Великий поход - Белов (Селидор) Александр Константинович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/104
• Следующая

–Что?

Индра промолчал.

– Вот, значит, что поведал тебе тот чудак! – вздохнул воин. – Сумасшедшие и дети говорят на одном языке… Послушай, ведь он всё время предрекал нам место в колодце.

– Место рядом с собой, – пояснил мальчик.

– Теперь ясно зачем он туда залез, – понял Гарджа. – Что бы это значило? Болезнь? Войну? Ясно, что он говорил о могиле.

Индра пожал плечами:

– Нас ждут испытания. Но главное – быть в нужное время в нужном месте.

– Хорошие слова, – кивнул Гарджа, – запомни их. Правда ты кое что упустил.

Индра поднял брови и посмотрел на отца.

– Да, сынок. Речь шла именно о тебе. Он предрёк твою судьбу. Именно тебе следует быть в нужное время в нужном месте. Тогда всё само придёт. То есть ты будешь знать, что делать!

– Я это понял, папа.

Они помолчали. Свозя ногами грязь с раскисшей дороги.

– Ладно, пей свою сому. Раз уж нужно. Только мы как следует разведём её молоком, – решил Гарджа и снова развязал бурдюк. Индра посмотрел на содержимое фляги и отказался его пить.

– Не хочется что-то, – заупрямился ребёнок, – она горькая. Как-нибудь в другой раз.

Когда маруты ушли, последний оставшийся на площади человек заглянул в старый колодец.

– Эй! – крикнул он вниз. – Все ушли.

– Да? Почему же ты остался?

– Я хотел тебя расспросить кое о чём…

– А этот молодой воин тоже ушёл? – перебил сидящий внизу.

– Да, он тоже ушёл. Он понял всё, что ты ему сказал.

– Ты так решил?

– Уверен.

– Это хорошо. Как твоё имя?

– Дадхъянч.

– Послушай, Дадхъянч, помоги-ка мне вылезти.

Молодой риши скинул с себя плащ, скрутил его и опустил один конец в колодец.

– Ухватил? Поднимайся, я держу! – он упёрся босой пяткой в каменный обклад водяной ямы. Плащ натянуло и повезло в зияющее жерло. Дадхъянч чуть не полетел в грязь. Следом.

Снизу появилась сначала одна рука, обхватившая камень, потом другая и наконец лицо сумасброда.

– Это ты – Дадхъянч? – спросило лицо.

– Да, – с трудом ответил молодой риши, удерживая натянутый плащ.

Человек из колодца перемахнул через стену и оказался перед своим избавителем.

– А у тебя есть хвост дубоносого истукана? – спросил пророк с надеждой.

– И плавник усатки?

– Ясно, – разочарованно вздохнул сумасброд и с безразличием шагнул в сторону.

– Послушай! – крикнул ему вслед молодой риши. – Почему ты считаешь, что нам грозит гибель?

– Потому что бабка в дому!

– Ты выбрал не лучший способ сообщить о своём открытии.

Дадхъянч поплёлся следом. Он украдкой разглядывал этого странного человека. Вернее, его спину. Обёрнутую грубой медвежьей шкурой. По одежде пророк напоминал шудру.

– Куда ты идёшь? – вдруг спросил тот не оборачиваясь.

– За тобой.

– Разве я звал тебя?

– Да, так же как и других.

– Нет, – ответил человек в медвежьей шкуре, – с собой я не звал никого.

– Ну так позови! – крикнул ему Дадхъянч.

Колодезный крикун остановился, обернулся и посмотрел на своего выручателя, как на привязчивую муку. На зубную боль.

– Ты же сам этого хотел, – виновато сказал Дадхъянч.

– Ну, может быть, не именно этого…

Колодезный крикун вдруг скорчил рожу, растянул рот в безобразной улыбке, почмокал губами и скосил глаза. Дадхъянч воспринял увиденное равнодушно. Пророк вернулся к своим мыслям, отвлёкся от представления и поплёлся куда-то восвояси. Молодой риши увязался следом.

Они шли и молчали. Пророк иногда что-то выкрикивал и начинал неистово жестикулировать. Должно быть, он оживлял руками нахлынувшие мысли.

Через какое-то время человек из колодца заметил идущего рядом попутчика.

– Послушай, Дадхъянч, если бы ты не встретил Триту, чем бы ты сегодня занимался?

– Кого не встретил? – глуповато спросил бывший брахман.

– Я Трита, – заволновался пророк, – я, я, я!

– Сегодня тем же, чем и вчера. Познанием.

