Сэм стремительный - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 15
- Предыдущая
- 15/57
- Следующая
— Пожалуй, если хотите. Но, думаю, дом вряд ли в том состоянии, чтобы… Вам понадобится постельное и столовое белье.
— Ерунда. Поход по магазинам, и вопрос решен. Мистер Корнелиус добродушно улыбнулся. Сэм успел завоевать его полное расположение.
— Истинно американская стремительность, — заметил он, тряся седой бородой. — Ну, если вы настаиваете, не вижу возражений. Сейчас отыщу для вас ключ. Скажите, мистер Шоттер, — спросил он, роясь в ящиках, — что вызвало у вас такое горячее желание поселиться в Вэлли-Филдз? Конечно, как патриотичному здешнему старожилу, мне не следовало бы удивляться. Я прожил в Вэлли-Филдз всю свою жизнь и не стал бы жить ни в каком другом месте, предложи вы мне хоть миллион фунтов.
— Не предложу.
— Я родился в Вэлли-Филдз, мистер Шоттер, и люблю этот пригород, в чем не стыжусь признаться. «В ком столь душа его мертва, — вопросил мистер Корнелиус, — что не сорвутся с уст слова: „Вот мой любимый край родной!“ Чьи мысли счастьем не полны, когда из дальней стороны стопы направит он домой?» [7]
— А! — сказал Сэм. — Именно это мы все хотели бы узнать, верно?
— «Коль между нас такой живет, — продолжал мистер Корнелиус, — певец его не воспоет. Пусть будет знатен он стократ, и пусть несметно он богат, но себялюбца не спасет ни злато, ни высокий род…»
— Я приглашен на завтра в час тридцать, — сказал Сэм.
— «Пройдет в бесславье жизни срок, и смерть вдвойне ему урок. Забытым в прах вернется он, ничьей слезою не почтен». Эти слова, мистер Шоттер…
— Ваш собственный стишок?
— Эти слова, мистер Шоттер, появятся на титульной странице истории Вэлли-Филдз, которую я пишу, — истории, рассматривающей не только многочисленные исторические ассоциации, но и те аспекты, которые мои занятия, как агента, имеющего дело с недвижимостью, сделали доступными для меня. У меня бывали весьма странные клиенты, мистер Шоттер.
Сэм чуть было не сказал, что у этих клиентов был весьма странный агент, чем придал бы этому высказыванию приятную симметрию, но воздержался.
— Возможно, вам будет интересно узнать, что известнейший преступник, которого можно уподобить второму Чарлзу Пису, одно время проживал в том самом доме, который вы сняли.
— Я сотру с него это пятно.
— Как Чарлз Пис, он казался безупречно респектабельным человеком. Фамилия его была Фингласс. И никто не подозревал о его истинной натуре, пока полиция, действуя на основании полученной информации, не попыталась арестовать его за дерзкое ограбление банка.
— Ну, и сцапали? — осведомился Сэм без особого интереса.
— Нет. Он скрылся и бежал из страны. Но я спрашивал вас, почему вы выбрали Вэлли-Филдз, чтобы поселиться здесь? Видимо, вы приняли это решение очень быстро.
— Ну, дело в том, что я случайно увидел моих соседей, и мне пришло в голову, что жить рядом с такими людьми будет очень приятно.
Мистер Корнелиус кивнул:
— Мистер Ренн пользуется всеобщим уважением.
— Мне понравилась его бритва, — сообщил Сэм.
— Если вы отправляетесь в Тилбери-Хаус, вполне возможно, что вы там с ним встретитесь. Он редактирует «Домашний спутник» Пайка.
— Неужели? — сказал Сэм. — «Домашний спутник» Пайка, э?
— Я регулярно его выписываю.
— И племянница мистера Ренна. Она мне показалась очаровательной девушкой.
— Я мало ее знаю, — равнодушно ответил мистер Корнелиус. — Молодые женщины меня не интересуют.
Сэму вспомнился евангельский завет о жемчуге, который не надо бросать перед свиньями.
— Мне пора, — сказал он холодно. — Поспешите с контрактом, будьте так добры. А если какие-нибудь там заглянут к вам и захотят снять этот дом, бейте их по голове конторской линейкой.
— Мы с мистером Ренном частенько играем в шахматы, — сообщил мистер Корнелиус.
Сэма не интересовали его маразматические отступления от темы.
— Всего хорошего, — произнес он сухо и вышел на Огильви-стрит.
