Волшебный поцелуй - Вудивисс Кэтлин - Страница 1

• 1/81
• Следующая

Еще не стряхнув с себя сладкие грезы сна, Рейлин Бирмингем разомкнула отяжелевшие веки и недовольно взглянула на застекленную дверь, ведущую из спальни на веранду. Снаружи доносился негромкий назойливый стук. Рейлин обреченно вздохнула. Солнце, едва оторвавшись от Земли, на груди которой сладко спало всю ночь, напитавшись за ночь ее соками и набравшись сил, теперь палило вовсю, отдавая дань той, что приютила его на ночь. Дневное светило уже успело прогреть почву, обильно смоченную прошедшим ночью ливнем, — влажные испарения поднимались вверх, и в спальнях на втором этаже дома даже в этот ранний утренний час становилось душно. Уговорив себя не думать о дневной невыносимой жаре в сочетании с неимоверной влажностью, Рейлин закрыла глаза, надеясь еще немного продлить удовольствие, насладиться относительной прохладой комнаты. Она могла бы урвать у сна еще несколько драгоценных минут, если бы раньше заставила себя встать со своей роскошной кровати и плотно прикрыть дверь на веранду, но большую часть ночи Рейлин провела без сна, ворочаясь в своей просторной и удобной, по одинокой постели, страдая от чувственных желаний, разбуженных в ней ее красавцем мужем, желаний, которые за те две недели, что они состояли в браке, так и не были удовлетворены. Все могло бы сложиться иначе, если бы не некоторые досадные обстоятельства. В первую же ночь после венчания сюда, в этот большой плантаторский дом, проник некий тип с весьма отталкивающей внешностью и повадками хищного зверя. Ему и нанятым им мерзавцам не удалось осуществить все задуманное, но вторжение помешало супругу исполнить свой долг, к немалой досаде молодой жены.

С той ночи прошло две недели, а юная жена так и оставалась девственницей. Инициатива сохранения такого положения принадлежала исключительно Рейлин, хотя и тут не обошлось без постороннего влияния, не столь грубого и насильственного, как в ночь после венчания, но не менее болезненного. В один прекрасный вечер, когда, казалось бы, ничто не мешало молодоженам приступить к более тесному знакомству, Рейлин случилось услышать разговор мужа с некой юной особой, утверждавшей, что он является отцом ее еще не родившегося ребенка; в результате Рейлин так и не смогла подавить обиду и допустить к себе мужа. Не будь того недоброй памяти нападения и днем позже того злополучного разговора, Рейлин уже давно бы разделила с мужем постель и все те радости, что дарит обоим брачное ложе.

Перспектива понежиться в постели еще немного перестала казаться ей такой уж притягательной, после того как Рейлин вся покрылась испариной, а батистовая рубашка прилипла к телу. Ощущение не из приятных. Рейлин оттянула влажную ткань, не желавшую отрываться от потного тела, и помахала рукой, как веером, перед грудью. От этого ей стало чуть полегче, и она, сладко зевнув, со вздохом, который никак не назовешь смиренным, встала с кровати и несколько неуверенной походкой направилась к умывальнику. Налив из кувшина немного воды в фарфоровый таз, она ополоснула лицо в надежде хоть таким образом разогнать хандру. Увы, то ли вода оказалась недостаточно холодной, то ли хандра слишком цепкой. По-прежнему ощущая себя слегка не в своей тарелке, Рейлин принялась чистить зубы. Зная по опыту, что помочь ей может только полноценный сон, которого она была лишена ночью, Рейлин присела на край кровати, взвешивая свои шансы на получение искомого. Если бы не этот шум… Девушка побрела к стеклянной двери, ведущей на веранду. Она уже взялась за створки, чтобы прикрыть их поплотнее, когда поняла, что в закрытой комнате совсем нечем будет дышать. Только комната в другом конце веранды и смежная с ее комнатой более просторная спальня Джеффри имели выход на веранду да еще окна в торце, которые утром спокойно можно было открывать, не боясь, что спальня превратится в тропики. Ей же приходилось довольствоваться только балконной дверью.