– Да? Познанием? Скажи, пожалуйста. Познанием, – пророк снова скорчил рожу, но его выходки нисколько не трогали Дадхъянча.

– А я, стало быть, твоя жертва? – уточнил Трита. – На пути познания?

– Но ты же сам назвал себя хотаром. Верховным жрецом того малыша. И колодец и ухмылки – что это, как не жертва?

Пророк метнул взгляд в глаза Дадхъянча, наткнулся в них на рассудительный покой и несгибаемую волю. Трита понял, что ему не отвертеться.

– Ладно, Дадхъянч, ну их к псам иносказания, ты всё равно мыслишь по обычаю. А Трита мыслит не так. Обычай – это я! – вдруг резко крикнул пророк. – Здорово, как считаешь?

Дадхъянч пожал плечами.

– Откуда я знаю про беды, про катастрофы, вот что хотел ты спросить? – Трита глубокомысленно вознёс глаза к небу. – Да пойми же, человек, здесь не нужны догадки. Всё открыто и так. Разве ты не видишь сам, что мы гибнем? Ну разве не видишь?

– Признаться, нет, – честно ответил молодой риши.

– Он не видит, что мы гибнем! – всплеснул руками Трита. – Тоже мне познаватель. Где борьба, я тебя спрашиваю? Где борьба за место под солнцем? Кшатрии зажирели. От безделья. Скотники только и думают, как бы свалить со своих трудов бесполезное воинство. Они уже забыли законы Ману. А матрии? Им подавай дом побольше да коров, да слуг. Ага. Зажиток они сделали достоинством. Зажаднели… – он умолк, придумывая какую-то выходку.

– Вот как! – просияв продолжил Трита. – Зажаднели матрии, зажирнели кшатрии…

Колодезный пророк выпятил пузо и надул щёки. Потом сразу посерьёзнел и сказал тихо, доверительно:

– Когда дрянь прозревает внутри, дрянь притягивается и снаружи. Вот хочешь верь, хочешь нет. Даже прыщ на носу не вскочит, если ты здоров нутром. Ага. Так что в скорости ждать нам ураганов, потопов, жары или чего похуже. Если, конечно, не придумаем, как нам поток вынести из самих себя.

– Какой поток? – насторожился Дадхъянч, подозревая приближение умной мысли.

– Великий поток, – уточнил Трита, расчёсывая лысину.

Они прошли квартал марутов и снова очутились на площади. Уже на другой площади, что разносилась коленчатыми улицами в разные стороны. Как ладонь пальцами.

– Промёрз я в этом проклятом колодце, – поёжился игривый человек. – Хорошо бы где-нибудь пристать и развести огонь.

– А где твой дом?

– У меня нет дома.

Дадхъянч приготовился услышать назидательную речь по этому поводу. Насчёт отсутствия дома. У него в уме даже очертилась подходящая мысль. Что-то про четыре стены и пространство духа. Однако Трита смолчал. Кривя рот и щурясь.

– А твой дом далеко отсюда? – спросил пророк немного погодя.

– Обхожусь пока без него. Несколько лет я жил среди зверей. Обучаясь у них закону – рите. Теперь определил себе жить среди людей. Так что собственные стены мне вроде как ни к чему.

– Тогда позаботимся о тёплой берлоге, пока совсем не стемнело.

Бродяги оставили позади Амаравати. Тропинка вела их в горы. Её намыло дождями и развезло беспокойным шагом тех, кто оставил что-то наверху, на перевале. Проще было идти по изросту пучковатой травы. Ноги упирались в её стойкую порасть, и путнику не грозило сокрушение на склон.

Гора напустила на идущих густой дымный сумрак. Мешая его с колючей россыпью дождя.

Риши достигли каменной долины. Всё. Лучшего места для ночлега трудно было желать. Дадхъянч пошёл за хворостом, а Трита принялся мастерить навес от дождя. Между двух громадных каменных глыб, облизанных дождём до блеска. Когда всё было готово, он скинул с себя тяжёлую, намокшую шкуру.

– Чтобы просушить моего медведя, понадобится много доброго жара!

Дадхъянч возился с трутом. Сушинка тлела, но огонь не брался.

– Для горения нужен воздух. Эти две стихии существуют неразрывно. А вот вода не нужна, – досадливо заметил молодой риши.

– Это смотря что ты собираешься зажечь, – заметил Трита, выжимая шкуру.

– Пока только костёр.

Дадхъянч почувствовал, что Триту повело на разговор. Эта тишина после прозвучавших в городе мыслей была словно пронизана движением его возбуждённой фантазии.

• Предыдущая
• 32/104
• Следующая