жизни не встречал человека, чье выражение нравилось бы мне так мало.

— Вы, вероятно, помните, мистер Вустер, что в ходе нашей беседы в библиотеке я поставил вас в известность, с какой серьезностью подхожу к совершенному преступлению. Я также довел до вашего сведения, что считаю неприемлемым ваше предположение, будто на злоумышленника довольно наложить штраф в размере пяти фунтов, каковым отделались вы, когда предстали передо мной на Бошер-стрит по обвинению в аналогичном проступке. Я сообщил вам, что, когда хулиган, нанесший столь тяжкое оскорбление действием полицейскому Оутсу, будет арестован, его ожидает заключение в тюрьму. И я не вижу оснований пересматривать свое решение.

Заявление вызвало смешанную реакцию у прессы. Юстас Оутс, несомненно, его поддержал. Он на миг оторвал взгляд от каски и в знак одобрения улыбнулся; если бы не въевшаяся в плоть и кровь привычка к дисциплине, он бы наверняка крикнул: «Правильно! Правильно!» Мы же с тетей Далией, напротив, не одобрили выступавшего.

— Полно, сэр Уоткин, перестаньте, ну что вы, в самом деле, — кинулась увещевать его тетя Далия, всегда грудью встающая на защиту интересов клана. — Вы не можете так поступить.

— Могу, мадам, и непременно поступлю. — Он протянул руку в сторону Юстаса Оутса:

— Полицейский!

Он не добавил: «Арестуйте этого человека» или «Выполняйте ваш долг!», но бравый служака и без того понял. Он истово заковылял ко мне. Я не удивился бы, положи он мне руку на плечо или достань наручники и защелкни на моих запястьях, однако ничего подобного не произошло. Он просто встал рядом со мной, будто мы собирались исполнить танцевальный дуэт, и остался стоять, раздуваясь от важности.

Тетя Далия продолжала улещивать и урезонивать папашу Бассета:

— На что это похоже? Вы приглашаете человека к себе в гости и, едва он переступает порог вашего дома, препровождаете его в кутузку. Если таково глостерширское гостеприимство, тогда помоги Бог Глостерширу.

— Мистер Вустер явился не по моему приглашению, его пригласила моя дочь.

— Не вижу разницы. С вас это не снимает ответственности. Он ваш гость. Он ел ваш хлеб и соль. И уж раз речь зашла о соли, позвольте сказать вам, что суп сегодня вечером был пересолен.

— Вы так считаете? — спросил я. — На мой вкус, в самый раз.

— Нет. Пересолен.

— Приношу извинения за промах моей поварихи, — включился в обсуждение папаша Бассет. — Возможно, скоро у меня будет другой повар. А пока вернемся к предмету, который мы обсуждали. Мистер Вустер арестован, и завтра я предприму необходимые шаги, чтобы...

— А что с ним будет сейчас?

— У нас в деревне есть небольшой, но отлично оборудованный полицейский участок, им ведает полицейский Оутс. Без сомнения, Оутс сможет устроить там мистера Вустера.

— Неужели вы собираетесь волочь беднягу в полицейский участок среди ночи? Пусть он хоть выспится в приличной постели.

— Ну что ж, не вижу препятствий. Зачем проявлять ненужную жестокость. Мистер Вустер, вы можете остаться в этой комнате до завтра.

— Благодарю вас.

— Я запру дверь...

— Пожалуйста.

— И возьму с собой ключ.

— Сделайте одолжение.

— А полицейский Оутс остаток ночи будет стоять под окном на посту.

— Как вы сказали, сэр?

— Мистер Вустер славится своим пристрастием кидать из окна все, что попадется под руку, — так я принял меры предосторожности. Оутс, советую вам занять ваш пост немедля.

— Слушаю, сэр.

В голосе служаки я уловил покорную тоску, было ясно, что от самодовольного злорадства, с которым он наблюдал только что разыгравшуюся сцену, не осталось и следа. Видно, он разделял мнение тети Далии касательно восьми часов сна. Уныло отдал честь и с угнетенным видом поплелся выполнять приказание. Ему вернули каску, но, судя по его виду, он задавал себе вопрос, каской ли единой жив человек.

