Не позвать ли нам Дживса? - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 31

• Предыдущая
• 31/43
• Следующая

Отрицательное мнение о чарльстоне в исполнении хозяина дома и любимой женщины капитана Биггара разделяла и Джил. Наблюдая с порога за танцующими, она чувствовала, как у нее в душе поднимается та же дурнота, что испытал и Белый Охотник, выслушивавший обмен любезностями на садовой скамейке. Возможно, в том, как вел себя Билл, и не было настоящего состава преступления, но какие-то полицейские меры, она считала, необходимо было принять немедленно. Против таких вещей должен быть закон.

Невозможно описать словами танец чарльстон, как его исполняли, с одной стороны, женщина, обожающая танцевать чарльстон и разошедшаяся вовсю, а с другой — молодой человек, вознамерившийся во что бы то ни стало так растрясти свою даму, чтобы из глубин ее существа выкатилась бриллиантовая подвеска, где-то там застрявшая. Достаточно, наверно, будет сказать, что если бы в это время в комнату случайно зашел майор Фробишер, ему бы сразу вспомнились добрые старые времена в Смирне, или в Яффе, или в Стамбуле, а может, в Багдаде. Миссис Спотсворт он бы, к ее выгоде, сравнил с супругой греческого консула, а Билла одобрительно похлопал бы по спине и признал бы, что тот выкаблучивается не хуже, а может, и лучше его самого.

Из библиотеки пришли Рори и Моника и не скрыли своего изумления.

— Боже милосердный! — проговорила Моника.

— Старина Билл лихо кромсает ковер каблуками, а? — заметил Рори. -Пошли, моя красавица, вольемся в толпу ликующих.

Он обхватил жену за талию, и сцена стала массовой.

Джил, не в силах более выносить это возмутительное зрелище, повернулась и вышла. По пути к себе в комнату она довольно плохо думала о своем женихе. Девушке с идеалами всегда неприятно убедиться в том, что она связала свою судьбу с повесой, но теперь она убедилась, что Вильям, граф Рочестер, -просто-напросто развратник, у которого могли бы еще пройти курс заочного обучения Казанова, и Дон Жуан, и самые грубые древнеримские императоры.

— Я когда танцую, — произнесла миссис Спотсворт, которая тоже лихо кромсала ковер, — то ног под собой вообще не чувствую.

Моника поморщилась:

— Если бы вы танцевали с Рори, вы бы свои ноги очень даже чувствовали. Он то вспрыгнет тебе на ногу, то соскочит, хоть бы уж что-нибудь одно.

— Ох! — вдруг вскрикнула миссис Спотсворт: Билл только что приподнял ее и с размаху поставил обратно на пол с такой силой, что майор Фробишер наверняка пришел бы в восторг. Теперь она стояла и терла бок. — Я, кажется, что-то растянула, — сказала она и проковыляла к креслу.

— Не удивительно, — отозвалась Моника, — когда Билл так разошелся.

— Ой, надеюсь, это просто растяжение, а не мой старый радикулит. Он меня ужасно мучает, особенно если я оказываюсь в сыром помещении.

Трудно поверить, но Рори не сказал ей на это: «Как в Рочестер-Эбби, а?» — и не произнес вслед за этим свою любимую остроту насчет протекающей зимой крыши. Он наклонился и рассматривал какой-то предмет на полу.

— Эге, — проговорил Рори. — Это что такое? Это ведь ваша подвеска, миссис Спотсворт?

— О, спасибо, — сказала миссис Спотсворт. — Да, это моя. Наверно, закатилась за… Оххх! — Она не договорила и снова скрючилась от боли.

— Вам надо немедленно лечь в постель, Розалинда, — захлопотала над ней Моника.

— Да, наверно.

— С хорошей горячей грелкой.

— Да.

— Рори поможет вам подняться по лестнице.

— С удовольствием, — сказал Рори. — Интересно, почему это всегда говорят: «Хорошая горячая грелка»? Мы в «Харридже» говорим наоборот: «Отвратительная горячая грелка». Современные электрические одеяла, которые имеются у нас в продаже, делают водяную грелку анахронизмом. С тремя переключениями: «Осенняя бодрость», «Весеннее солнышко» и «Мэй Вест».

Они медленно двинулись к двери. Миссис Спотсворт тяжело опиралась на его руку. Как только они скрылись за дверью, Билл, провожавший их безумным взглядом, вскинул руки в жесте полного отчаяния:

— Дживс!

