Полицейская сага - Вудс Стюарт - Страница 35

• Предыдущая
• 35/106
• Следующая

Шли двадцатые, и Франклин Рузвельт становился все более частым гостем в графстве Меривезер и, особенно, в Делано. Хью Холмс продолжал серию частных встреч и бесед с ним, во время которых, по большей части, Рузвельт задавал вопросы, а Холмс на них отвечал. Уорм-Спрингс совершил чудо, и по мере заметного улучшения состояния своего здоровья Рузвельт жадно впитывал в себя информацию о штате Джорджия и о Юге вообще. Как только Рузвельт приезжал в Уорм-Спрингс, Холмс наряду с другими приглашался на ужин. Банкир прежде других почуял, что Рузвельт, бесспорно, не считавший их социально равными себе, не просто искал их общества. Вопросы Холмсу и характер их частных бесед становились все более и более целенаправленными, и в итоге у Холмса зародилось подозрение, что этот человек сделает попытку в 1928 году баллотироваться в президенты, что его вовсе не радовало, ибо Рузвельт казался ему гораздо левее его собственной политической линии. И банкир разрывался между личной привязанностью к этому человеку и неприязнью к его философским воззрениям.

В конце двадцатых Холмс уже стал лидером почти сотни членов законодательного органа штата, которые покровительствовали молодому адвокату из Маккрея Юджину Толмеджу и выступали против исполняющего обязанности министра сельского хозяйства штата некого Дж. Дж. Брауна, выстроившего себе нечто вроде политической империи за счет фермеров штата. Толмедж был не вполне управляем, но зато умел вести людей за собой и тем потряс воображение фермеров штата, которым нужны были как помощь со стороны штата, так и бесплатные развлечения политического характера. Холмс заметил, что, несмотря на разницу в общественном положении и мировоззрении, между Рузвельтом и Толмеджем было много общего. Для них обоих честолюбие являлось главной движущей силой, и Холмс не сомневался, что каждый из них сумеет добиться постоянной цели. А теперь небольшая гора, подле которой раскинулся городок Делано, пылала яркими красками осени, листва дуба, акации, а также то и дело попадающихся кленов сливалась с вечной зеленью сосен, и прозрачный воздух ранних ноябрьских дней наполнялся гармонией красок. Урожай был уже собран, и, как отголосок экономического бума, охватившего Америку в двадцатые годы, в атмосфере ощущался свежий ветер обновления и стабилизации. Фабрика работала три полных смены шесть дней в неделю, на железной дороге нанимали новых работников; чаще звучали звоночки механических касс в магазинах на Главной улице; в банке рос объем вкладов, и Хью Холмс полагал, что бывший школьный учитель Ирвин Диксон, по-видимому, вскоре станет первым вице-президентом банка. Благодаря руководству этого молодого человека, Холмс мог позволять себе более долгие отлучки для участия в сессиях законодательных органов, политических встречах и поездках за границу вместе с Вирджинией; и когда он возвращался на место, то находил все дела в полном порядке.

Но если процветание кого-то не затронуло, то в их числе оказались Джесс и Нелли Коулы и их сын Уилли. Все у них было зыбко и ненадежно, поскольку их существование зависело от состояния здоровья Джесса. Ему едва удавалось работать два дня в неделю на Идеса Брея, но большее он не часто мог себе позволить. Роберт, муж его сестры, когда только мог, доставал для него мелкие заказы на ремонтные и плотницкие работы, но чаще всего случалось так, что Джесс соглашался, принимался за работу, а потом заболевал и бросал ее недоделанной. Гордость не позволяла ему брать плату за невыполненный до конца заказ, даже если он уже затратил на нее какое-то время.

Нелли часто не выдерживала сроки стирки на белые семьи и из-за этого теряла заказчиков. Уилли мог найти лишь случайную работу, да и то за такую низкую плату, что в дом приносить было почти нечего. Только доброта Флосси и забота Кэрри Ли помогали Коулам хотя бы просуществовать так, чтобы душа не расставалась с телом. Уилли брал старое однозарядное ружье отца, и время от времени ему удавалось подстрелить кролика, это для них было единственное постное мясо, если не считать тех случаев, когда Кэрри или церковная община обеспечивали их индейкой на Рождество или День Благодарения. Мальчик сразу же чувствовал себя хорошо от того, что принес что-то на стол, и подобное событие мгновенно становилось ярким лучом во мраке, постепенно окутывающем их жизнь.