— А теперь, миссис Траверс, мне бы хотелось побеседовать с вами наедине, если вы не против.

Они отчалили, и я остался один.

Не стыжусь признаться, что, когда ключ повернулся в замке, меня будто ножом полоснули. С одной стороны, было приятно сознавать, что хоть несколько минут ко мне в спальню никто не ворвется, с другой — никуда не денешься от мысли, что я в заточении и что в оном мне пребывать долго.

Конечно, Бертраму Вустеру все это было не внове, ведь я слышал, с каким лязгом захлопнулась за мною дверь камеры на Бошер-стрит. Но тогда меня поддерживала уверенность, что в крайнем случае меня ожидает выговор, ну на худой конец — позднее это подтвердилось — урон моему бумажнику. Тогда мне не грозило, проснувшись завтра, отправиться на тридцать дней за решетку, где мне вряд ли будут подавать по утрам любимую чашку чаю.

Не помогало и сознание того. что я невиновен. Стиффи Бинг сравнила меня с Сидни Картоном, но это слабо утешало. Я с этим субъектом не знаком, слышал только, что он вроде бы подставил себя ради девушки, и потому в моих глазах он побил все рекорды по дурости. Сидни Картон и Бертрам Вустер, вы друг друга стоите, вам обоим принадлежит пальма первенства.

Я подошел к окну, выглянул. Вспомнив, какое отвращение выразилось на физиономии стража закона, когда ему приказали стоять на посту всю ночь, я подумал со слабой надеждой: может быть, он плюнет на свои обязанности, едва начальство уберется, и — домой, дрыхнуть. Но Оутс был на месте, вышагивал взад-вперед по газону, воплощенная бдительность. И только я подошел к умывальнику, взял кусок мыла, чтобы запустить в него — надо же хоть как-то облегчить истерзанную душу, — как вдруг услышал, что кто-то поворачивает дверную ручку.

Я подкрался к двери и прижал губы к замочной скважине:

— Кто там?

— Это я, сэр. Дживс.

— А, Дживс, привет.

— Кажется, дверь заперта, сэр.

— Вам правильно кажется, Дживс, так оно и есть. Меня запер папаша Бассет и ключ унес с собой.

— Что это значит, сэр?

— Я арестован.

— Не может быть, сэр.

— Что вы сказали?

— Я сказал: «Не может быть, сэр».

— Вы так считаете? Еще как может. Увы. Сейчас все расскажу.

Я сделал precis[23] того, что здесь произошло. Слышно было плохо, мы говорили через дверь, но, мне кажется, рассказ вызвал множество сочувственных комментариев.

— Ужасная незадача, сэр.

— Хуже не придумаешь. А какие новости у вас, Дживс?

— Я пытался разыскать мистера Спода, сэр, но он пошел погулять по окрестностям. Без сомнения, скоро вернется.

— Бог с ним, он нам больше не нужен. События развивались с такой скоростью, что Спод ничего уже не мог бы сделать. Что-нибудь еще разузнали?

— Перебросился словечком с мисс Бинг, сэр.

— Я бы сам не прочь переброситься с ней словечком. Что эта особа сказала вам?

— Мисс Бинг, сэр, находилась в чрезвычайном расстройстве, сэр Уоткин Бассет запретил ей думать о браке с преподобным мистером Пинкером.

— Боже милосердный! Но почему, Дживс?

— У сэра Уоткина Бассета возникли подозрения относительно той роли, которую сыграл мистер Пинкер в инциденте с коровой, позволив ее похитителю скрыться.

— Почему вы говорите «похитителю»?

— Из осторожности, сэр. И у стен есть уши.

— Ага, понимаю. Очень мудро с вашей стороны, Дживс.

— Благодарю вас, сэр.

Я принялся размышлять о том, что узнал от Дживса. Да, этой ночью в Глостершире не одно сердце истекает кровью. Меня кольнула жалость. Хоть я и вляпался в эту абракадабру по вине Стиффи, я не желал вздорной девице зла и сочувствовал ей в этот горестный час.

• Предыдущая
• 50/53
• Следующая