12. Сэм оказывается слишком уж стремительным
1
Лондонские куранты отбивали двенадцать, когда Сэм, выйдя на Стрэнд, повернул налево в сторону Флит-стрит, чтобы свидеться с лордом Тилбери в издательстве «Мамонт».
В промежутке между его беседой с мистером Корнелиусом и этим моментом его наружность претерпела разительное изменение, ибо он нанес визит в этот интереснейший магазин вблизи Ковент-Гардена, вывеска которого гласит: «Бр. Коэн. Готовая одежда» — и подразумевает истинную Мекку для всех тех, кто предпочитает срывать свои костюмы спелыми с ветвей, а не ждать, пока они созревают до готовности. Добрые братья снабдили его твидовым костюмом бодрой расцветки, качественной рубашкой, бельем, носками, воротничком, резинками для носков, носовым платком, галстучной булавкой и шляпой, причем с той же компетентной быстротой, с какой, пожелай он того, они полностью экипировали бы его как полярного исследователя, герцога, отправляющегося в Букингемский дворец, или охотника на львов, отбывающего в Восточную Африку. Не подвели они его и в вопросе новых ботинок, а также бамбуковой тросточки. Короче говоря, глазам публики теперь предстало роскошное издание С. Пинсента Шоттера в тисненом переплете и богато иллюстрированное.
Все исследователи человеческой натуры признают тонизирующее свойство новой одежды. Сэм шагал с пружинистой щеголеватостью, излучая веселость, которая вкупе с нарядностью его экстерьера привлекала к нему глаза многих и многих.
Пара среди этих глаз принадлежала тощему долговязому субъекту со скорбным лицом, который двигался в противоположном направлении, удаляясь от лондонского газетного царства. На мгновение они устремили на Сэма взгляд, исполненный неприязни, словно их собственника больно задело вторжение подобной оптимистичности в поле его зрения. Затем они внезапно выпучились от ужаса, и долговязый остановился как зачарованный. Торопящийся пешеход налетел на него и толкнул вперед, а Сэм, двигавшийся со скоростью четырех миль в час, налетел на него и толкнул назад. Результатом явились сложные объятия, из которых Сэм высвободился с извинениями и только тут обнаружил, что обнимался не с незнакомцем, а со старым другом.
— Фарш! — вскричал он.
Лицо мистера Тодхантера не отразило ни малейшей радости от этой встречи. Он тяжело задышал и не вымолвил ни слова.
— Фарш, старый черт! — с восторгом сказал Сэм.
Мистер Тодхантер облизнул губы с некоторой тревогой. Он быстро поглядел через плечо, словно взвешивая, насколько было бы практично ринуться через улицу, и безуспешно попытался высвободить рукав из цепкой хватки Сэма.
— Чего ты дергаешься? — спросил Сэм, заметив его маневр.
— Я не дергаюсь, — возразил Фарш хриплым голосом с какой-то робкой вкрадчивостью. Если голос мистера Корнелиуса был голосом жреца-друида, то голос Кларенса Тодхантера мог бы принадлежать жертве на алтаре. — Я не дергаюсь, Сэм. Зачем бы я стал дергаться?
— Откуда ты взялся, Фарш? Мистер Тодхантер кашлянул.
— Я только что оставил тебе записочку, Сэм, ну, в этом, Гилбери-Хаусе, ты ведь сказал мне, что будешь там.
— Любишь ты писать письма, верно?
Мистер Тодхантер понял намек. Он сглотнул, и его дыхание почти уподобилось предсмертному хрипу.
— Я бы хотел объясниться насчет этого, Сэм, — сказал он. — Объясниться, если мне будет дозволено употребить такой термин, начистоту, Сэм, — сипло произнес мистер Тодхантер. — Я говорю и всегда говорил, когда получилось маленькое недоразумение между друзьями — друзьями, если мне дозволено употребить такое выражение, которые стояли друг за друга и в бедах и в ненастьях, друзьями, которые всем делились и делили пополам… — Он умолк. Чуткость не была его сильной стороной, но и он заметил, что при данных обстоятельствах фразу он выбрал не из удачных. — Я вот что говорю, Сэм, когда дело такое, так прошлого лучше не поминать и, так сказать, похоронить это самое прошлое. Как человек бывалый, ты такой, и я такой…
[7]
Отрывок из поэмы В. Скотта (1771 — 1832) «Песнь последнего менестреля».
- Предыдущая
- 15/57
- Следующая