Будучи перед выбором: страдать от удушья в жаркой спальне или от монотонного стука молотка, Рейлин решила, что шум все же предпочтительнее: к нему можно привыкнуть, а вот к жаре — едва ли. Заброшенная судьбой с благословенных Британских островов с их умеренным климатом в жаркую Каролину, Рейлин очень быстро убедилась в том, что те, кто предупреждал ее о жутких скачках температуры, характерных для этих мест особенно в последний месяц лета, не кривили душой. Как ни славно устроилась она в большом и красивом усадебном доме, тропики напоминали о себе не только буйной растительностью, но и жарой вкупе с сыростью.

Удрученно вздохнув, Рейлин прислонилась плечом к дверному косяку и окинула взглядом пространство за пределами нарядной балюстрады, украшавшей террасу. Густой влажный туман стелился по земле. Белый особняк казался островом посреди молочного океана. Из белесой дымки поднимались стволы могучих раскидистых дубов. Мощные кроны деревьев отбрасывали густую тень, создавая относительную прохладу на заднем дворе. Дубы делили двор надвое, отгораживая ту часть, где располагались хозяйственные постройки и хижины, в которых жили слуги. Домишки уютно гнездились в тени деревьев с мощной, дающей надежную тень кроной. Рейлин не пришлось долго вглядываться в туман, чтобы отыскать источник шума. Она знала не хуже всех прочих, живущих на плантации, что под третьим деревом в ряду возводится постройка — жилье для чернокожей экономки Коры и ее пока небольшой семьи. Меньше двух недель назад после пожара от дома и пожитков Коры остались лишь горка пепла да обгоревшие балки, вот почему вчера после полудня здесь начали вбивать сваи — ставить каркас для нового дома.

Даже не пытаясь сдержать зевок, Рейлин потянулась и, запрокинув голову, отбросила назад длинные золотисто-каштановые пряди. Здесь, в этом жарком и влажном климате, волосы ее, падая на плечи, казались неимоверно тяжелыми и грели, словно шерстяное покрывало. Уже сейчас она готова была избавиться от них, а ведь самое жаркое время еще ждало впереди: август только начинался. Как видно, придется и ей привыкать заплетать волосы на ночь.

Раньше, когда отец Рейлин еще считался уважаемым человеком и верным слугой английского короля Георга Третьего, в их лондонском доме не переводились гости. Каждый считал за честь быть принятым Джеймсом Барретом, достопочтенным графом Бэлфором. В дни приемов личная горничная Рейлин, большая искусница по части причесок, укладывала волосы своей госпожи так, что каждый гость вольно или невольно отдавал должное красоте роскошной шевелюры дочери хозяев. Причудливая укладка только подчеркивала богатство цвета, шелковистость и пышность ее волос. Рейлин принимала комплименты со сдержанным достоинством, при этом почти не задумываясь о том, насколько мастерство горничной дополняло природную красоту, — она привыкла воспринимать как должное умение девушки за каких-нибудь полчаса создавать шедевры парикмахерского искусства. Даже по будням головка Рейлин выглядела в меру кокетливо и при этом весьма опрятно; но все это осталось в прошлом, теперь Рейлин приходилось заботиться о собственной прическе самостоятельно. Только сейчас она в полной мере поняла, как непросто содержать такую гриву в чистоте и относительном порядке: на изыски не хватало ни сил, ни умения; узел на затылке — вот все, на что Рейлин оказалась способна. Всякий раз после мытья приходилось расчесывать волосы часами — занятие довольно болезненное и весьма утомительное. Не раз Рейлин подумывала о том, чтобы отрезать их хотя бы на половину длины, но не решалась из опасения, что мужу может не понравиться изменение в ее внешности: она и так достаточно долго испытывала его терпение, упорно отказываясь от вступления с ним в интимные отношения, так что ей вряд ли стоило подливать масла в огонь. Рейлин слишком плохо знала мужа, чтобы браться предсказывать его поведение, но за те две неполные недели, что они провели под одной крышей, она всего лишь раз была свидетельницей проявления упорства с его стороны.

• 1/81
• Следующая