— Да, милорд?

— Это конец.

— Да, милорд.

— Она улизнула в нору.

— Да, милорд.

— Вместе со своей подвеской.

— Да, милорд.

— Так что если вы не сможете ничего предложить, чтобы выманить ее из комнаты, — мы погибли. Можете вы что-нибудь предложить?

— В данную минуту нет, милорд.

— Я так и думал. Вы же всего лишь смертный человек, а тут задача вне… этого самого… как это говорится, Дживс?

— Вне пределов человеческих возможностей, милорд.

— Вот именно. Знаете, что я собираюсь сейчас сделать?

— Нет, милорд.

— Лечь спать, вот что. Лягу спать и постараюсь заснуть и забыть. Правда, заснуть мне, конечно, не удастся, где там, у меня каждый нерв торчит наружу и кончики завиваются.

— Возможно, если ваше сиятельство попробуете считать овец…

— Думаете, подействует?

— Это широко признанное средство, милорд.

— Гм… — Билл задумался. — Ну что ж, можно попытаться. Покойной ночи, Дживс.

— Покойной ночи, милорд.

Не считая мышиного писка за дубовыми панелями и периодических шорохов в печных трубах, где ворочались во сне летучие мыши, в остальном Рочестер-Эбби стоял погруженный в сонное безмолвие. Настал общеизвестный колдовской час ночи. В Голубой комнате, приятно уставшие за день, мирно спали Моника и Рори. Миссис Спотсворт отрубилась и посапывала в комнате королевы Елизаветы, а заодно и Помона в корзинке у нее под боком. В комнате Анны Болейн честный капитан Биггар, добрая душа, видел во сне добрые старые времена на реке Ме-Вонг, которая является — о чем и без нас хорошо известно читающей публике — притоком еще более многоводной и закрокодиленной реки Вонг-Ме.

В комнате-с-часами бодрствовала Джил, бессонными глазами глядя в потолок, и Билл в комнате Генриха Восьмого тоже напрасно старался забыться дремотой. Средство, предложенное Дживсом, хоть и пользовалось широким признанием, однако все еще оставалось бессильным расплести сеть его забот.

— Восемьсот двадцать две, — бормотал он. — Восемьсот двадцать три… Восемьсот двадцать…

Тут он замолчал, и восемьсот двадцать четвертая овца, выделявшаяся изо всех особенно глупым видом, так и повисла в воздухе. Дело в том, что раздался стук в дверь, такой тихий и почтительный, какой могла произвести рука только одного человека. Поэтому, когда минуту спустя дверь приотворилась и вошел Дживс, Билл нисколько не удивился.

— Прошу извинения у вашего сиятельства, — изысканным тоном произнес Дживс. — Я бы не потревожил вас, если бы не услышал из-за двери ваши слова, свидетельствовавшие о том, что моя рекомендация оказалась бесполезной.

— Да, покамест она еще не сработала, — сказал Билл. — Но входите, пожалуйста. Прошу. — Он был бы сейчас рад кому угодно, лишь бы это была не овца. — Не говорите мне, — вдруг приподнялся он на подушках, заметив блеск торжества в глазах гостя, — что вы что-то придумали.

— Да, милорд, я счастлив сообщить, что, по-моему, я нашел выход из создавшегося положения.

— Дживс, вы — чудо!

— Благодарю вас, милорд.

— Помню, Берти Вустер мне говорил, что нет такого затруднения, которого вы не сумели бы разрешить.

— Мистер Вустер всегда перехваливал меня, милорд.

— Какое там! Недохваливал! Если вы действительно нащупали способ преодолеть нечеловеческие трудности, возникшие на нашем пути…

— Насколько я понимаю — да.

Сердце Билла заколотилось о лиловую пижамную куртку.

— Подумайте хорошенько, Дживс, — умоляющим голосом произнес он. -Каким-то образом нам надо выманить миссис Спотсворт из комнаты и продержать ее снаружи на протяжении времени, достаточном для того, чтобы я ворвался туда, отыскал подвеску, схватил и выскочил обратно, и чтобы ни одна живая душа меня за этим делом не увидела. Если только я ничего не перепутал по причине нервного расстройства, вызванного пересчитыванием овец, вы утверждаете, что можете все это устроить. Но как? Вот вопрос, который напрашивается. Как можно это сделать?

• Предыдущая
• 31/43
• Следующая