К осени 1927 года в жизни Уилла Генри настал если не мир, то покой. Оба убийства ушли в прошлое, а время, в основном, залечило личные душевные раны. Правда, случалось, что кто-то вспоминал о первом убийстве, и этого было достаточно, чтобы разбередить их и погрузить его на день в состояние умеренной депрессии, но подобное происходило все реже и реже.

Чувство тревоги, которое одолело Уилла Генри в один из понедельников ноября, когда он утром собирался на работу, казалось, не имело под собой никаких логических оснований, и он попытался приписать его остаточному эффекту давно забытого кошмарного сна. Но когда он приехал в участок, оно лишь усилилось и вовсе не рассеялось с началом рабочего дня. Вскоре после одиннадцати к нему в кабинет вошли двое, и какое-то провидческое прозрение подсказало ему, кто они такие. Вначале они подошли к окошку в приемной. Это были мужчина и женщина средних лет, худые и усталые, по-видимому, одетые в лучшую, воскресную одежду. Выглядели они, как брат и сестра.

Уилл Генри встал и подошел к окошку, положив руки на стойку, чтобы скрыть их дрожь. В животе у него словно что-то оборвалось. Ему захотелось в туалет.

– Доброе утро. Чем могу быть полезен?

Мужчина протянул сухую, жилистую руку.

– Моя фамилия Холт. Джулиус Холт. А это моя жена.

Уилл Генри и женщина кивнули друг другу.

– А я Уилл Генри Ли. Чем я могу быть полезен?

Мужчина вынул из кармана пожелтевшую газету и расправил ее. Усилием воли Уилл Генри заставил себя не смотреть.

– Мы пристраивали новую комнату к дому – у меня ферма неподалеку от Америкуса, в Плэйнзе, – и мы взяли у соседей старые газеты, чтобы проложить щели. И наткнулись на это.

– Почему бы вам не зайти ко мне и не присесть? – Он отворил дверь в кабинет и поставил для них два стула. Когда они устроились поудобнее, Уилл Генри все же заставил себя взглянуть на развернутую страницу. Заголовок гласил: «Молодой человек найден мертвым в Делано. Полиция пытается установить его личность». На газете стояла дата, относящаяся к первым числам февраля 1920 г.

– Похоже, это наш мальчик, Джеймс. – Мужчина достал фотографию. – Этот снимок был сделан больше, чем восемь лет назад, но у нас он единственный. – На нем были изображены трое сидящих на парадном крыльце некрашеного фермерского дома. Муж и жена чинно сидели на стульях; юноша устроился на ступеньке у их ног, свесив вниз худые ноги. Родители позировали перед аппаратом с застывшими лицами; мальчик улыбался. Не было ни малейшего сомнения, кто это. – Он уехал из дома в конце января 1920 года. Нас подкосил долгоносик, и Джеймсу предложили работу в Атланте. Он там так и не появился. И мы не получили от него никакой весточки. Власти, увы, немногим нам помогли.

Уилл Генри положил фотографию на стол и глубоко вздохнул. Он заставил себя посмотреть этому человеку прямо в лицо.

– Мистер Холт, миссис Холт, к сожалению, вынужден сообщить вам, что Джеймс похоронен здесь, на нашем городском кладбище.

Женщина стала глотать ртом воздух и вцепилась в ворот платья. Мужчина выглядел так, словно его ударили.

– Вы абсолютно в этом уверены? Посмотрите еще раз.

Уилл Генри подошел к столу и вынул из нижнего ящика дело. Заслонив телом вынутую папку, он нашел фотографию, на которой была снята крупным планом одна только голова юноши, и казалось, будто он спит. Закрыв дело, он перевернул его обложкой вниз и подал снимок отцу.

– Это ведь Джеймс, верно?

Муж и жена внимательно посмотрели на снимок. Из глаз женщины полились слезы и потекли по бледным щекам. Мужчина же выглядел так, словно его вновь ударили.

– Да, это Джеймс, – подтвердил он и вернул фотографию Уиллу Генри. Обнял жену и стал неуклюже ее утешать. Затем вновь обернулся к Уиллу Генри. – Как это случилось?

• Предыдущая
• 35/106
• Следующая